Линда Ховард - Он не ангел

• Название: Он не ангел
• Автор: Линда Ховард
• Издательство: АСТ, АСТ Москва, Полиграфиздат
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-0635O3-0, 578-5-403-02935-3, 978-5-4215-0275-3

Андреа, любовница наркодельца, устала жить в постоянном страхе. Жажда свободы толкнула ее на отчаянный поступок – похитить у него крупную сумму денег, разыграть собственную гибель в автокатастрофе и начать жить сначала…

Теперь у Андреа больше нет прошлого…

По крайней мере так она думает. Но обманутый ею «крестный отец» подозревает неладное – и начинает поиски бывшей подружки.

Единственная надежда Андреа – защита и любовь специального агента Саймона, настоящего мужчины, не менее крутого, отчаянного и бесстрашного, чем ее бывший любовник…

---

Двери в палаты часто оставляют открытыми, не то по безалаберности, не то в спешке, а может, для удобства медсестер. Шансы на то, что ему удастся пройти в хирургию, заглянуть в каждую палату, где открыты двери и обнаружить Дреа, были пятьдесят на пятьдесят. Не получится – он выйдет на доктора Мичема, но, так или иначе, разыщет ее. Для него никогда в жизни еще не было ничего более важного.

Ничего подобного с ним раньше не случалось – ничто не трогало его сердце, тем более настолько, что он не мог плюнуть и уйти, оставив все как есть. Сейчас это было невозможно, хотя он и досадовал на себя за это. Дреа превратилась в его слабое место, ахиллесову пяту. И если об этом кто-либо догадается, в первую очередь Салинас, то будет плохо.

Двойные двери реанимации распахнулись, и оттуда вывалила толпа медсестер и медбратьев. Необходимость проникать в реанимацию отпала, и Саймон остался на месте. Чтобы пройти на охраняемую территорию, нужен специальный жетон. У Саймона он имелся, но сперва стоило попытаться найти Дреа более простым путем. Она в больнице, она жива, и она говорит. Саймон внезапно почувствовал, что не может больше оставаться здесь ни одной минуты, ни одной секунды, не может больше притворяться сокрушенным горем сыном, обеспокоенным судьбой мифической матери, тогда как ему хочется только одного – остаться в одиночестве, чтобы прийти в себя.

– Простите. – Он вклинился в разговор, который уже тек без его участия, затем встал и решительно вышел. Оглядевшись по сторонам, он заметил комнату отдыха и буквально бросился в нее. Там, слава Богу, было лишь одно кресло. Саймон заперся изнутри и, не в силах справиться с дрожью, застыл посередине крохотной каморки.

Что, черт возьми, творится? Всю свою сознательную жизнь он совершенствовал умение управлять собой, устраивал себе проверки, исследовал и расширял границы собственных возможностей. Он никогда не терял голову. Все, что бы он ни делал, что бы ни говорил, было взвешено до мельчайших подробностей и четко сориентировано на желаемый результат.

Он справится. Узнав, что Дреа жива и как-то функционирует, он обрадовался. Это, конечно, стало для него большим потрясением, но не выбило его из колеи. Если удастся найти способ поговорить с ней, не напугав до смерти, он скажет, что ей ничто не угрожает: Салинас считает ее погибшей, и она может спокойно жить дальше. Но это потом, не сейчас. Сейчас она еще слишком слаба и любое волнение ей после такой травмы противопоказано.

Кроме того, если она действительно не помнит, кто она такая, не вспомнит и его. Она заговорила, но это не значит, что ее мозг остался невредимым. Однако хватит гадать на кофейной гуще, сейчас лучше попридержать воображение, нужно просто выяснить, в каком она состоянии.

Черт! Воображение. Когда только она успела завладеть его воображением? Он оперировал фактами, имел дело с сухой реальностью, он жил настоящим. Реальность – это нечто незыблемое, безжалостное и жестокое. Но его это не напрягало – он и сам был безжалостен и жесток, а потому они подходили друг другу.

Глубоко вздохнув несколько раз, Саймон сбросил с себя странное наваждение, от которого чуть было не потерял голову. Он должен найти Дреа и лично удостовериться, в каком она состоянии. А после уже можно лететь в Нью-Йорк. Его ждут дела. Он непозволительно долго живет на одном месте, пора перемешаться. Вот только узнает, как Дреа, убедится, что она в порядке, и исчезнет из ее жизни навсегда.

Глава 21

Послеоперационное отделение находилось этажом ниже, и Саймон, решив обойтись без лифта, спустился по лестнице. Он всегда предпочитал лестницу, потому что она имеет два пути к отступлению, тогда как в лифте оказываешься заключенным в тесную коробку. Кроме того, лифт выполняет команды последовательно, в порядке их поступления. Так, если вызванный снизу лифт начал спускаться, заставить его подниматься вверх, нажав кнопку верхнего этажа, невозможно.

Здание больницы имело форму буквы «Т». Саймон вышел из лифта в конце длинного коридора и стал методично обходить этаж. Возле каждой палаты на стене висела табличка с фамилиями пациента и лечащего врача – как раз то, что ему было нужно.

Пост медсестры располагался в месте пересечения двух коридоров. Но полный обзор у сестры мог быть только в том случае, если она выйдет из-за стойки. Дежуривших ночью медсестер только что сменили, а больным развозили завтрак, и в коридорах, как в улье, кипела жизнь, поэтому Саймон в этой неразберихе не привлекал к себе особого внимания. Он спокойно и непринужденно шел по коридору, заглядывая в открытые двери, но делал это, не поворачивая головы, и сторонний наблюдатель ни за что бы не догадался, что пациенты хоть сколько-нибудь его интересуют.

По крайней мере половина палат оказались закрытыми, зато палаты с растворенными дверьми после проведенной рекогносцировки можно было исключить – Дреа в них не оказалось. Проходя по коридору, Саймон заодно отмечал палаты, где в качестве лечащего врача был указан доктор Мичем, и обозначал их на своем трехмерном плане, который держал в голове.

Увидев имя Доу, он чуть не споткнулся. Палата 614. Лечащий врач – Мичем. Дверь была закрыта, но Саймон сразу понял: он ее нашел. Фамилия Доу, конечно же, встречается в жизни, но возможно ли такое совпадение, что еще одна женщина с таким же именем находится на этом этаже – сейчас – на лечении у доктора Мичема?

Рука Саймона легла на ручку двери, прежде чем он осознал это.

Но он медленно и осторожно заставил себя убрать руку. Войдя в палату, он только напугает ее – в том случае, конечно, если Дреа его узнает. Ведь в каком она состоянии, он до сих пор не знал.

Фамилия Доу еще ни о чем не говорит. Если у нее с головой все в порядке, она, пользуясь сложившимися обстоятельствами, ни за что не откроет своего настоящего имени. В противном случае она скорее всего ничего не помнит, и это наиболее вероятный вариант.

Саймон с опозданием заметил на двери надпись: «Посещения запрещены».

Увидев такую надпись, во-первых, сразу становилось ясно, что входить нельзя, а во-вторых, возникали вопросы: почему нельзя? Кто повесил объявление? Администрация больницы? Потому что любопытствующие и/или пресса докучают больной и волнуют ее своим навязчивым вниманием? Или пациентка сама попросила повесить это предупреждение? Пресса Дреа, само собой, ни к чему. От полиции она тоже скорее всего постарается держаться подальше, пока не сочинит для них какую-нибудь подходящую историю.

Но он-то теперь знает, под каким именем ее зарегистрировали и в какой она палате. Все, что надо, он непременно выяснит. При этом видеться или разговаривать с ней, несмотря на его необъяснимое желание, не обязательно.

Саймон поднял глаза. В коридоре на расстоянии трех палат от него стояла большая, груженная подносами тележка. Соседняя палата была тоже закрыта, и Саймон, продвинулся немного вперед, прислонился к стене у двери и уставился глазами в пол, будто ожидая медсестру или лаборантку, зашедшую к пациенту.

Санитарка с тележкой проворно разносила подносы больным. Подтолкнув тележку вперед, она остановилась у палаты Дреа. Саймон поднял голову, приготовив вежливую улыбку, на случай если женщина на него посмотрит. Но она равнодушно скользнула по нему взглядом, словно его и не было. Медперсоналу не в диковинку посетители, жмущиеся к стенам.

Женщина взяла с тележки поднос, на котором, кроме апельсинового желе, фруктового сока, кофе и молока, кажется, больше ничего не было. Однако это все же еда, значит, Дреа кормят не через трубочку. Она в состоянии есть сама. Санитарка коротко стукнула в дверь и, не дожидаясь ответа, распахнула ее.

– Это что, еда? – послышался из палаты недовольный голос Дреа.

Женщина рассмеялась.

– Вам разрешили желе. Если ваш желудок с ним справится, завтра, возможно, получите картофельное пюре. Что доктор разрешает, то и приносим.

– Апельсиновое! – после непродолжительного молчания воскликнула Дреа. – Апельсиновое я люблю.

– Хотите две порции?

– А можно?

– Конечно. Всегда, когда захотите добавки, говорите мне.

– Ну тогда, конечно, хочу. Умираю, хочу есть.

Пока Дреа, занятая едой, разговаривала с женщиной из столовой, Саймон отлип от стены и быстрым шагом прошел мимо палаты, не поворачивая головы в сторону Дреа.

Некоторое время он шел, ничего не видя перед собой, и даже наткнулся на молодую женщину, которая вышла из палаты.

– Извините, – автоматически бросил он и, не взглянув на нее, прошел дальше.

Опомнился он только, когда оказался зажатым в дальнем углу переполненного лифта, хотя как в него сел, даже не помнил. И это он, который не только постоянно контролировал каждый свой шаг, но и успевал следить за тем, что делают окружающие, он, который, прежде чем войти в общественный туалет, изучал его со стратегической точки зрения, позволил себе так забыться. Он настолько погрузился в свои мысли, что не сознавал, что делает и куда идет.