Алексей Яковлев - «Прощание славянки»

• Название: «Прощание славянки»
• Автор: Алексей Яковлев
• Издательство: «Издательский Дом „Нева"»
• Жанр: Триллер
• Год: 2000
• ISBN: 5-7654-0814-Х

Во время недавнего пушкинского юбилея в Питере происходит целая серия загадочных убийств. Как выясняет герой романа, конспиролог Слава Пименов, борьба идет за бумаги, когда-то принадлежавшие А. С. Пушкину. В старинных масонских документах, которые поэт называл «Философическими таблицами», на много лет вперед рассчитана судьба России, предсказаны смуты, цареубийства и революции. Слава считает, что из-за этих бумаг и был убит на дуэли Пушкин.

«Философические таблицы» не потеряли своего значения и сегодня.

Перед пушкинским юбилеем в один день в городе обнаружены сразу четыре трупа…

---

— Вот такой я чудак.

Миша развел пухлыми руками.

— Костик, извини… Ты не понимаешь простую вещь… Жить надо, чтобы жить! Это очень простая, но трудно понимаемая вещь. Жить, чтобы жить! И больше в этой пошлой истории нет никакого другого смысла! Ни-ка-ко-го!

Миша, грустно улыбаясь, посмотрел на дверь, ведущую в глубину его уютного дома. А Константин правой рукой откинул пиджак, взял с тахты пистолет и положил его на стол рядом с серебряным столовым ножом. На тяжелый стук пистолета обернулся Миша. Константин улыбнулся ему и взял со стола пистолет.

— Тебе проще. Тебе готовиться не надо. Ты всегда готов, как пионер.— Константин большим пальцем снял предохранитель. — Тебе не страшно. Счастливый…

Миша побледнел и схватился пухлой рукой за волосатую грудь.

— Костик… За что?… У меня же маленькие птички…

Молнией сверкнула золотая фикса.

— Значит, и ты не готов? О жизни хорошо рассуждать, когда смерть далеко… А она не далеко, Миша… Она всегда рядом. Именно в этом смысл всей пошлой истории, как ты выразился…

У Миши действительно прихватило сердце, теперь он морщился по-настоящему, жадно хватал воздух быстрыми глотками.

— Что ты хочешь? Что?

Константин поставил руку с пистолетом локтем на стол; направил черный ствол прямо в сморщенный розовый лоб:

— Кто приходил к оценщику?

Миша, закатив глаза, тоже смотрел на свой лоб.

— Ты не сделаешь этого… У меня маленькие птички…

Константин ответил устало:

— Ты меня знаешь, Миша.

Миша опустил голову.

— Я тебя очень хорошо знаю, Белый Медведь…

— Вот и ладушки, — подбодрил его Константин. — Говори.

Миша поднял глаза, искоса посмотрел на черный ствол.

— Положи его… Положи… Не могу…

— Боишься, — посочувствовал ему Константин.

— Боюсь… — нехотя признался Миша.

— А я тебя боюсь, Миша.

— Почему? — глядя на ствол, удивился Миша.

Константин положил пистолет и объяснил:

— Боюсь людей, у которых на сложные вопросы всегда имеется очень простой ответ. Ты страшный человек, Миша.

Миша глубоко вздохнул и виновато улыбнулся.

— У тебя нет детей… Это потому, что у тебя нет детей…

Константин помрачнел.

— Кто к вам приходил?

Миша с тоской посмотрел на свою пустую рюмку.

— Давай хоть выпьем… Сердце… Мне надо… Чуть— чуть…

Константин плеснул ему из узкой бутылки, потом себе, а потом мне. Миша потянулся к нему рюмкой чокнуться, но Константин быстро выпил и поставил свою пустую рюмку на стол. Миша мелкими глотками, как лекарство, осушил свою. Мне пить не хотелось. Мне было жалко Мишу. Константин, склонив голову, выжидательно смотрел на него. А Миша, массируя волосатую грудь, все не начинал говорить, оттягивал ответ.

— Боишься его? — тихо спросил Константин.

— А то, — вздохнул Миша.

Константин придвинул к себе пистолет.

— Он далеко, а я рядом.

Миша зло отпихнул от себя тарелку с балыком.

— Неужели ты сам не догадался, Костик?! Ты же такой умный мэн! Зачем ты меня пугаешь?

То, что произошло после этих слов, мне, признаюсь, не описать. Ну как описать флюиды догадок и ответов, мелькающие на обоих лицах, как описать диалог без слов, диалог одними красноречивыми взглядами, чуть заметной мимикой, все понимающими улыбками и удовлетворенными кивками? Их долгий безмолвный диалог закончился громким шлепком Константина по розовому махровому плечу Миши. Миша устало откинулся на стуле. А Константин долго сидел с презрительной улыбкой, из-под поднятой верхней губы сверкала золотая фикса.

Потом Константин достал свою записную книжку и что-то показал в ней Мише. Миша кивнул и закрыл глаза. Константин помрачнел.

— Но Толю не он убил, — сказал вдруг Миша.

— А кто же? — насторожился Константин. — Мы с советником что ли?

Миша начал сбивчиво объяснять:

— Какой ему интерес убивать? Он же кроме гарнитура хотел еще зеркало вывезти…

— Какое зеркало? — удивился Константин. — В гарнитуре есть зеркало.

— Я знаю? Старинное зеркало какое-то… Толя плотникам ящик специально особый заказал для этого зеркала. Чтоб все увезти одним контейнером. Вместе с гарнитуром… — Миша вздохнул. — Я так думаю, Костик, вся эта жуткая история ради этого зеркала затея— на, — Миша наклонился к самому уху Константина. — Гарнитур нужен только для того, чтобы вместе с ним это зеркало вывезти одним контейнером. Под видом мебели.

— Не может быть?! — не поверил Константин.

Миша зло посмотрел на меня.

— Может, Костик, может.

Константин задумался.

Миша схватил бутылку, налил себе и Константину, наклонил бутылку в мою сторону, но, увидев мою полную рюмку, ожег меня ненавидящим взглядом.

— Костик, — сказал он, поднимая рюмку. — Умоляю тебя, никому не говори, что я тебе сказал… Я тебя умоляю…

Константин чокнулся с ним.

— Ты ничего не сказал, Миша. Мой советник — свидетель. Я сам догадался, — он посмотрел на меня. — Ты же видел, Ивасик, что я сам догадался?

Они выпили, а я не тронул свою рюмку. Мне было не до этого, Миша, успокоившись, опять начал говорить про Россию — родину плейбоев. Говорил, что самый крутой в России плейбой был Лёник Брежнев. Он всю Америку на уши поставил, когда был там с визитом. Янки до сих пор помнят, как пьяный Лёник их президента Никсона на машине катал. Гнал под двести миль в час по техасской автостраде, напевая под нос: «Малая земля, кровавая земля…» Никсон решил, что это Лёник так про Америку. Наши подлодки на фунте вокруг всей Америки лежали: одно нажатие кнопки — и Штаты — «малая земля, кровавая земля»…

— Да, — сокрушался Миша, — теперь не то. Теперь они нас не боятся. Самое страшное, что может теперь наш пьяный президент, — обоссать их аэродром имени Джона Кеннеди. И абзац! Надо признать, мужики, что холодную войну мы им проорали с треском!

Константин посмотрел на часы:

— Ну, будь здоров, Михал Натаныч, спасибо за угощение. Нам пора. Привет жене. Береги птичек.

Константин поставил пистолет на предохранитель и спрятал его в карман. Миша сказал печально:

— Извини, Костик… Помнишь Вологду? Какое время было! А? Кто знал, что все так по-блядски обернется?

— Константин толкнул меня коленом и встал.

— Слушай, Миша, можно я твою бутылочку захвачу? Приятный напиток, — он подмигнул мне. — Мой советник почти не пил. Хочу его побаловать. Он сегодня заслужил выпивку.

— Да Бог ты мой! — засуетился Миша. — Хочешь, дам тебе закупоренную? Целочку! Хочешь?

— Сойдет,— сказал Константин и прихватил со стола бутылку.

Миша проводил нас до калитки, успокоил пса и сказал Константину, прощаясь:

— Костик, только не говори никому, что я тебе сказал. Умоляю! У меня же птички.

— Ты ничего не сказал. Я сам догадался. Советник — свидетель, — сказал Константин. — И ты ничего не говори генералу. Что мы заехали к тебе — не говори!

— Как я могу! — прижал к груди пухлые руки Миша. — Ты же сейчас меня предупредил! Как же я могу?! Я же не сука, Костик.

«Отец», дожидаясь нас, обкурил свою лохматку дотла. Мы открыли окна до упора. «Отец» понимал, что у нас что-то не так, дорогой озабоченно кашлял.

— А какое сегодня число? — спросил вдруг Константин.

— Третье, — тут же ответил «отец», — с утра было… Третье июня.

Константин стукнул себя ладонью по лбу.

— Блин! Третье июня! Это же мои именины! Надо же как закрутился… Такой день пропустил…

«Отец» посмотрел на него в зеркальце заднего вида.

— Тебя Костей, что ли, зовут?

— Ну, — расстроился совсем Константин.

— Тогда все верно, — подтвердил «отец», — третьего июня — Константин и мать его Елена.

— Вот именно, мать его, — сокрушался Константин.

«Отец» успокоил:

— Еще успеешь отпраздновать. День-то еще не кончился.

Константин отвинтил пробку на длинной бутылке и протянул ее мне.

— Хлебни, Ивасик. Ты молодец. Заслужил.

Я хлебнул теплый коньяк, пережил глоток и спросил:

— Ты знаешь теперь «третьего»?

— И ты его знаешь, — ответил Константин.

— Откуда? — удивился я.

Константин отхлебнул сам, аккуратно завинтил бутылку и достал из внутреннего кармана свою солидную кожаную книжку. Развернул ее на первой странице и показал мне. Под целлофановой рамочкой была цветная фотография. Моментальная, снятая «поляроидом».

На фоне Эйфелевой башни в Париже, обнявшись, стояли трое. Людмилу я сразу узнал. Разве можно ее не узнать сразу? С обеих сторон ее обнимали улыбающиеся мужчины. В одном я узнал Константина, в другом — профессора русской литературы — месье Леона…

16 Тринадцатая страница

Дальше мы ехали молча. И к бутылке уже не прикладывались. Не до этого было. Бутылку Константин захватил у антиквара, чтобы меня отблагодарить. Он считал, что я заслужил ее, потому что еще вчера, в первом нашем с ним разговоре, вычислил профессора… А вчера ли это было? За эти несколько дней столько событий свалилось на мою бедную голову, начиная с «дня защиты детей», что я уже потерял счет этим дням… Неужели только вчера я познакомился с Константином? Я напряг память и сообразил, что если сейчас вечер третьего июня, то действительно на ночном причале у Строгановского дворца я услышал его сытый, надежный голос ранним утром второго, то есть, выходит, только вчера… Господи, а мне почему-то кажется, что я знаком с ним, как с его Людмилой, лет с трех… Наверное, потому, что он тоже обладает той же энергоинформационной мощью, что и она… Ведь я только голос его услышал и сразу захотел увидеть его. И увидел. На свою голову…