Денис Субботин - Ларец Самозванца

• Название: Ларец Самозванца
• Автор: Денис Субботин
• Жанр: Исторические приключения

Правление царя Дмитрия Иоанновича (под таким именем он венчался на царство и кем бы он ни был, так его и должно называть) — одна из самых таинственных и странных страниц в истории России. Достаточно сказать, что проправив около года, он не сделал ничего из того, в чём его обвиняли после смерти, но лишь начал то, что потом продолжил Пётр Великий. Странно ведь, право же, что одного за это — убили, безжалостно растерзали, а второго — возвеличили. Кто же таков царь Дмитрий? Последний законный государь, Рюрикович? Самозванец-расстрига? Польский или французский, литовский или шведский авантюрист? Своим романом я не ставлю задачи раскрыть эту тайну, хотя сам верю в законность его притязаний. Государь проходит в нём тенью, лишь изредка обретая плоть в диалогах с героями книги, в их воспоминаниях и разговорах. Увы, для полноценной книги о его жизни у меня нет и не может быть материала. А хотелось бы… Фигура великолепная! Вообще, начало семнадцатого время — период Первой Смуты (закончившейся с воцарением Дмитрия), да и Второй (закончившейся воцарением Дома Романовых) выдвигает в первые ряды множество знаковых, ярких и героических фигур. Здесь и Дмитрий, здесь и Скопин-Шуйский и Басмановы и князь Мстиславский. Ляпунов, Трубецкой, Заруцкий! Пожарский с Мининым опять же… Годунов! На их фоне свергнувший Дмитрия князь Василий Шуйский кажется мне карликом. Карлик, впрочем, оказался опасен, ибо бил исподтишка! Этого не поняли ни Борис Годунов, ни Дмитрий. А меж тем, оба они — в прямом смысле — пали от его руки. Годунова отравили и историки полагают, что это сделали Шуйские (а их глава — Василий Шуйский). В смерти последнего Рюриковича впрямую повинен Шуйский! В романе я, увы (ибо писатель должен быть беспристрастен, а историк — вдвойне), не отрекаюсь от своей лютой ненависти к этому человеку. Он, а не Дмитрий повинен в шестилетней Великой Смуте, в интервенции и нависшей над Россией гибелью! И если России удалось спастись, то не благодаря, а вопреки своему царю. Незаконному царю! Увы, у нас так часто к власти приходят люди, недостойные нести столь тяжкий крест…

---

Внезапно, раздался оглушительный треск ломающихся веток, и из кустов выдвинулось что-то… или выдвинулся кто-то. Грязи на этом «ком-то» было налеплено несколько слоёв, которые шумно и не слишком приятно для глаз отваливались от самых неожиданных мест. На лице, а это всё же было лицо, человеческое лицо, более-менее свободными от грязи оставались лишь только глаза… Голубые глаза, сверкающие неукротимо, яростно, угрожающе для всего живого…

— Дмитр… — изумлённо прошептал Михайла Турчин, забыв даже смахивать кровь из рассечённого лба. — Атаман!!!

Тут и Кирилл признал своего воина и радостно шагнул ему навстречу, бесстрашно и бестрепетно распахивая руки для объятия.

— Что — уже всё?! — возмущённо и обиженно прорычал Дмитр. — А мне — ни одного не оставили? Ну…

Наверное, умей атаман плакать, он бы расплакался, столько обиды было в его голосе.

— Извини, Дмитр! — с лёгкой, дружеской усмешкой сказал сотник, всё же передумав обнимать его. — Не было возможности тебя дождаться… Ты бы помылся, что ли… Где ты там валялся?!

— Было где! — угрюмо ответил атаман. — Ужо б я тех, кто меня там бросил… Сволочи! Так вы всех перебили?

— Может, кто и остался! — нетерпеливо ответил Кирилл, уже другим занятный. — Ты сундук видел?

— Какой сундук? — тупо переспросил Дмитр, слишком занятый своими переживаниями, чтобы задумываться ещё и о бедах своего командира.

— Сундук. Сундучок! Ларец! Я не знаю, во что Самозванец бумаги положил! Мне сказали — ларец!

— Ларец и сундук — это разное! — нудно сказал атаман.

— Так ты видел ларец? Или сундук! — уже сердиться начал Кирилл.

Дмитр задумался. Думал он долго и мучительно, морща лоб, двигая бровями и ушами…

— Нет, не видел! — внезапно, решительно возразил он. — Не было никаких сундуков! И — ларцов! Даже ларчиков или шкатулок не было! Только люди!

Кирилл помрачнел, даже широкие плечи его стали казаться уже, когда он их опустил. Он так расстроился, что даже не отреагировал на радостный визг Татьяны, когда она, наконец, очнулась и нашла в себе силы заключить в объятия своего любимого — пана Романа.

— Собираемся! — приказал он едва слышно.

Ну, это он размечтался. Выступить удалось не раньше полудня…

6

Дорогу назад лучше и не описывать — в здравом рассудке не представить все трудности, которые пришлось испытать отряду, прежде чем он выбрался на твёрдую почву… Кроме самих себя, очень усталых, пусть и способных передвигаться, воины несли раненных и тела погибших товарищей. Тут ничего не поделаешь — не оставлять же их на растерзание падальщикам болотным! Идти же по болоту, по самой топи, неся на плечах дополнительный груз, это почти что смерти подобно. И ведь болото — не вода, переправиться через которую возможно с помощью каких-нито средств. Волокуши из веток, придуманные паном Анджеем и активно поддержанная поначалу воинами, отказались плыть по воде, пока была вода и лишь тормозили движение, особенно в болотине, быстро облипая грязью и заставляя людей тратить последние силы только на то, чтобы сдвинуть их, многопудовые, с места. Впрочем, как-то удалось пройти до тех мест, где жидкая грязь резко переходила в мох, упругий, пружинящий… выматывающий похуже похода по жидкой, ледяной грязи! Но даже и здесь сделать остановку было невозможно. Даже и здесь ещё было опасно останавливаться… А Марек, вознамерившийся нарвать несколько болотных, необычной красотой красивых цветков для оставшейся в монастыре Зарины, с головой ухнулся в хитро замаскированную лунку. Еле вытащили его!

— Что, нарвал цветочков? — не удержался от язвительного вопроса Яцек.

О, Яцек теперь был герой! Получив царапину в бою, он теперь щеголял перевязанной рукой, и на этом основании шёл налегке… Раненным и так приходилось тяжелее остальных, ибо сил у них осталось ещё меньше, чем у остальных.

Марек всю оставшуюся дорогу шёл мрачный. Мокрыми и грязными были все — не только он. Даже боярыня Татьяна, на что уж красавица, выглядела пугало пугалом… Ну, по крайней мере, для всех, кроме пана Романа, который продолжал ворковать и прыгать вокруг неё, словно курица вокруг цыплёнка. Тьфу, противно смотреть, как гибнет слава всего конфидентского войска князя Вишневецкого!

А болото всё тянулось и тянулось, не было конца и краю его пружинистому насту… Нет, вот — показался!

— Господи! — истово перекрестившись, прошептал несказанно обрадованный Прокоп. — Да неужто — всё?!

Люди выходили на берег, и тут же падали — сил сделать хотя бы несколько шагов к воде, где уткнулись носами в берег две лодки, уже не осталось.

— Будь я проклят, если встану раньше, чем через полчаса! — скрежеща зубами от усталости, простонал пан Роман. — Госпожа моя, как ты?!

Татьяна лежала пластом, как мёртвая — уткнувшись лицом в мох и не шевелясь. Впрочем, мгновение спустя она показала, что вполне жива… Вдруг тишину разорвал дикий визг, поднявший на ноги всех, кто мог встать. Окружённая кольцом из вооружённых мужчин, Татьяна, заикаясь и тыкая пальцем перед собой, с ужасом выговорила:

— Там… Там… Там…

Склонившийся над местом, в которое тыкала Татьяна, пан Роман не увидел ничего ужасающего и повернулся несколько растерянно.

— Что — там?

— Там — червяки! — всхлипнув, прошептала женщина. — А я их — боюсь!

Большинство удовлетворилось этим объяснением. Баба, что с неё взять-то! Некоторые, однако, признавая, что баба имеет право повизжать якобы от страха, сходились во мнении, что визг этот тоже должен звучать своевременно. Но не сейчас — когда все слишком устали, чтобы защищать слабонервных баб от вымышленных опасностей.

Единственный, кто сочувственно отнёсся к страданиям Татьяны, был сам пан Роман. Он даже рыбачить не рыбачил никогда, потому как брезговал бесхребетных тварей с подлым именем червяк. Вот и сейчас, глядя, как перекатывают свои розовато-белые тела червяки на ладони у Марека, он с трудом сдержал тошноту. А Марек как назло заигрался с ними, весело гогоча, когда какой-нибудь из его «пленников» наткнувшись на непреодолимую преграду, начинал вжиматься сам в себя и полз в другую сторону.

— Слышь, Яцек! — весело и звонко окликнул Марек приятеля. — А представляешь, у него жопа там же, где и рот! Одной дыркой и гадит, и жрёт!

Доверчивый Яцек вздрогнул и поспешно заткнул уши.

— Я не желаю тебя слушать! — громко провозгласил он. — Мы скоро обедать будем, а с тобой весь аппетит испортишь… На всю оставшуюся жизнь!

В другое время Марек не отказал бы себе в удовольствии поиздеваться над приятелем, громко и внятно перечислив ему все гадости, которые приводили того в ужас. На этот раз, однако, рот пришлось захлопнуть — пан Роман показал своему оруженосцу огромный кулак и Марек правильно понял этот жест. Ещё слово, и подзатыльником дело не обойдётся. Впрочем, ведь не обязательно же делать гадости вслух. Усевшись перед Яцеком, Марек начал говорить беззвучно, шевеля губами. Яцек поспешно зажмурился… Что и требовалось по плану Марека. Горсть червей, по-прежнему бывшая в его руке, была немедленно высыпана за шиворот Яцеку… и вопль бедного оруженосца второй раз за краткое время вздёрнул на ноги измученных людей.

Попробуй, пойми, с чего это вдруг Яцек, размахивая руками и крича без передыху, пляшет на одном месте. Вроде и беды никакой нет, и врага рядом не видно…

Марек, конечно, повеселился. Но, как и после любого веселья, последовала быстрая и короткая расплата. Как только Яцеку помогли очиститься от червей, пан Роман решил применить последнее средство перевоспитания распоясавшегося юнца, хотя для этого и пришлось распоясаться… Марек орал и пытался вырываться, но — второй раз за три дня — его задница была превращена из тощей и розовой во вздувшуюся и полосатую. Яцек был удовлетворён. Марек скрежетал зубами в бессильной злобе.

А час, обещанный для отдыха, минул слишком быстро. Никто толком не отдохнул… другое дело, что никто не возражал, когда сотник Кирилл Шулепов приказал грузиться в лодки. Впереди ждал НАСТОЯЩИЙ отдых в монастыре, горячая еда и крепкое питьё. Может, и бабы разбойничьи! Вот только доплыть быстро не получилось. Помешал странный туман, посреди дня покрывший воду на высоту сажени.

— Вот пальнёт сейчас Павло, не разобравшись-то! — пробурчал Прокоп, на крайний случай вздевая шелом. Как будто, буде в лодью попадёт ядро, он выплывет в доспехе!

Монастырь выплывал из тумана огромной, чёрной громадой… второй раз за несколько часов. И опять все были мокрые, но теперь ещё и грязные. И опять был страх, ожидание грядущих выстрелов… У полусотника, по подсчётам Кирилла, оставалось под рукой как раз пять-шесть десятков воинов. Завидев перегруженные людьми лодки, вряд ли он станет долго разбираться — выстрелит! Вот и выплывай потом, в пудовом зерцале или моментально намокающем войлочном тегиляе…