Анатолий Максимов - Операция «Турнир». Записки чернорабочего разведки

• Название: Операция «Турнир». Записки чернорабочего разведки
• Автор: Анатолий Максимов
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1999
• ISBN: 5-85589-045-7

Впервые читатель может познакомиться из первых рук с историей «двойного агента» — секретного сотрудника, выступающего в качестве доверенного лица двух спецслужб.

Автор — капитан первого ранга в отставке — в течение одиннадцати лет играл роль «московского агента» канадской контрразведки, известной под архаичным названием Королевской канадской конной полиции (КККП). Эта уникальная долгосрочная акция советской разведки, когда канадцам был «подставлен» офицер, кадровый сотрудник Первого главного управления КГБ СССР, привела к дезорганизации деятельности КККП и ее «старшего брата» ЦРУ США и стоила, по свидетельству канадской газеты «Ситизьен», карьеры шести блестящим офицерам контрразведки и поста генерального прокурора их куратору по правительственной линии

---

Другим местом паломничества в школе был кабинет страноведения. Это направление оперативной подготовки возглавлялось эрудированным и мягким Василием Иосифовичем. Кабинет был оформлен слушателями нескольких поколений под его руководством. Василий Иосифович прекрасно рисовал и чертил, виртуозно разрабатывал плакаты — наглядные пособия. Карты, схемы, планы столиц мира, уголки природы на картинках или открытках представали перед слушателями. Здесь можно было увидеть и подержать в руках буклеты, монеты и марки из разных стран, железнодорожные билеты, наборы открыток, экзотические бытовые вещи и сувениры из Европы, Америки, Азии и Африки. Василий Иосифович сам побывал в нескольких странах и умел красочно поведать об увиденном, услышанном и прочитанном.

Закрепленный за английским направлением, я изучал Лондон, нанося на немую карту-схему города основные правительственные, военные, общественные и культурные объекты.

Городские занятия проводились кафедрой, где курс наружного наблюдения читал Нисский. Моим первым преподавателем сложной работы в городе в условиях противодействия контрразведки противника был Игорь Александрович Ругажин. После работы с наставником по наружному наблюдению у нас не возникало желания упрощать свои действия под НН, например, в виде проверочных манипуляций с завязыванием шнурков или «фотографированием» исторических памятников аппаратом без пленки.

Уже работая в резидентурах, я не только помнил наставления по работе с фототехникой — мне даже слышались характерные интонации голоса Павла Герасимовича Ерагина, нашего строгого наставника. Он пресекал малейшую попытку уклониться от «железных» рамок подготовки и проявления фотопленок или изготовления микроточек.[5]

Зимними вечерами в фойе жилых домиков появлялся скромного вида человек с мягкой улыбкой. Это был Василий Михайлович Зарубин, выдающийся разведчик прошлых лет. Сняв пиджак и оставшись в серой шерстяной кофте не первого года носки, он делился с нами воспоминаниями о закордонной работе, житейскими премудростями.

С его помощью мы заглядывали в столицы стран западного мира глазами опытного, наблюдательного и пытливого человека. Перед нами раскрывались не оперативные хитрости, а труд разведчика-нелегала, нелегкий и увлекательный. Естественно, мы при встречах обсуждали и уточняли отдельные эпизоды из секретных воспоминаний Зарубина, которыми зачитывались, нарушая режим дня и ночи.

С упоением отдавались военно-физической подготовке: легкая атлетика, баскетбол и волейбол, купание в местном озере, лыжные гонки… Частенько в азарте футбола на задворках школы мяч улетал за забор. Вслед за ним лез виновник. Иногда мяч возвращался сам собой вместе с криком: «Получайте, дяденька-шпион…»

Фразу «А вот у нас в деревне Гридневка…» я слышал во многих подразделениях разведки, где работали мои коллеги и однокашники по школе. И, что греха таить, даже на всех континентах мира, правда, со всеми мерами предосторожности.

В сентябре шестьдесят первого года трое из «североморцев» были направлены в 10 отдел ПГУ для работы по научно-техническому направлению разведки.

Линия «Икс»

В первых числах сентября я поднялся на восьмой этаж штаб-квартиры внешней разведки КГБ на Дзержинской площади в качестве постоянного сотрудника отдела, известного как научно-техническая разведка — НТР.

В шестидесятые годы здание занимали несколько управлений: первое — разведка, второе — контрразведка, третье — военная контрразведка и так далее. Один из этажей оставался за пограничниками. В соседнем здании размещались хозяйственные и вспомогательные службы, партийный и профсоюзный комитеты и отличная библиотека, заполненная в значительной степени книгами, конфискованными при арестах.

Здания носили ставшие привычными названия «дом один» и «дом два».

Разведка занимала основную часть «дома один». Подъезд для сотрудников НТР был пятым или шестым со стороны улицы Кирова. Правда, войти можно было и через любой другой, но это более длинный путь — здание занимало целый квартал. Переходы из корпуса в корпус, принадлежащих разведке, контролировались службой внутренней охраны.

Широкие коридоры, крепкие, добротно сработанные двери кабинетов, винтообразные лестницы и просторные лифты, в чем-то таинственный двор: там можно было увидеть знаменитые «воронки» — крытые автомобили для перевоза арестованных и заключенных, вооруженную автоматами охрану.

Отдел НТР занимал около семидесяти комнат, начиная с номера 800. Разведывательные задачи НТР были сформулированы в документах ЦК КПСС и Совета Министров СССР и сводились к добыванию секретной информации о тенденциях развития, новых достижениях науки и техники, технологии производства на Западе и образцов — все это для оборонных целей.

Возглавлял НТР Леонид Романович Квасников, организатор активного противодействия запретным санкциям Запада на доступ моей страны к передовым технологиям. Во главе запрещающих государств стояли Соединенные Штаты, подчинившие своим интересам Англию и Францию, ФРГ и страны Бенилюкса, Италию и даже Японию.

Нужно было «взломать» преграды КОКОМ — комиссии по контролю, ибо мир становился все более безумным в гонке вооружений — ядерных, химических, бактериологических. Таковы были главные условия «холодной войны».

НТР набирала силу, уже доказав стране свою значимость в деле создания отечественной атомной бомбы. Именно разведка нашла аргументы для развенчания определения кибернетики как «гулящей девки империализма» по трактовке марксистов-догматиков. В момент отрезвления от идеологического угара разведка преподнесла нашим полуподпольным кибернетикам воистину драгоценнейший подарок — тысячи фотопленок с секретными работами американских ученых. Стратегия нашей науки и техники была в поле зрения Квасникова.

Когда я пришел в НТР, она была представлена в шести ипостасях, осмысленных и выстраданных Квасниковым как основные направления по проникновению в секреты Запада: ядерное, авиакосмическое, электронное, медицинское, так называемая «разная техника» и, наконец, химическое, в которое определили и меня.

Было еще одно направление, информационное — для разработки разведывательных заданий и реализации добытых материалов в организациях и ведомствах, выступавших под именем «заказчик». Главным из них была могущественная военно-промышленная комиссия, которая анализировала интересы научно-исследовательских институтов и заводов оборонных отраслей промышленности, тщательно сортировала заказы и, выделив деньги в иностранной валюте, спускала разведывательное задание главе и идеологу НТР.

Леонид Романович Квасников пришел в разведку во второй половине тридцатых годов, оставив блестящую карьеру ученого-химика, специализировавшегося по взрывчатым веществам. В годы войны он возглавлял резидентуру НТР в Нью-Йорке, которая решала задачу проникновения в «Манхэттенский проект» — создание американскими и другими учеными Запада первой атомной бомбы. Один из активных помощников Квасникова по «атомному шпионажу» и теперь в НТР был Владимир Борисович Барковский.

В годы войны Барковский работал в Лондоне и под гитлеровскими бомбами добывал информацию по атомным секретам. Он получил образцы военной техники, которую союзники тщательно скрывали от Красной Армии. К примеру, новейший радиолокационный прицел для бомбометания. Позднее в США работал по кибернетике и авиакосмической проблематике. Коллеги из других подразделений называли нас «иксами», то есть работниками линии «X», а мы их — «ПР» — политическая разведка или «КР» — внешняя контрразведка. Откуда появилось название «X» в секретной переписке между резидентурой и Центром? Об этом ходили разные версии.

В переписке разведывательную линию НТР обозначали значком «X». В левом верхнем углу писалось: «№ 121/Х от 23.02.61 года», то есть номер оперативного письма по линии НТР и дата. Якобы «X» выбрал сам Квасников, исходя из Х-лучей Рентгена. Образно говоря, разведчики «просвечивают» чужую информацию. Но, возможно, это и дань плодотворной работе Квасникова в области химии.

В резидентуре за рубежом мои коллеги шутливо обращались ко мне:

— Ну, что ты еще там «нахимичил»? Вы, «иксы», неизвестно чем занимаетесь. То ли дело у нас: политическая информация — каждому ясно. А вы? «Химики» неизвестно чего, извините за выражение…

Направление химии или «группа химии» занимала в отделе кабинеты с 843 по 849. Здесь работали сотрудники — кураторы по всем развитым странам мира. Деление было условное — по языковому принципу. Англоязычные — США, Англия, Япония; франкоязычные — Франция, Бельгия и другие; «немцы» — ФРГ, Австрия, Швейцария и примыкающие к ним скандинавские страны. Другие континенты равномерно делились между основными странами. В моем ведении находились Англия, Израиль, Япония и несколько стран Латинской Америки. На США «сидел» отдельный сотрудник. Он же занимался сопредельными Канадой и Мексикой.