Борис Володин - Мендель

• Название: Мендель
• Автор: Борис Володин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1968

---

После того как закончился год послушнического искуса, Грегор Мендель был тонзурован и рукоположен в низший из духовных сан «привратника» («ostiarius») и зачислен в Брюннский, как и все в Австрийской империи — конечно же, «кайзерлихе унд кёниглихе», — богословский институт.

И первый год он изучал историю церкви, библейскую археологию, древнееврейский язык, Ветхий завет, и введения и комментарии к Ветхому завету, и по всем этим предметам его прилежание было оценено высшим баллом: «diligentissime» — «старательнейший». А его знания — «primum eminentium» — «первым отличием». И его поведение было признано «ad prime conformes» — «первой степенью совершенства».

А на второй год он изучал церковное право, библейскую текстологию, Новый завет и комментарии к нему, и еще греческий язык и педагогику, ибо каждый священник при надобности должен уметь преподавать «слово божие».

И еще два года ушло на догматику и нравственное богословие, на литургические дисциплины и снова на методику преподавания в народных школах, а также на древние языки, без которых высокоученый богослов обойтись не может, ибо старинные сочинения, примыкающие к библейским и евангелическим, написаны на них.

То были халдейский и арамейский языки.

И еще он изучил язык корана — арабский.

И всякий раз его прилежание оценивалось баллом «diligentissime», экзаменационные ответы — «primum eminentium», монашеское поведение — первой степенью совершенства.

И эти блестящие его успехи, и столь ярко продемонстрированные способности, и трудолюбие во всех областях, а также, в частности, в области изучения древних восточных языков, пробудили особую благосклонность у профессора библейской текстологии и восточной филологии — высокопреподобного настоятеля монастыря святого Томаша, его милости Сирила-ФранЦа Наппа. Ибо одно дело, когда ты слышишь лестные аттестации от других, и совсем другое, когда ты видишь воочию, что ты сеешь «разумное и доброе» на столь благодатную почву, как молодой брат по ордену патер Грегор Мендель.

И потому с необычайной быстротой патер Грегор Мендель поднимается по ступенькам церковной иерархии. Из «остиариев», «привратников» его посвящают в пономари («exortista»), из пономарей — в ктиторы, из ктиторов — в субдиаконы.

А три последние ступени лестницы он проходит за феноменальный срок — в… семнадцать дней. В субдиаконы его посвящают 22 июля, в диаконы — 4 августа, в священники — 6 августа 1847 года!

Перерывы меж посвящениями делаются только из приличия, и вот сам епископ моравский — высокородный граф Шафготч — совершает обряд в соборе своего ордена — в Доминиканском соборе святого Михаила. Грегор Мендель снова лежит на каменных плитах пола, раскинувши руки крестом, и снова под сводами плывет пение «Veni, Creator». Только на нем теперь не старенький сюртучишко, а сутана и стихарь.

Трижды епископ вопрошает братьев и паству, знают ли они посвящаемого и нет ли такого, кому известны препятствия к его положению в сан.

Тремя пальцами, смоченными в вываренном масле, епископ совершает миропомазание, возлагает на голову посвящаемого руки, дотрагивается ладонью до плеча и набрасывает на него ризу. Затем следует месса. Ее служит весь капитул. Такая коллективная месса совершается только по очень торжественным случаям, и это действительно высокое торжество, ибо вчерашний крестьянин, клирик Мендель посвящен в сан, равный дворянскому, рыцарскому. Правда, посвящаемого в рыцари ударяли по плечу мечом, а ему на плечо епископ положил только ладонь, но все равно он теперь рыцарь духовного воинства.

Затем Грегор Мендель вкладывает свои руки в ладони епископа и произносит обет слепого послушания — ему, графу Шафготчу, лично и его преемникам в диоцезе. Церкви он дал обет четыре года назад. Но церковь — организация строгая. И подчинение расписано строго. Теперь ему отведено точное место. Отныне он личный вассал графа Шафготча.

Это снова древний обряд. Он так и называется, как обряд рыцарской вассальной присяги «homagio», ибо вассал объявляет себя «homo» — человеком сеньора. Только у рыцарей он обязательно завершался символическим вручением феода, бенефиция. Сеньор что-нибудь вручал после клятвы вассалу — стрелу, палочку, соломинку — неважно что. Соломинка обозначала землю, отданную во владение за службу, землю с людьми, на ней живущими.

…Теперь он рыцарь церкви.

Через год — в 1848-м — он окончит курс богословия и тоже получит бенефицию. Приход. И долю с десятины, которую в этом приходе сбирает церковь.

Ему предстоит еще одно торжество: «primitium» — «первая месса после рукоположения». По обычаю ее служат на родине. Он будет служить ее в Гросс-Петерсдорфской церкви, где по сей день еще, кряхтя, взбирается на кафедру старенький Иоганн Шрайбер, перепутавший дату его рождения.

Это будет большое торжество. Все Хинчицы будут в церкви. И мать с умилением станет следить, как он поднимет дарохранительницу:

— Hoc est enim corpus Meum! — Сие есть тело Мое! — скажет он и пойдет с чашей мимо коленопреклоненных прихожан, тех, что исповедались, и будет аккуратно вкладывать в рты — упаси бог, чтоб не уронить! — круглые лепешки из пресного, как для еврейской мацы, теста, ставшего «телом Христовым». А потом он вернется к алтарю и причастится сам, как полагается священнику, уже не одной облаткой, а и хлебом и вином из другой чаши.

— Hie est enirn calix sanguinis Mea! — Сие есть чаша крови Моей, за многих изливаемой,.,

На тайной вечере Христос причащал вином и хлебом лишь апостолов, лишь тех, кому перед Голгофой предназначил проповедовать его учение. Но, кроме апостолов, на той вечере некого было причащать.

…А зятю Штурму придется хорошенько раскошелиться: ведь по договору он обязан оплатить все расходы по первой мессе. Хинчицкие и гросс-петерсдорфские жители — родственники, свойственники, прочие — знают, чем должно сопровождать такое событие. И перед расходами Алоиса Штурма не постоит никто.

VIII. ПОРОХ ДЛЯ ФИНАЛЬНОГО ВЫСТРЕЛА

Потом в его жизни совершилось новое событие — еще один, не угадывавшийся прежде, серьезный и казавшийся ему счастливым поворот.

И как только свершилось, он тотчас опять очутился на мели: «Денег, денег, денег и денег!!!»

Он писал в монастырь Рамбоусеку:

«Цнайм [27], 31/10

Милый Ансельм!

Твое письмо с вложенными пятнадцатью флоринами я получил. Благодарю за услугу и прошу Тебя и впредь быть моим поверенным в делах при Его высокопреподобии г-не прелате. Было бы очень мило, если бы Е. В. г-н прелат соизволил разрешить выплату месячных и платяных денег под конец следующих каникул включительно. Я рассчитываю на 42 фл. от месячных денег с апреля по сентябрь (январские, февральские, мартовские уже отписаны патеру Матеушу) и еще на 24 фл., причитающихся на одежду, белье и облачение. Из 66 этих флоринов пятнадцать я уже заполучил, а 50 фл. причитаются г-ну приору, ибо он был настолько любезен, что выдал мне эту сумму в Цнайме, когда я ему сообщил о затруднительном своем положении. Тот один гульден, что от этого остается, принадлежит патеру Христозомусу, коего я тут же прошу набраться терпения до наступления моей платежеспособности при раздаче топливных денег.

Окажи мне любезность и приведи эти 51 флорин в движение с елико возможной скоростью, дабы был удовлетворен г-н приор. Хорошо будет, если ты при сем не удосужишься сообщить Е. В. г-ну прелату, что эти 50 флоринов я уже одолжил, а просто скажешь, что эти деньги немедленно высылаешь мне, так как я, мол, очень нуждаюсь. Упомянутые же 50 фл. ты передашь г-ну приору вместе с моей благодарностью — и дело с концом.

Ящичек с бельем прибудет в среду между 6 и 7 часами вечера в гостиницу «У трех петухов». Фрау Смекаль [28] будет очень добра, если тем же вечером пошлет его в стирку. С той же оказией я перешлю Вам пробный оттиск «Славянской народной поэзии» [29]. В Цнайме ничего интересного.

Шлю свои приветы Е. В. г-ну прелату и многократно приветствую всех господ братьев.

Г. Мендель.

Моя квартира находится в Верхнем Богемском переулке, № 50» 3.

Вот так: он, Мендель, прославившийся упорядоченностью, на этот раз, ставя дату, забыл написать год… Очень торопился. Такие письма в ту пору почтой посылать не стоило. Добрые католики на брюннской почте могли бы прочесть и доставить не Рамбоусеку, а прелату или в епископскую канцелярию. Тогда плакали бы все расчеты и не оберешься греха. И в монастыре, где все друг другу братья, тоже могли бы найтись любопытные глаза и длинные языки. Такое письмо лучше было посылать с оказией, чтоб его наверняка вручили милому Ансельму в собственные руки.

Вот он и боялся упустить оказию и спешил, наверное.

Однако известно, когда жил он в Цнайме: с сентября 1849-го по август 1850-го. А так как сохранились кое-какие документы года, предшествовавшего переезду, и еще кое-что из свидетельств этого времени, можно попытаться реконструировать события, хотя «белые пятна», увы, останутся в изобилии.