Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6266 ( № 11 2010)

• Название: Литературная Газета 6266 ( № 11 2010)
• Автор: Литературка Литературная Газета
• Жанр: Публицистика

"Литературная газета" общественно-политический еженедельник Главный редактор "Литературной газеты" Поляков Юрий Михайлович http://www.lgz.ru/

---

[email protected] 3

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 4,3 Проголосовало: 6 чел. 12345

Комментарии: 28.03.2010 00:04:58 - Stanislav Alexandrovich Krechet пишет:

дочки заговариваются

Есть идея: может, собрать на телевидении Ксению, Татьяну, Марию с одной стороны, и дочек оскорбленных и брошенных в нищету родителей в 90-е годы - с другой, пусть поговорят! Времени для высказываний давать одинаковое количество минут.

Вместо медали

Они сражались за Родину

Вместо медали

ПОБЕДИТЕЛИ

Батины фронтовые медали и ордена я растерял в шестом-седьмом классе, в том вороватом возрасте, когда что-то заставляет противиться отцу. Подумаешь – награда! У всех мужчин-фронтовиков они есть! Зато медаль – лучшая бита в игре. Небольшая круглая ямка – кон. Он примерно в метре от любой крепкой стенки или, чаще, деревянного столба электросети, а бита – любая монета. Надо так умело ударить по столбу, чтобы она, отскочив, попала точно в ямку. Мимо – клади в неё копеечку, а очередь уступи другому. Медальку легче «пристрелять», чем лёгкие монетки, самые ловкие игроки пользовались только ими. Теряя одну, я не задумываясь брал следующую из крашеной шкатулочки на шифоньере…

Когда вырос, ужасно расстраивался, вспоминая об этом. Стал интересоваться также судьбой дедовых наград: может, они сохранились? Дед по материной линии, Михаил Максимович Болотин, проживал в станице Павловской Краснодарского края. Оттуда в сентябре 1941 года был призван на фронт.

К моему изумлению и разочарованию, дед ни разу не был награждён! Он воевал с сентября 1941-го по октябрь 1943 года, трижды ранен, от последней раны скончался в госпитале. И ни одной медали? Тогда решил так: пусть воспоминания его родных – жены Дарьи Болотиной и дочерей Валентины, Флоры и Луизы – станут вместо ордена наградой деду.

Первое ранение дед получил под Ростовом. Его в ноябре 1941 года сдали фашистским захватчикам и снова взяли в декабре контрнаступлением. Когда брали, осколок попал Михаилу в левое плечо, и деда санитарным поездом отправили в госпиталь в Тбилиси. Второй раз ранило, когда сдавали Краснодар. Пулей перебило кость на ноге. Опять повезли в Тбилиси. Кость срослась, пришлось идти в стройбат: в это время родная станица находилась под немцем. Наши брали Павловскую 2 февраля 1943 года, Михаил шёл регулировщиком, потому что знал эти места. Заехал домой вместе с сослуживцами. Навстречу выбежали жена, дети, он два года их не видел, подходит медленно, всматривается, говорит:

– Какие дочери у меня стали!

Им приготовили еду, они выпили. Флора играла на гитаре, всей семьёй пели: «Вблизи города Ростова, недалеко от Донца, молодого комиссара пуля вражья подсекла. Он склонялся и склонялся, тихо падая во снег, и как будто улыбался, тихо-тихо, как во сне…» Побыли несколько часов. Мать Марьяна благословила его семейной иконой Матери-Троеручицы. Этой иконой она благословила троих своих сынов: Михаила, Ивана и Александра перед уходом на фронт, двое остались живы, а Михаил погиб. Потому что ему ещё раз пришлось забежать домой. После взятия Таганрога в августе 43-го их часть отвели на отдых в станицу Ленинградскую. Оттуда дед заехал к своим перед отправкой на фронт. Дома были только Дарья, Луиза и Флора, а матушки Марьяны не было. Она так расстроилась, так плакала, когда вернулась, говорит: «Боже, я не благословила его!» Он в родном доме побывал и вновь уходил на фронт. Ей нужно было с иконой Матери-Троеручицы три раза его обойти и молитву во спасение прочесть. Дед ушёл на фронт без материнского благословения, и на Украине в боях за город Большой Токмак в октябре1943 году его смертельно ранило. Он это чувствовал, позвал жену, прямо так и написал: «С твоей помощью я буду, может быть, жив!»

Она собрала продукты и поехала – то товарным поездом, то на машине, то шла пешком. Это в ноябре было, а ранение дед получил в октябре.

Дальше вспоминает бабушка Даша, рассказывает ровным, бесстрастным голосом:

– Когда вошла в палату, его не узнала. Так он похудел! Только глаза, смотрю, мои, родные! Он тоненьким таким голоском: «Даша, я думал, что не дождусь тебя!»

Я пошла к начальнику госпиталя, представилась, он принял меня санитаркой, поставил на довольствие, стала ухаживать за ним и другими ранеными. Раз Михаил просит: «Дашок, свари мне борща. Нашего, кубанского, с салом».

А где я сало возьму? Пошла по дворам, стучу в калитку. Выходит молодица. Говорю: «У меня муж помирает в госпитале. Борща просил наварить.

Давайте я вам полы помою, постираю, а вы дадите мне чуть капусты, морквы, буряка да сала».

Пустила меня молодица в дом, я ей полы намыла, фикусы, окна от пыли вытерла, постирала. Она дала что надо, я борщ сварила и несу. А он такой душистый получился, запах по всей школе. Госпиталь в ней разместили. Рядом с Михаилом офицер из Москвы лежал, спрашивает: «Хохлушка, что это у тебя так вкусно пахнет? Дай попробовать!»

Я налила ему, он съел и шутит: «Всё, теперь я поправлюсь, женюсь на хохлушке и наемся такого борща вволю!»

А Михайло уже сухой, тонкий. Похлебал полмиски, лёг и говорит: «Правду говорят: хороша уздечка, да нет коня в станечке!»

Полтора месяца возле мужа жила. 28 декабря в 22 часа скончался в сознании. Днём попросил меня: «Сорви мне сосульку за окном».

Я принесла. Он взял, подержал её и сказал: «Эх, как хочется жить! Какая будет хорошая жизнь после войны! Дашок, даю тебе наказ – выучи дочек».

Целый день со мной разговаривал. А вечером отвернулся к стене и стал молчать. Я говорю: «Миша, ты чего молчишь?» – «Я, может, плачу!»

Но глаза совершенно сухие. Потом мне рукой так слабо машет, зовёт. Я наклонилась, он меня своей лёгкой ручкой будто прижал, хотел поцеловать, притулил сухие губы к щеке, а сил уже нет, рука ссунулась, повисла, и он скончался.

Умерших хоронили голыми в братской могиле. На краю города выкопали ров и клали их друг на дружку. Как до верха дойдут, землю затрамбуют, чуть передвинутся и вновь накладывают. В тот день трое померли. Михаила посередине положили. Земля глинистая, мёрзлая. Мороз крепкий. Я пошла к начальнику госпиталя и попросила, чтоб на Мише оставили подштанники. На закате солнца положили рядом с ним русского и армянина, присыпали землёй. Хотела я той земли взять в платочек. Потом подумала: на что она мне? Земля человека не заменит! У меня есть его портрет, закажу рамку, повешу в хате. Пусть видит, как мы живём без него!

Ни слезинки не капнет из бабушкиных глаз, не дрогнет голос, когда она об этом рассказывает. «Что это, – спрашиваю себя, вглядываясь в её лицо, – время боль выжгло, жизнь закалила?»

Иногда она надевала тёмно-синее платье в крупную коричневую клетку и повязывала белую косынку. Обычно собиралась молча, но мы, её внуки, знали, что она готовится посетить далёкую действующую церковь, и относились к этому как к старческой причуде. Но всегда по возвращении оттуда с таинственной покорностью принимали из её рук кусочки пресного хлеба – просфоры, которые она с неразборчивым пришепётыванием клала нам в рот.

После её смерти мама привезла икону Богородицы-Троеручицы, всегда висевшую в светлом углу крохотной бабушкиной кухоньки. Воспитанный в комиссарско-пионерском духе, я сразу о ней забыл. Потребовалось многое пережить и переосмыслить, чтобы понять, кто питал силы бабушки.

Тётя Валя, старшая дочь, рассказывает:

– В 1972 году я написала в город Большой Токмак, в исполком, что папа погиб за этот город, там похоронен. Нас, трёх его дочерей, нашу маму пригласили туда, оплатили билеты на поезд, встретили с машиной начальственные люди, дали гостиницу на три дня, познакомили с городом, показали огромный сквер. На обелисках – фамилии героев, сложивших здесь головы, и под номером 179 значится: «Болотин Михаил Максимович». Мама стала перед ним на колени, плакала и рассказывала: «Муж мой дорогой, муж единственный, данный мне Богом и людьми, прости меня за то, что я так редко бываю у тебя. Ты оставил мне детей маленькими, а я привезла к тебе – погляди! Наказ твой я исполнила, как смогла. Если б ты знал, как мне тяжело было поднимать их одной! Валю выучила на бухгалтера, Флора стала белошвейкой, только у Луизы плохое здоровье, она работает дежурной в депо, я живу при ней.

Дочери наши устроены, их уважают. У нас с тобой пять внуков, все учатся, они хорошие. Фотография твоя висит на стене, там ты такой, как ушёл воевать. Я каждое утро гляжу на тебя и здороваюсь. Подожди немного, скоро свидимся».