Денис Субботин - Ларец Самозванца

• Название: Ларец Самозванца
• Автор: Денис Субботин
• Жанр: Исторические приключения

Правление царя Дмитрия Иоанновича (под таким именем он венчался на царство и кем бы он ни был, так его и должно называть) — одна из самых таинственных и странных страниц в истории России. Достаточно сказать, что проправив около года, он не сделал ничего из того, в чём его обвиняли после смерти, но лишь начал то, что потом продолжил Пётр Великий. Странно ведь, право же, что одного за это — убили, безжалостно растерзали, а второго — возвеличили. Кто же таков царь Дмитрий? Последний законный государь, Рюрикович? Самозванец-расстрига? Польский или французский, литовский или шведский авантюрист? Своим романом я не ставлю задачи раскрыть эту тайну, хотя сам верю в законность его притязаний. Государь проходит в нём тенью, лишь изредка обретая плоть в диалогах с героями книги, в их воспоминаниях и разговорах. Увы, для полноценной книги о его жизни у меня нет и не может быть материала. А хотелось бы… Фигура великолепная! Вообще, начало семнадцатого время — период Первой Смуты (закончившейся с воцарением Дмитрия), да и Второй (закончившейся воцарением Дома Романовых) выдвигает в первые ряды множество знаковых, ярких и героических фигур. Здесь и Дмитрий, здесь и Скопин-Шуйский и Басмановы и князь Мстиславский. Ляпунов, Трубецкой, Заруцкий! Пожарский с Мининым опять же… Годунов! На их фоне свергнувший Дмитрия князь Василий Шуйский кажется мне карликом. Карлик, впрочем, оказался опасен, ибо бил исподтишка! Этого не поняли ни Борис Годунов, ни Дмитрий. А меж тем, оба они — в прямом смысле — пали от его руки. Годунова отравили и историки полагают, что это сделали Шуйские (а их глава — Василий Шуйский). В смерти последнего Рюриковича впрямую повинен Шуйский! В романе я, увы (ибо писатель должен быть беспристрастен, а историк — вдвойне), не отрекаюсь от своей лютой ненависти к этому человеку. Он, а не Дмитрий повинен в шестилетней Великой Смуте, в интервенции и нависшей над Россией гибелью! И если России удалось спастись, то не благодаря, а вопреки своему царю. Незаконному царю! Увы, у нас так часто к власти приходят люди, недостойные нести столь тяжкий крест…

---

Настал черёд пана Романа играть желваками.

— Я рискну! — тихо, но твёрдо сказал он через некоторое время. — Положусь ну твою лыцарскую честь, да не порушу своей!

Кирилл криво усмехнулся.

— Зря ты это, пан Роман! — вполне дружелюбно сказал он. — Ну, ладно! Поговорили, да и хватит! Павло!

Стрелецкий полусотник последние мгновения сидел мрачным, насупленным. Повинуясь слову сотника, он вскочил на ноги. Его громовой рык мало чем уступал рыку пана Анджея… И от слов его мороз пошёл по коже.

— Стрельцы!!! — прокричал Павло. — Фитили пали!

И тут-то стало ясно, почему за столом было так мало здоровых московитов. Вовсе не потому, что их мало осталось. Просто два десятка стрельцов, голодных и трезвых, а потому — очень злых, просидели почти весь пир на двух протянувшихся вдоль зала открытых галереях. Галереи эти были подвешены под самой крышей, и с них простреливался весь зал. Судя по тому, что дымки оттуда пошли густо, наверху засели сплошь молодцы с огненным боем. Ну, и по сколько пищальных пуль приходилось на каждого из десяти бойцов, оставшихся под рукой пана Романа? А сколько его казаков способно было взяться за саблю с правильной стороны? После того, как было выпито две-три бочки доброго вина и один Бог знает сколько пива и браги?!

— Твою мать… — в бессильной ярости прошептал пан Роман. — Ах ты ж… предатель!

— Я — осторожный! — гордый собой, возразил Кирилл. — Потому за тобой и послали — МЕНЯ!

— Князь Михайла Васильевич плохих сотников не держит! — поддакнул Павло Громыхало. — А впрочем, ты, наверное, это уже понял!

Пан Роман промолчал…

4

Сказать, что долго стояли так, всё же нельзя. Никаких сил не хватило бы, чтобы долго стоять. Все были слишком пьяны для того, чтобы долго сдерживаться. Оружие же никто не складывал…

— Постой-ка, сотник! — мрачно сказал пан Роман. — Прежде всего, я клянусь тебе, что узнал правду совсем недавно; незадолго до того, как вернулся в зал. Это — прежде, чем я скажу тебе правду.

— Какова же правда? — коротко взглянув на него, поинтересовался Кирилл. Рука его опасно напряглась на рукояти сабли.

— Ларец нашёлся! — бестрепетно взглянув ему в глаза, сказал пан Роман. — Я готов обменять его на свободу для боярыни Татьяны!

— Вот и верь после этого ляхам! — гулко хохотнул Павло, не забывая, впрочем, пристально следить за сидящим напротив Андреем Головнёй. — Ты ж перед иконой божился, сволочь!

— Если ты или кто-то ещё считает меня лжецом, я готов с саблей в руке постоять за свою честь! — угрюмо возразил пан Роман. — Клянусь всем, что для меня есть свято, клянусь собственной душой нетленной, я не знал, что ларец нашёлся! Мой отрок, Мариус, нашёл его в келье под чердаком. Он и не подумал сказать мне… да и сам узнал недавно. Не думаю, что ты не догадываешься о причинах его нелюбви к московитам, сотник!

Кирилл криво усмехнулся.

— Значит, ларец на бабу! — негромко подвёл он итог. — Что ж… Равноценный ли обмен, я судить не могу. Но ты, пан… Ты-то как будешь жить, разменяв честь на любовь? Ведь ты слово своему самозванному царю давал!

— Давал! — угрюмо сказал пан Роман, заметно побледнев. — Клялся! Думаю, ТАМ, потом, мне припомнится это. Но… Я не могу предать и Татьяну! Неужели ты, сотник, сам благородных кровей поди, не понимаешь меня?!

— Нет, не понимаю! — честно признался Кирилл. — Баба, она и есть — баба! Другое дело — мать там, сестра, дочь… Жена, в конце концов! Хотя жену можно и новую обрести, а мать — вряд ли. Ну а тебе-то чего честь свою поганить? Ради чего? Ради того, что через несколько лет истает как дым от огня? Ради её, которая лет через десять превратится в дряхлую, загнанную кобылу, не достойную и взгляда в свою сторону? Ты ради неё слово рушишь? Ну…

— Марек! — бледный и решительный, громко окликнул отрока пан Роман. — Марек, неси сюда ларец!

Марек был недоволен. Очень недоволен! Но спорить сейчас с паном Романом было совершенно бесполезно. К тому же, с галерей по-прежнему пристально следили за литвинами чёрные зрачки пищалей. В таком состоянии порыпаешься, пожалуй!

Марек искусал себе все губы, пока шёл до дверей. Казалось, идти медленнее нельзя… И он всё ждал, что господин остановит его, скажет, что пошутил. Нет, ну нельзя же так быстро сдаваться! Лучше погибнуть с честью, чем жить в бесчестье. Пусть об этом бесчестье никто не узнает… Но сам ты будешь знать! И как же жить дальше?!

— Я помогу тебе, Марек! — предложил Яцек.

Марек только коротко кивнул. Помогай… ларец и впрямь тяжёлый…

Они вдвоём еле выволокли его из-под нагруженной утвари и, надрываясь, поволокли обратно.

— Тяжёлый! — процедил сквозь зубы Яцек.

Марек промолчал вновь. Для него сейчас тяжесть была в десять крат большей. Ещё бы! Ведь с каждым шагом к залу он приближал бесчестье пана Романа…

Сто двадцать шесть шагов оказалось до дверей в зал, услужливо распахнутых московскими ратниками — Марек считал. И ещё два десятка коротких, медленных шагов — до помоста.

— Ну, что ты плетёшься, как черепаха?! — резко одёрнул его московит из стрельцов. — Двигай ногами, рохля!

Марек так яростно сверкнул на него глазами, что даже этот стрелец, огромный и наглый, проглотил следующую фразу, рвущуюся наружу. Страшен был взгляд Марека! Просто страшен!

…Ларец, звонко ударившись оковкой о доски помоста, встал твёрдо и нерушимо.

— Вот он! — хмуро сказал пан Роман, до белизны сжав кулаки.

Кирилл озадаченно посмотрел на ларец. Невелик — меньше полу сажени в длину, ещё уже в ширину. Окован железом, а не серебром или златом, как ожидал сотник. Две скобы — там должен быть замок… Только вот не было его!

— А почему он открыт? — с внезапно вспыхнувшим подозрением спросил он у пана Романа. — Почему ларец не на замке?!

Проклятый, лживый пан очень натурально изобразил испуг и изумление. Даже первым рванулся открывать крышку… Ну, да тут Кирилл его обогнал, так саданув плечом, что далеко не слабый пан Роман отлетел на шаг в сторону.

Крышка, лязгнув, открылась, бесстыдно обнажив чрево ларца. Пустое чрево!.. Почти пустое.

— Так! — растерянно процедил Кирилл, разглядывая маленькую книгу в медной обложке, одиноко и сиротливо лежащую на дне. — И где это?

— Это — что? — пану Роману каким-то чудом удалось удержаться от того чтобы отвесить челюсть до пола.

— Грамота!!! — яростно заорал Кирилл. — Грамота, письмо вашему королю! Продажная, на землю русскую! Заклад нашей веры!

— Не знаю! — пожал плечами пан Роман. — Клянусь, я не ведаю, что лежит… лежало в ларце. Может, только эта книга и лежала? Ведь я везу её не королю Жигмонту, а — князю Василию Константиновичу Острожскому, воеводе киевскому. Ему-то, зачем твоя земля?

— Не моя — русская! — зло ответил Кирилл. — Нет, не может быть здесь только книги. Должно быть письмо! Письмо с закладом! С Новгородом, со Смоленском, с северской землёй! Ведь вор ваш, Дмитрием прозывающийся, он же предатель и земли нашей расхититель!

Пан Роман, с трудом сдерживая усмешку, повёл плечами:

— Не ведаю! Может, разбойники ту грамотку спалили…

— А может, ты перепрятал! — тихо, с явной угрозой сказал Павло Громыхало. — Сотник, да ты ж посмотри! Он издевается над тобой, проклятый лях!

Пан Роман уже устал напоминать, что он не лях. Ещё раз — не стал.

— Я уже говорил, что готов ответить перед любым, кто сомневается в моём честном слове! — тихо, с расстановкой сказал он. И даже вздрогнул, когда блестящее лезвие остро отточенной сабли сотника просвистело в пяди от его носа.

— Я! — яростно выкрикнул Кирилл. — Я сомневаюсь!

Кончар лишь на пару мгновений задержался в ножнах. С противным скрежетом и совсем не звонким отзвуком встретилась сталь со сталью.

— Где и когда? — коротко осведомился пан Роман.

— Здесь и сейчас! — решительно ответил Кирилл. — Не то ведь сбежишь… Тебе на слово веры нет!

— Но победитель получает всё! — напомнил пан Роман.

— И бабу, и ларец, и всё его содержимое, былое и нынешнее! — на всякий случай, уточнил Кирилл.

— Согласен! — кивнул пан Роман. — Но я клянусь тебе, никаких бумаг ни я, никто из моих людей не брал! Марек! Я не лгу?.. на этот раз!

— Я даже не открывал его! — обиделся Марек. — Как бы я мог!!!

Несколько мгновений сотник как будто колебался. Слишком явственной была обида на лице пана Романа. Слишком решительно он отрицал свою вину… Но верить ляху? Ни за что!

— Начнём же! — хриплым от ненависти голосом предложил Кирилл.

5

Не ждите красивого боя от мастеров. Когда их двое, они чересчур осторожны, движения их скупы и выверены, ударов мало, а исход решается не в красивой сече, а одним ударом, нередко — одной ошибкой. Чаще всего, бой такой длится около четверти часа, притом большее время два поединщика просто кружатся на месте, не спуская друг с друга взглядов… Так было и на этот раз.