Борис Володин - Мендель

• Название: Мендель
• Автор: Борис Володин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1968

---

Не был. В эти дни никого из посторонних в Даун не допускали. Тяжело болел он сам — тогда еще маленький — Леонард. Считалось, что он при смерти. Дом был превращен в лазарет, и отцу было не до визитеров.

Кстати, достаточно большое число людей знало, что Дарвин не благоволил к людям в униформе Службы Спасения душ.

Мендель не посещал Дарвина и не посылал ему оттиска.

…Что остановило Менделя?

Незнание английского языка?…

Слишком яркое сияние дарвиновой славы?…

Нелюбовь Дарвина к представителям церкви?

Может быть, злобное шипение из епископской передней, где Мендель из-за своих вольных замашек был не на самом лучшем счету?… Хоть труды Чарлза Дарвина и не попали в «Индекс запрещенных книг» — там числилась лишь «Зоономия» его деда, Эразма Дарвина, но и в 1862 году, еще до издания «Силлабуса» материализм, рационализм, натурализм все равно подлежали анафеме. В епископской канцелярии наверняка узнали бы о попытке вступить в сношения с крамольным англичанином. И это сочли бы еще худшим грехом, чем светлый мирской костюм, надетый им в путешествии. А впрочем, нет свидетельств, которые говорили бы, что он действовал с оглядкой на епископат. И все же, если и сыграла здесь роль боязнь, то это, пожалуй, была боязнь не перед собственным начальством, а перед Дарвином. То была боязнь услышать строгий приговор от инстанции, столь высокой для него самого и для его друзей по Ферейну естествоиспытателей. Ведь он-то понимал, какой вопрос им затронут!…

…А вообще-то известно лишь одно: Дарвин оттиска не получал. Оттиск получил Нэгели, считавшийся среди ботаников звездою первой величины.

Молчание длилось три недели, пять, семь.

И вдруг — через два месяца — Мендель получил ответ! Сам Нэгели обратился к нему со словами: «Дорогой коллега!»

«Мюнхен, 27 февраля 1867 года

…Мне кажется, что опыты с горохом не завершены. Строго говоря, их следует начать сызнова. Ошибка всех новичков-экспериментаторов в том, что по терпеливости они далеко отстали от Кельрейтера и Гертнера, однако я с удовлетворением отмечаю, что Вы не впадаете в эту ошибку и идете по следам обоих Ваших знаменитых предшественников. Но Вы должны их превзойти, и, по моему мнению, это возможно. Однако в учении о бастардах можно сделать шаг вперед только в том случае, если опыты с объектами будут исчерпаны по всем направлениям.

Такого полного ряда опытов, который дал бы неопровержимые доказательства и возможность прийти к важнейшим заключениям, у нас вообще не имеется. И если у Вас есть в запасе семена потомков Ваших бастардов, которые Вы не собираетесь посеять, я с готовностью посадил бы их в своем саду, чтобы в иных условиях испытать, сохраняется ли константность. Я хотел бы прежде всего получить АА и аа (потомство Аа), АВ, ab, АЬ, аВ (потомство АаВЬ) и просил бы Вас, — конечно, если это представляется Вам возможным — прислать семена в ближайшее время, указав точные данные об их происхождении. Выбор их я, конечно, представляю на Ваше усмотрение и хочу заметить лишь, что у меня не слишком много свободного времени и не слишком много свободного места.

Я не берусь обсуждать прочие пункты Вашего сообщения, ибо, не зная всех подробностей постановки опытов, мог бы судить лишь абстрактно-предположительно.

Ваши намерения включить в группу Ваших опытов и другие растения — превосходны, и я убежден, что у других различающихся форм Вы получите относительно наследования признаков существенно иные результаты. Особенно желательно было, если б Вам удалось получить гибридное потомство от ястребиной, ибо их потомство через короткое время может дать наиболее демонстративные промежуточные формы…

К сожалению, искусственное опыление у них практически почти невозможно. Лучше всего было бы иметь такие растения, у которых пыльца абортировала бы (что порой имеет место) или если бы эту неудачу можно было бы вызвать искусственным путем. У Cirsium [62] происходит то же самое.

Я охотно обременил бы Вас просьбой о присылке ястребинок из Вашей местности, и однако, так как, по Вашим словам, Вы редко выходите на экскурсии, остерегаюсь затруднить Вас, С величайшим уважением

преданный Вам

К. Нэгели».

Можно ли было ожидать большего счастья? И он тотчас же ответил радостно:

«Милостивый государь! Приношу искреннюю благодарность за любезно присланные труды. Больше всего привлекли мое внимание работы: «Образование бастардов в мире растений», «О произведенных растительных бастардах», «Теория образования бастардов», «Промежуточные межвидовые формы растений», «Систематический обзор ястребиной в отношении промежуточных форм и границы v видов». Серьезная разработка учения о бастардах с современных научных позиций мне кажется в высшей степени желательной. Еще раз благодарю Вас!

Относительно статьи, которую Ваше Благородие любезно приняли, мне кажется необходимым добавить следующее. Опыты, о которых в ней говорится, проводились с 856 по 863 год. Мне было небезызвестно, что полученный результат нелегко согласовать с нынешним состоянием науки и что в этих условиях опубликование одного изолированного эксперимента вдвойне рискованно как для экспериментатора, так и для вопроса, им защищаемого. Мои усилия были направлены прежде всего на то, чтобы сделанные на Pisum наблюдения проверить опытами на других растениях. При еще большем числе скрещиваний, предпринятых в 863 и 864 годах, я убедился, что нелегко найти растения, которые пригодны для обширного ряда опытов, и в неблагоприятном случае могут пройти годы без достижения желаемого результата. Я старался организовать контрольные опыты, для чего изложил на собраниях местного Общества естествоиспытателей опыты с Pisum. Как и следовало ожидать, я столкнулся с весьма разноречивыми мнениями, однако никто не предпринял, насколько мне известно, повторения опытов. Когда в прошлом году мне предложили опубликовать доклад в трудах Общества, я согласился после того, как еще раз просмотрел записи опытов различных лет и не обнаружил никакого источника ошибки. Посланная статья является точной копией конспекта упомянутого доклада, отсюда краткость изложения, требуемая вообще для докладов Общества.

Для меня не явилось неожиданностью, что Вы, Ваше Благородие, будете говорить о моих опытах с осторожным недоверием; в подобном случае я поступил бы не иначе…»

«В подобном случае я поступил бы не иначе» — дипломатический ход. Ведь перед этим он говорит, что не обнаружил никаких признаков ошибки. «Я поступил бы не иначе» — значит — «…я не поверил бы словам и проверил бы все повторным опытом, как проверил в своем палисадничке, действительно ли пшеницам из других краев и дикорастущим цветочкам можно продиктовать, как им следует приспособиться к климату Брюнна. И честно сказал, что поведал мне эксперимент… Проверьте и Вы, скажите и Вы. Я уверен, что Вы убедитесь в справедливости моих выводов».

Что знал Мендель о своем далеком высокочтимом корреспонденте?…

Может быть, он представлял себе по портретам облик Карла Вильгельма Нэгели, право же, весьма приятный.

Быть может, он знал, что Нэгели был учеником бога ботаников XIX века Пирама де Кандолля. Школа подчас визитная карточка ученого.

Он знал его работы, полные огромной эрудиции. Нэгели открыл сперматозоиды папоротников. Написал руководство по теории микроскопии и цикл работ по физиологии бактерий, в которых одним из первых поставил вопросы сопротивляемости организма, индивидуальной устойчивости к инфекции и о наличии защитных приспособлений.

Но эти его работы далеки от интересов Менделя. Зато близки другие. Нэгели принадлежала книга «Индивидуальность в природе и особенно в растительном мире», изданная в 1856 году, и ряд других работ, посвященных проблемам изменчивости и видообразования. Это он ввел понятия «ненаследуемые модификации», «наследуемые вариации» и «одомашненные расы», которыми наука оперировала в течение десятилетий.

Наконец, Нэгели был одним из немногих биологов, пытавшихся в ту пору перейти в науке от описания к анализу принципиальных схем природных процессов с применением в биологии математических методов. Нэгели создал математическую теорию роста, где пытался выявить закономерности динамики развития организма, динамики клеточных процессов. Правда, его подходы сейчас кажутся упрощенными; он был склонен здесь к крайностям.

«Клетки представляют собой элементы, из которых мы согласно математическим правилам можем построить органы», — ну, не так уж прямо, господин профессор!…

Но, зная труды Нэгели, Мендель увидел в нем человека, близкого по складу ума. И право, эрудиции и остроты у Нэгели было более чем достаточно, чтобы понять, сколь серьезна работа, присланная ему в Мюнхен из провинциального моравского Брюнна.

Однако Мендель не знал Нэгели-человека. Он не знал, что мюнхенский ботаник страдает патологическим честолюбием и абсолютно нетерпим к мнению, в какой бы то ни было степени расходящемуся с его взглядами. Правда, нетерпимость Нэгели проявлялась весьма интеллигентно: он игнорировал эти не нравившиеся ему мнения. Один из учеников его говорил, что он предпочитал оставлять без ответа любое суждение, направленное против его работ. Этот же ученик говорил, кстати, что Нагели была присуща привычка «забывать» ссылаться на труды, которые он использовал, когда писал свои солидные монографии, сколь ни были знамениты авторы тех трудов — пусть Ламарк, пусть Дарвин, Кант, Лаплас, Геккель.