Томас Диш - Ангулем

• Название: Ангулем
• Автор: Томас Диш
• Издательство: Азбука, Терра - Книжный клуб
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1997
• ISBN: 5-7684-0221-7

Компания подростков задалась целью совершить убийство. Уже выбрана и жертва — старик-попрошайка из дома престарелых в Челси. Но до дела никак не доходит, — компания практически рассыпалась. Сможет ли их предводитель Билл осуществить задуманное в одиночку?

© Yazewa

---

Откуда взялось его имя: у папы была теория, что современная жизнь во всеуслышание заявляет о необходимости оживить ее старомодной сентиментальностью. Индивидуальное «я» среди многого другого, преданного забвению, мыслилось, в соответствии с этой теорией, оживлять следующим образом: «Кто мой Маленький Мистер Поцелуйкины Губки!» – ласко­во кричал папа прямо посреди Рокфеллеровского центра (или в ресторане, или перед шко­лой), а он отзывался: «Я!» – по крайней мере пока не узнал жизнь получше.

Мама называлась по-разному: «Розовый бутончик», «Гвоздик для моего сердца» и (уже в самом конце) «Снежная королева». Мама – человек взрослый; она смогла исчезнуть без следа, если не считать следом почтовые открытки, которые все еще приходят каждое Рожде­ство со штемпелем Кей Ларго, но Маленький Мистер Поцелуйкины Губки волей-неволей просто пригвожден к этой нью-сентиментальности. Правда, уже в семилетнем возрасте у не­го хватило настойчивости добиться, чтобы вне дома его называли Билл (или, как говаривал папа, просто скромным именем Билл). Но оказались несогласными те, кто работал на Рыноч­ной площади, папины помощники, школьные приятели, да и каждый, кто хоть раз слышал это его длинное имя. И вот год назад, когда ему стукнуло десять и пришло умение мыслить разумно, он установил новый закон: его имя – Маленький Мистер Поцелуйкины Губки – должно произноситься целиком и полностью, не жалея сил, в любое время дня и ночи. При этом он исходил из того, что если кому-то и следует вымазать физиономию дерьмом, то за­служивает этого только его папа. Папа, казалось, был не в силах принять эту точку зрения, или, если даже принимал и ее, и какую-то другую кроме нее, никогда нельзя быть уверен­ным, бестолков он или действительно проницателен, а это самый никудышный сорт врага.

Тем временем нью-сентиментальность имела огромный успех в национальном масшта­бе, она просто захлестнула страну. «СИРОТЫ», продюсером которых, а иногда и сценари­стом, выступал папа, добились наивысшего рейтинга вечеров по четвергам и не уступали по­зиций последние два года. Уже проводилась капитальная работа по организации их показа в дневные часы. Целый час каждого дня жизни каждого вот-вот должен был стать значительно более сладким, в результате чего у папы появится шанс сделаться миллионером, а может быть, и больше. Вообще-то Билл с презрением относился к тому, чего касались деньги, по­тому что они только все портят, но в определенных случаях деньги – вещь неплохая. Все это уварилось у Билла в голове, до простейшего вывода (он это хорошо знал и прежде): папа – неизбежное зло.

Вот почему каждый вечер, когда папа, подобно жужжащей мухе, влетал в их номер-люкс и кричал: «Где мой Маленький Мистер Поцелуйкины Губки», он неизменно слышал в ответ: «Здесь, папа!». Вишенкой на этом сливочном мороженом был смачный мокрый поце­луй, а потом второй – их новому «Розовому бутончику», Джимми Нессу (который уже пьян и, по всей вероятности, не собирается останавливаться на достигнутом). Они сядут втроем за милый семейный обед, приготовленный Джимми Нессом, и папа расскажет что-нибудь весе­лое и хорошее из случившегося в этот день на Си-Би-Эс, а Маленький Мистер Поцелуйкины Губки должен будет поведать о ярких, прекрасных событиях своего дня. Джимми станет дуться. Потом папа и Джимми куда-нибудь уйдут или исчезнут в личных Болотистых штатах секса, а Маленький Мистер Поцелуйкины Губки такой же, как папа, жужжащей мухой выле­тит в коридор (папа понимает, что это лучше, чем часами пребывать в подавленном настрое­нии) и через какие-то полчаса окажется у статуи Верраццано с шестью другими александ­рийцами или пятью, если у Силесты урок, продолжая продумывать план убийства жертвы, на которой все они наконец остановились.

Ни одному не удалось узнать его имя. Поэтому они назвали его Аленой Ивановной в честь старухи процентщицы, которую Раскольников зарубил топором.

***

Спектр возможных жертв широким никогда не был. Располагающие финансами типы ходят по этому району только с кредитными картами, как этот Лоуэн, Ричард У., тогда как все скопище пенсионеров, заполняющее скамейки, еще менее соблазнительно. Как объясни­ла мисс Коуплард, наша экономика феодализируется, поэтому наличным деньгам уготованы роли страуса, осьминога и мокасинового цветка.

Первая леди, которую они взяли на заметку, была обеспокоена судьбой таких же выми­рающих, как все эти, но особенно чаек. Ее звали мисс Краузе, если имя в нижней части руко­писного плаката (ДОВОЛЬНО НАСМЕХАТЬСЯ над невинными! и т.д.) не принадлежало кому-то другому. Почему, если это действительно мисс Краузе, она носит старомодный пер­стень и обручальное кольцо, свидетельствующее, что она – миссис? Но самая важная про­блема, которую им не решить, вот в чем: настоящий ли бриллиант?

Возможная жертва номер два – в традициях настоящих сирот после бури, сестер Гиш. Привлекательная полупрофессионалка, которая день-деньской бездельничает, прикидываясь слепой, и распевает серенады скамейкам. Пафос ее голоса мог бы быть действительно глубо­ким, если бы над ним немножко поработать; репертуар – архаичный; да и в целом она созда­вала прекрасное впечатление, особенно когда дождь добавлял к ее облику чуточку чего-то своего. Однако Снайлз (которой было поручено изучить это дело) была уверена, что под лохмотьями у той спрятан пистолет.

Третья жертва – без преувеличения, поэтическая – просто концессионер, торговавший позади гигантского орла «Радостью» и «Селенамоном». Он здесь с коммерческими целями. Должно быть, он – лицензированный веймарец, но, хотя с веймарцами это дело вполне воз­можно, они нравятся Ампаро.

– Ты просто погрязла в романтике, – сказал ей Маленький Мистер Поцелуйкины Губ­ки. – Назови хоть один стоящий мотив.

– Его глаза, – ответила она. – Они янтарные. Они будут нас преследовать.

Они уютно устроились в одной из глубоких амбразур каменной кладки Замка Клинто­на. Головка Ампаро уперлась ему в подмышку, его пальцы плавно скользят по ее грудям, влажным от лосьона (самое начало лета). Тишина, дуновение теплого ветерка, солнечный свет на воде; все такое невыразимое, будто невозможно прозрачная вуаль пролегла между ними и осмыслением чего-то (всего этого) действительно очень значительного. Потому что им кажется, что именно их собственная невинность виновата в этой, подобной смогу, атмо­сфере в их душах, от которой им больше чем хочется избавиться в подобные моменты, когда они прикасаются друг к другу, когда они так близки.

– Почему тогда не грязный старик? – спросила она, имея в виду Алену.

– Потому что он – действительно грязный старик.

– Это не довод. Он наверняка собирает не меньше денег, чем эта певица.

– Я не это имею в виду.

То, что он имеет в виду, определить не просто. Все идет к тому, что убить его слишком легко. Будь он героем телесериала и появись в первые минуты передачи, ни у кого не возникло бы сомнения, что ко второму коммерческому ролику он будет уничтожен. Ему ли – дерзкому поселенцу, непреклонному старшине разведотряда, прекрасному знатоку алголов и фортранов – не уметь читать в тайниках собственного сердца. Да, он – сенатор из Южной Каролины со своим собственным тавро прямодушия, но тем не менее он – расист. Убийство такого сорта уж слиш­ком похоже на то, чем богаты папины сценарии, чтобы претендовать на признание за ним про­явления бунта. Но то, что он сказал вслух, по сути своей было непростительной ошибкой.

– Он не заслужил этого. Мы должны сделать это в интересах общества. И не требуй от меня мотивов.

– Где уж мне понять, но знаешь, о чем я подумала, Маленький Мистер Поцелуйкины Губки? – Она оттолкнула его руку.

– Ты подумала, что я струсил.

– Возможно, ты и должен был струсить.

– А ты, возможно, должна заткнуться и отстать от меня. Я сказал, что мы обязаны это сделать. И мы это сделаем.

– Значит, его?

– Ладно. Но черт побери, Ампаро, нам надо придумать, как называть этого ублюдка, лишь бы не «грязным стариком»!

Она выбралась из его подмышки и чмокнула в щеку. Оба поблескивали сплошь по­крывшими их бусинками пота. Пора цветения замерцала вдохновением первой ночи. Они так долго ждали. И вот, занавес наконец поднимается.

М-день (День мобилизации) был назначен на первый уик-энд июля, на Дни праздника Независимости. У компьютерных игр появится время заняться собственными делами (они могли «поисповедоваться», «помечтать» или «поблевать»), потому что Баттери-парк будет пуст как никогда.

Между тем у них все острее вставала проблема, с которой сталкивается любой подрос­ток во время летних каникул, – как убить время.

Есть книги, есть Шекспировские марионетки, если тебе охота поторчать в длинной очереди; всегда к твоим услугам телек, а когда больше не сидится, в Центральном парке дос­таточно маршрутов для скачек с препятствиями, однако плотность их участников не бывает ниже, чем в стаде мигрирующих леммингов. Баттери-парк, который не ставит себе целью удовлетворять чьи-то нужды, редко так переполнен. Если бы сюда наведывалось побольше александрийцев и у них появилось бы желание побороться за жизненное пространство, мож­но было бы погонять мяч. Ладно, следующим летом…