Газета День Литературы - Газета День Литературы # 67 (2002 3)

• Название: Газета День Литературы # 67 (2002 3)
• Автор: Газета День Литературы
• Жанр: Публицистика

---

Оба поэта воздвигли свой храм духа, озолачивают его купола. И высится он — видимый и незримый — между землёю и небом. Видимый — останется он здесь и будет побуждать у людей стремление достичь вершин духа. А незримый — однажды взмоет он в ослепительный зенит… Книжным же кирпичикам храмов их светлых надлежит встраиваться во вселенную духовных миров их читателей.

Виктор Смирнов “ЛИШЬ БОГ РАССУДИТ...”

* * *

Крути, крути, поэт, свою шарманку —

Звёзд и земли движенье повторяй!

Легко в пиру, да тяжело похмелье.

Крути, поэт, свой шар земной сильней.

И, загнанный пургою в подземелье,

Славь небеса шарманкою своей.

Крути, поэт, верти, гордясь, шарманку.

И пусть не бросит ни рубля никто —

С земли не трогай нищенскую шапку:

В ней вечность вьюгой зимней вьёт гнездо…

ОДИНОЧЕСТВО ЯБЛОНЬ

Мир убит и ограблен.

И сияет во мгле

Одиночество яблонь

На отчей земле.

Далей мёртвая залежь,

Золотой небосвод.

Собрались они замуж,

Но никто не берёт.

Дней бездарных проклятье.

И слезой в синеву

Подвенечное платье

Опадает в траву.

Лето ливнем отплакало.

Август, сколько, скажи,

Райских яблок нападало

В ад скорбящей души?

Сад судьбою ограблен.

И страшит, как погост,

Одиночество яблонь

Под соцветьями звёзд…

* * *

Ты в дом вошла, вселенски хлопнув дверью,

Ты, как звезда, в мой мрачный Дух сошла.

И ты сожгла во мне всю тьму неверья,

И веру всю своим огнём сожгла.

И сразу стал я диким, нелюдимым,

Ища приют на кладбищах земли.

Мой Дух сиротский уносился дымом

Туда, где тлело дворище зари.

Я видел лик твой в глубине колодца

В объятьях тьмы, в сиянье синевы.

Мир без тебя стал, словно мир без солнца,

Без речки, без берёзы, без травы.

Меня, как звери, злые сны ловили

И рвали сердце, и струилась кровь.

Ночь без тебя, как будто ночь в могиле,

Дышала глиной, тяжкой, как любовь.

И чудилось, что я повержен битвой,

Что я — лишь тлен средь звёздных крыл тугих.

Стоял я на коленях — и молитвой

Спасал себя от чёрных чар твоих.

А ты была безликой берегиней,

Берёзой белой совесть берегла.

А ты была небесною богиней,

И золотой змеёй во мху была.

Ты шла — и ночь послушно шла на убыль,

Ты шла — и мир сжигал пожар любви.

И жизнь свою, как на болото шубу,

Я лихо бросил под ноги твои…

* * *

Минуя солнце и минуя сенцы,

Минуя лунное седьмое дно,

Приходит Слово. И стучится в сердце.

И с ним приходит Смерть. Стучит в окно.

Я слышу: по щенятам воет сука —

Их утопили в сажелке вчера…

Спокоен я. И слушаю два стука.

И так легко мне, словно с плеч гора.

Спокоен я. Два зова будут длиться

Средь обретений звёздных и потерь.

Два гостя. И кто первым достучится,

Тому открою. Сердце или дверь.

* * *

Из окон — сатаны — дыханье смерти.

Он — рядом. Бог спасенья — далеко…

Попасться просто в дьявольские сети,

А вырваться оттуда нелегко.

О, силы зла! Они под сенью кровли

Ждут человека слабого — меня.

И вот бежит паук на запах крови —

И жалко бьётся в нетях жизнь моя.

Мерцает огнь крылатый на плотине.

И зябнут травы, солнца лишены.

И тонет меч духовный в паутине,

Как в луже — серебристый луч луны.

Кричит в лесу встревоженная птица.

Ромашка гаснет, не успев отцвесть.

И, если силы есть перекреститься,

То значит, верить в Бога сила есть…

* * *

Бросая свой вызов жестокой судьбе,

Где ключ мой от счастья утерян,

"Чем хуже, тем лучше!" — твержу я себе,

Хоть в этом совсем не уверен.

Мир хвастал горами, морями манил,

Но страсти терпя, как напасти,

В траве, что бушует средь отчих могил,

Ищу я свой ключик от счастья.

Мир громом речей соблазняет опять,

Но, вечной пленён тишиною,

Лишь тут свою долю я буду искать,

Покамест не стану травою…

* * *

Кто я? А всего лишь Смирнов.

Скорбя и любя в одиночку,

В безбрежное море стихов

Бросаю смоленскую строчку.

Быть может, она допоёт

Крестьянскую песню про сенцы.

Быть может, она доплывёт

До самого чёрного сердца.

И высветит правду стези,

Где счастье людское хромает.

Быть может, моей лишь слезы

В том море как раз не хватает…

* * *

Со стен глядят отца и деда снимки —

И словно говорят: "Не спи, поэт!"

Из форточки в лицо летят снежинки —

Ночного неба песенный привет.

И прошлое глядит в глаза упрямо,

Ввергая сердце в бездну чар, чудес.

И чудится: сидит за прялкой мама,

Спустившаяся медленно с небес.

Сидит вся в белом, словно на опушке,

Бросая блики лунные кругом.

Весенний снег, порхающий в избушке,

На небо возвращает колесом.

Стою, застыв от чуда у окошка,

Ловлю губами чей-то смех и снег.

И вижу, как с клубком играет кошка,

Забыв про тёплый на печи ночлег.

И чудится: в углу проснулось детство.

Как зябко Духу! Тьма черней ворон.

На ходиках, оставшихся в наследство,

Подтягиваю гирю всех времён.

Порхает снег над Русью, над ручьями,

Но слышу крики к ним летящих птиц.

И прямо в душу белыми ростками

Картошка лезет между половиц.

И заболею я ростками теми.

И, блудный сын крестьянского двора,

Я запашу картошку в злую темень —

И грянут всходы солнца и добра!

* * *

Пусть одинок я — так отрадно стало

Глядеть с крыльца, тая в душе любовь:

Втекает тихо крохотное стадо

В деревню с вечереющих лугов.

Следить, как брызжет молоко из вымени,

Когда мычит кормилица во мгле.

И подавлять врагов раскатом имени,

Его гулять пуская по земле…

* * *

Весь изболевшись о родном селе,

Я, как трава под инеем, седею.

И, жалкий смертный, жизнь ношу в себе,

Прав не имея расставаться с нею.

О, золотого заморозка злость!

О, тихое отеческое поле!

И Дух мой скорбно зябнет на приколе,

На лютой стуже меж миров и звёзд.

Но и оттуда, где судьбу мою

Колышет ветер, словно пламя свечки,

Тяну я руки к вечному огню,

Что мечется в последней русской печке…

* * *

Не убивайте, мужики, цыгана —

Пусть он с конём своим, своим ножом

Попляшет в чистом поле утром рано

При всём честном народе неживом.

Цыганке дарит песни он и крали.

Простите вы его средь бела дня:

В стране родимой Кремль уже украли,

А вы цыгана бьёте за коня.

Смотрите: мир крестьянский весь угроблен,

А это вор, поверьте, парень свой.

Не поднимай, мужик, свою оглоблю —

Смотри: кровавой плачу я слезой.