Валерий Язвицкий - Иван III - государь всея Руси (Книги первая, вторая, третья)

• Название: Иван III - государь всея Руси (Книги первая, вторая, третья)
• Автор: Валерий Язвицкий
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1996
• ISBN: 5-7632-0199-x

Перед вами замечательный исторический роман, который посвящён России времён Ивана III. Иван III — дед знаменитого Ивана Грозного. Этот незаурядный политический деятель, который сделал значительно больше важных политических преобразований, чем его знаменитый внук, всё же был незаслуженно забыт своими потомками. Книга В. Язвицкого представляет нам государя Ивана III во всём блеске его политической славы.

Исторический роман В.Язвицкого воссоздает эпоху правления Ивана III (1440–1505 гг.), освещает важнейшие события в формировании русского государства; свержение татаро-монгольского ига, собирание русских земель, преодоление княжеских распрей. Это произошло в результате внутренней политики воссоединения древнерусских княжеских городов Ярославля, Новгорода, Твери, Вятки и др. Одновременно с укреплением Руси изнутри возрастал ее международный авторитет на Западе и на Востоке.

В первый том вошли 1–3 книги.

---

— Слушай, Михайла Андреич, — радостно крикнул великий князь, — надо бы нам кого в Москву вестью отпустить, семейство мое да и твое обрадовать…

— Что ж, государь, — весело отозвался князь Михаил, — отпусти молодого Плещеева Михайлу, сына боярина Андрея Михайлыча…

— И то, княже! Хитер и ловок Михайла-то. Дам ему двадцать конников добрых — они нас с обозами-то недели на две вперед обскачут. Мы же вот два дни от Курмыша едем, а до Волги еще и не доехали.

— Воевод и бояр своих верных упредишь, — заметил князь Михаил Андреевич, — чай, Шемяка ныне там наветы да смуты сеет…

— Верно, — подхватил Василий Васильевич, — а Плещеев-то нам все его лжи и ласкательства борзо порушит!

Василий Васильевич нахмурился, но, опять повеселев, повелел позвать к себе из передового отряда молодого Плещеева. Князь Михаил Андреевич, приблизясь к страже, послал конника. Тот, лихо гикнув, помчался вперед.

— Что, государь, случилось? — подъехав к великому князю, тревожно спросил по-татарски царевич Касим. — Может, мордва или черемиса в засаде сидит? Прикажи, я поскачу вперед со своими нукерами…

Василий Васильевич весело рассмеялся.

— Нет, царевич, никакого зла в лесу я не чаю, — сказал он с ласковой шуткой, — опричь того, что завтра там беситься леший почнет…

Касим с недоуменьем глянул на великого князя, а тот рассмеялся еще веселей и добавил:

— Завтра, в четвертый день октября, святого Ерофея у нас празднуют, а наши православные весь этот день в лес не ходят, говорят — леший бесится, со злости и вред причинить может…

— А зачем от тебя конник к яртаулу поскакал?

— Хочу молодого Плещеева с сеунчем в Москву послать. А насчет мордвы да черемисы ты верно сказал. Надо ухо востро держать…

Они поехали рядом, дружно беседуя, а вскоре и Плещеев примчал. Станом и лицом красивый, Михаил на всем скаку ловко сделал крутой поворот к великому князю.

— Изволил звать меня, государь? — спросил он, осаживая коня.

Царевичу Касиму понравилась ездовая выправка Плещеева, и, причмокнув губами, сказал он Василию Васильевичу:

— Якши! Бик якши![53]

Великий князь ответил ему улыбкой, но, обратившись к Михаилу, сказал строго:

— Отбери собе двадцать лучших конников, каких сам знаешь. Возьми что надо в дорогу. Поедешь в Москву с вестью о нашем освобождении. Разумей то, что нам козни Шемякины порушить надо.

— Разумею, государь. Оповещу все христианство.

— Первую весть моему семейству, княгиням моим и сыновьям, потом всем прочим, как установлено. Завтра выезжай на рассвете. Да благословит тобя господь бог и помогут святые угодники…

Ближе к Новгороду Нижнему к старому, где Ока шире становится, бежит гребная ладейка о две пары весел и под парусом. Спешит из Мурома, ходко идет вниз по течению к матушке-Волге, да и ветер попутный. Над ладьей же у кормы — навесец тесовый, и сидят там на кошме Бегич да Федор Александрович Дубенский, едят снеди дорожные, а рядом в кошелке куры кудахчут, своего череду ждут. На шеях у них камешки разноцветные нитками привязаны — «куриные боги», от падежа они сохраняют.

Смеется Бегич и говорит в шутку:

— От падежа их боги спасают — для ножа берегут!

Но Федор Александрович хмурится. Думы у него о князе Оболенском.

Хитер воевода Василий Иванович и великому князю предан. Разбросал он везде заставы, и конники его по всем дорогам рыскают. Беспокоится Федор Александрович и зорко по берегам смотрит, где дороги проезжие, а за ними стенами стоят на обрывах крутых огромные сосны, ели, дубы и березы.

— Скорей бы Дудин монастырь проехать, — говорит он Бегичу, — там и до Нижнего недалеко.

— Должны быть к вечеру.

Впереди на закрае реки лодка показалась. Когда поровнялись, подняли весла, Федор Александрович крикнул:

— Далеко ль до Дудина?

— В монастырь к ночи будете, на жилых еще приплывете. А чьи вы?

— Княжие. А у вас что тут деется? — сурово спросил Дубенский.

— Что наяву деется, — со смехом ответили с лодки, берясь за весла, — то и во сне грезится…

Федор Александрович осерчал.

— Ты им к делу, а они про козу белу! — крикнул он, но лодки уж далеко разминулись.

Не понравилась такая встреча Дубенскому.

— Лукавы люди, вельми увертливы, — сказал он Бегичу, — может, и лазутчики воеводы Оболенского.

Более часа они проплыли молча, когда вдруг Федор Александрович увидел, как конники с лошадьми на поводу, праздными и со вьюками, к самой реке подскакали, руками им машут и в голос кричат.

— Фе-о-до-ор Ли-икса-андрыч! — услышал он голос Плишки Образцова, что с их конями берегом ехал. — Сто-ой! Ве-есте-ей до-обыли!..

Переглянулся Дубенский с Бегичем, без слов друг друга поняли, и велел Федор скорей выгребать к берегу и парус свернуть. Вышел с татарским послом он на каменистый пологий берег, а ноги и руки у него от тревоги словно размякли.

— Какие вести? — глухо спросил Федор Александрович, а сам глядит, как у Плишки губы подрагивают.

— Худые вести, — громко и торопливо заговорил Образцов. — Седни о полудни встрел нас боярин Михайла Плещеев с конниками и в доспехах. Было то противу Иванова, села Киселева. На покров, говорит, пожаловали князя великого царь Улу-Махмет и сын его Мангутек и, взявши окуп, отпустили на великое княжение со всем полоном, а в подмогу, говорит, против Шемяки свои полки дали с Касимом-царевичем…

— Врешь ты! — крикнул Бегич. — Не может то быти…

— Михайла Плещеев с сеунчем отпущен ко княгиням, — добавил Образцов, — я Плещеева-то давно знаю. В Москве, когда с нашим князем были, видал я там Плещеевых-то, и старого и молодого.

— Верно, — сказал Бегичу Дубенский, — ведомо и нам и тобе, что Плещеевы в полоне были вместе с великим князем.

— Сказывал он, — продолжал Плишка Образцов, — что князь Василий-то с царевичем в Нижнем Новегороде теперь, а то, может, и вдоль Оки уж идут…

Молчит татарин, позеленел от злости, и щеки ему дергает. Посмотрел на него Федор Александрович и сам ему с досадой молвил:

— А тобе что бояться? Царевич Касим тобя примет, не даст в обиду…

— Царевич Касим! — вырвалось у Бегича. — Хуже Мангутека он. Тот против отца, а Касим против всех и татар на русских сменить может!..

— Ты — не знаю как, — мрачно перебил его Федор Александрович, — а яз назад в Муром, потом в Галич побегу через Суждаль или Кострому, как уж бог приведет.

— Мне деваться некуда, — тихо сказал Бегич, — с тобой поеду. Мне токмо от Костромы путь будет: Волгой я прямо в Казань спущусь…

Пошли, побежали по всем городам и селам слухи: великий князь московский из плена отпущен, с войском идет в свою вотчину и дедину.

Покатилась весть о том и вверх по Волге, дошла и до Костромы и до Галича.

Испугался Шемяка, побежал в Углич, ближе к великому князю тверскому Борису Александровичу. Людям же Московской земли от того радость из радостей. Со звоном церковным встречают везде Василия Васильевича, молебны поют, а бояре, воеводы и дети боярские с воинами своими и слугами отовсюду спешат к войску княжому присоединиться.

В Муром, будучи в разъезде окружном, как раз в ту пору для владычного суда прибыл Иона, владыка рязанский и муромский. Встретил он князя московского крестным ходом ото всех церквей, и Василий Васильевич остался дня на два в граде этом. Вспомнил он слова отца Иоиля и захотел с владыкой беседу иметь, благословенье принять от него. К тому же устал великий князь и решил отдохнуть от дороги у купца Шубина, у Сергея Петровича, да отца Ферапонта послушать — хорошо дьякон стихиры из псалмов Давыдовых с запевом поет.

Мог бы великий князь у своего наместника муромского остановиться, да расположения у него не было к этому, отдохнуть хотел от ратных и государевых дел.

— У наместника-то, — сказал он Михаилу Андреевичу, — дел не миновать, а у купца от всякой гребты схорониться можно.

Шубин встретил князей с великой честью и радостью и тотчас, чтобы князю угодное сотворить, послал холопа своего за отцом Иоилем и отцом Ферапонтом, а про гонца и забыл среди хлопот, да дворецкий в ухо шепнул ему вовремя.

— Княже и господине мой, прости, что запамятовал, — сказал, кланяясь низко, Сергей Петрович, — с утра еще ждет у меня конник от воеводы твоего князя Оболенского, Василья Иваныча. Князь-то под Муромом тут стан свой раскинул. Повидать тобя хочет, когда ты укажешь…

Поморщился Василий Васильевич, но, вспомнив услуги своего знатного и искуснейшего воеводы, живо сказал:

— Проси на обед его сегодня же, а стол надо роскошен и обилен нарядить. Позвать надо и владыку. Пусть отец Иоиль поедет звать его, и ты, Михайла Андреич, поезжай с попиком-то. Почет оказать надо владыке. Ты же, Петрович, узнай от отца Иоиля, что вкушает святитель, дабы в огрешку и срам нам не впасть. Для воеводы ж фряжеского вина добудь — любит старик духовитое вино от гроздей виноградных…