Дэвид Сосновски - Обращенные

• Название: Обращенные
• Автор: Дэвид Сосновски
• Издательство: АСТ, АСТ Москва, Хранитель
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2007
• ISBN: 5-17-038141-7, 5-9713-3838-2, 5-9762-1490-8

Вампиры — это, конечно, хорошо… Вампирские кланы — это еще лучше. И только один недостаток есть у принцев и принцесс ночи — не могут они иметь собственных детей! Впрочем, а на кой тогда нужно столь популярное в Америке усыновление?

Методы героев «королевы нью-орлеанских вампиров» устарели. Нынче в моде — одинокие отцы и приемные дети-азиаты!

Но вот ведь какая штука — согласно древнему «вампирскому кодексу», завампировать детей моложе восемнадцати лет считается уголовным преступлением.

А спасти девчонку-тинейджера, уверенную, что статус папы-вампира дарует ей полную безнаказанность, от множества опасностей и без предварительного «завампиривания» — ох, как непросто!

---

— Позвоните ему, — требует Исузу. — Он классный. Нам с ним классно. Мы…

И мы все ждем этого. Я, как потенциальный родитель. Роз, как потенциальный партнер потенциального родителя. И Твит, как потенциальный друг, исключенный из самого тесного, самого близкого круга. Друг, которому лгут, потому что не доверяют.

— …понимаем друг друга, — заканчивает Исузу.

Вот и все, что требуется, чтобы раздавить маленького жучка по имени Антуанетта. Лицо Твит сморщивается, она делает движение, словно бросает что-то невидимое. Она бормочет «мать вашу» я убегает прочь с такой скоростью, какую только способны развить ее коротенькие ножки.

Я смотрю на Роз, Роз смотрит на Исузу. Пожимает плечами. Еще раз пожимает плечами. И мы все смотрим на пустое место в форме Твит на том месте, где Твит только что стояла.

Моя первая мысль: Исузу стала одной из тех людей, которые считают, что события мыльных опер происходят на самом деле, и воспринимают их персонажей как членов собственной семьи. Моя вторая мысль: я сам толкнул ее на это, держа ее взаперти, ограничивая ее общение нашим тесным кружком клаустрофобов. Моя третья мысль: она сама изранила себя. Если я правильно помню, те же самые белые девочки среднего класса, которые имели обыкновение морить себя голодом до смерти, были склонны поддразнивать себя еще до того, как это приобретает сексуальную окраску. Маленькие пробные поддразнивания, которые позволяют привлечь собственное внимание к определенным частям своего тела или подготовиться к последнему, самому дразнящему прикосновению.

Между прочим, эта мысль посещает меня потому, что Исузу только что пригласила нас с Роз в гостиную и включила телевизор, чтобы познакомить нас со своим другом, с которым у них такое чудесное взаимопонимание.

Маленький Бобби из «Шоу Маленького Бобби Литтла», слово «прямой эфир» мерцает в верхнем правом углу экрана, а ниже Маленький Бобби Литтл — шести, а может быть, семи лет — так старается быть милым, словно его жизнь зависит от этого. И, если верить Исузу, так оно и есть.

Или было.

Указывая пальцем на слово «прямой эфир», Исузу произносит:

— Чушь.

Маленький Бобби Литтл теперь вырос. Бобби — Роберт — был обращен, когда ему исполнилось двадцать, и вся его жизнь вплоть до этого момента записана на пленку… хотя то, что происходило после тринадцатого дня рождения, скорее всего, никогда не покажут. По крайней мере, по телевидению.

— Слишком много онанизма, — объясняет она, а потом начинает объяснять, что кадры с мастурбацией размещены в платном доступе онлайн, под названием «Оттянись вместе с Джимми Биггсом».

Еще есть записи, где Бобби справляет нужду — там он фигурирует под именем Гомер Пайлс, и съемки, объединенные темой прыщей, где его называют Джонни Зитс.

— Ностальгический фетишизм, — говорит Исузу, указывая на своего многоликого друга. — Его жизнь расписана по всевозможным направлениям вампирской порнушки.

Да-да. Правильно. Йо-хо-хо… Но факт остается фактом: этот ходячий член сосал кровь у моей маленькой девочки. В буквальном смысле слова.

— …Потом был Билли Лима по прозвищу «Бык». Теперь они собираются назвать его Энди Рексиа, или, возможно, Бенджи Пургер, но…

«Пургер» слишком напоминает название известного лекарства, и намеки на анорексию не слишком корректны. Это вырезанные кадры, рассчитанные на вампиров, которые нянчатся со своими переживаниями по поводу утраченного. Они «едят», наблюдая, как лопает Билли, и говорят «bon voyages» миру вкусов, куда их пускают по доверенности. Предполагалось, что в версии, предназначенной для этой аудитории, сцены рвоты вырезаются, подобно тому, как интимные сцены в фильмах моего детства заменялись кадрами с водопадом, фейерверком и поездом, несущимся по туннелю.

Это Билли встретился с Исузу в сети. Билли, который знал, на что это похоже — знать обо всех потерях, которые ждут впереди. Билли, который был там, делал это, мог сочувствовать, поддержать, дать совет.

И это Бобби знал то, на что это похоже — жить в мире, где ты являешься ручным зверьком и мясом в одном лице, оставаться пленником ради собственной пользы, вести игру, симулировать детство ради самосохранения.

И это их обоих — и Билли, и Бобби — я испытываю неутолимое желание убить. Задним числом, за то, что они оба со мной делают.

— Как?.. — начинаю я. — Когда?

— Твит, — говорит Исузу.

Я не понимаю и сообщаю ей об этом. Исузу объясняет.

— Знаешь, я говорила, что Твит приходит ко мне, когда тебя нет, — говорит она. — И это было правдой, каждый второй раз. Потом два раза из трех, потом все три. Доля истины становилась меньше и меньше, пока вообще не исчезла.

Точно так же как Твит сейчас. В конце концов, моя маленькая девочка, похоже, вся в отца, — по крайней мере, в отношении дружбы и доверия.

— Твит знала, что прикрывает тебя? — спрашиваю я, уже зная ответ… или, по крайней мере, думая, что знаю.

— Не думаю, — отвечает Исузу, честно поломав голову над этим вопросом. — Правда, она начала что-то просекать.

— Хотелось бы знать, почему ты ее больше не увидишь, — говорю я — думаю, достаточно громко.

— Скорее уж «почему левой ноге всегда доставалось больнее — откликается Исузу.

Она приподнимает махровое полотенце на несколько дюймов выше и демонстрирует ногу, о которой шла речь. Больше парных ранок и только одна «усмешка». Только одна маленькая усмешка…

И мое сердце просто берет и проворачивается вокруг собственной оси, и тормоза уже не работают. Я поворачиваюсь к Роз, ища у нее защиты. Моя нареченная, мой якорь спасения, символ надежды, моя возлюбленная, мой…

… Мой бог!

Она только отвела взгляд!

В моем сердце нет ничего, кроме яда. Яд. И картины. И только один вопрос:

— Ты знала?

Это я спрашиваю у Роз. И Роз спрашивает меня:

— Ты имеешь в виду, что сам не знал? Господи Иисусе, Марти… Что они, по-твоему, делали? Играли в куклы?

Ух. Ладно. Что-то типа того.

— Ух, — говорю я. — Ладно…

— Она просто выросла. Уже.

Глава 27. Экстремальный секс

Твит не из тех, кто в последний момент начинает колебаться.

Она вкусила крови страха, сладкого сока смертельной паники. Так что это было не любопытство — по крайней мере, не в этом отношении. Вдобавок, они знали друг друга, и ни один не смог бы по-настоящему напугать другого. Угрожающий выпад воспринимался бы как шутка. Поверьте мне, я знаю, о чем говорю.

Я этого не учел, я этого не вычислил, я даже не предполагал — что у любви может быть аромат крови, как и у страха. Любовь, привязанность, честное, чистосердечное доверие, искренность, которые вы чувствуете перед лицом потенциальной опасности, — все они дают о себе знать. Вы чувствуете их у себя в крови так же, как в выражении лица, слове, случайном жесте.

— На вкус это как поцелуй в лоб, — Роз приводит слова Твит.

Она делает это, чтобы объяснить, оправдать. Она не знает, что одно описание этого процесса разбивает мне сердце — снова и снова.

— Вижу, — откликаюсь я, прокусывая себе губу, снова преданный собственной кровью, которая в течение секунды или двух стекает у меня по подбородку, после чего ранка заживает.

— Не надо так, — шепчет Роз, прижимая свою сложенную чашечкой ладонь к моему загривку и прижимая лоб к моему.

— Как именно? — спрашиваю я, отстраняясь.

Сейчас Исузу ушла, ушла через дверь, которую я открыл для нее. Снаружи холодно, и дыхание выдаст ее, но и я замерзаю внутри — мне даже холоднее, чем было несколько минут назад, и я нахожу, что мне трудно об этом беспокоиться. Так или иначе, у нее есть мобильник. Бобби, или Джимми или Дикки — как его там, блин, — подъедет к парадной, дважды посигналит и будет держать переднюю дверцу своей машины открытой, пока Исузу бежит в своих темных очках, задерживая дыхание. И они умчатся в закат — закат луны.

Роз смотрит мне в глаза — и, клянусь, судя по ее губам, она вот-вот выйдет из себя.

— Слушай, — говорит она, снова кладет ладонь мне на загривок, но на этот раз нажимает со всей силы. Крепко. Сердито. И наводит на меня черные дула своих глаз. — Девочки — не бесполые создания, — говорит она, ее зубы стиснуты, рука сильнее сжимает мой загривок. — Они любят пососать. Член. Или кровь. Они едят. И если им очень повезет, их тоже кто-то съедает.

— Ты не должна…

— Я это делаю, — настаивает Роз. — Думаю, что делаю.

Она некоторое время молчит, затем продолжает.

— Они позволяют людям, которых ты знаешь, и людям, о которых ты никогда не слышал, делать вещи, о которых ты не хочешь знать — по одной простой причине, блин: потому что им это понравилось. Даже если это опасно. Даже если это глупо. Но, знаешь ли, это их выбор.

— Ты на самом деле не…

— Заткнись, — бросает Роз и продолжает снова. Она говорит со мной как с идиотом, и я начинаю чувствовать себя соответственно. — Есть одна вещь, которую девочки не делают: они не говорят об этом своим отцам. Знаешь, почему?