Сергей Голицын - Записки уцелевшего (Часть 1)

• Название: Записки уцелевшего (Часть 1)
• Автор: Сергей Голицын
• Жанр: История

---

Несколько лет спустя прочел я в сборнике прозаических произведений покойного Александра Яшина очерк о том, как он попал на озеро Новое, как провел там на острове с женой и двумя маленькими сыновьями целое лето вдали от всякой цивилизации: рыбу ловили, купались, на лодке катались. Вскользь упомянул он о полусгнивших сваях от эстакады, как он называл остатки моста на другой остров, где из воды поднимались остовы стен полуразрушенного монастыря.

Хорошо написал Яшин - поэт и прозаик большого таланта. Но увидел он на озере и на обоих островах только красоту природы. А о той благодати, о той жизни, которая когда-то там была, он и не догадывался. А может, и догадывался, но не написал, знал - не пропустят в печать рассказ о загаженных, истерзанных развалинах монастыря.

6.

На пристань Кустoво по Мариинской системе мы попали уже к вечеру, мокрые и продрогшие от дождя, узнали, что пароход должен прийти через два часа, развесили на дебаркадере наши одежонки сушиться. Лавочка на пристани оказалась запертой. Съели мы, не разогревая, последнюю банку мясных консервов, и без хлеба. Нам бы зайти в любую избу поселка - приголубили бы нас, но мы не решились.

Ждали мы ждали пароход. И голод давал о себе знать. Пассажиров было немного, но никто, кроме нас, не беспокоился: видно привыкли к здешним пароходным порядкам. Наконец подошел пароход, шлепая колесами; мы спустились в четвертый класс, устроились сзади трюма на корме под полотняным навесом, легли прямо на пол, где вповалку спали взрослые и дети. Утром проснулись и узнали, что буфета на пароходе нет, только кипяток.

- Что же делать-то будем?- шепнул мне Андрей.

Да, положенье наше было незавидным. До пристани Вознесенье на Онежском озере пароход будет плыть двое суток. А достанем ли мы чего по пути неизвестно. Так и лежали вдвоем совсем голодные и слушали разговоры соседей.

А говорили вокруг нас оживленно и сразу в несколько голосов рассуждали о повышении налогов, о товариществах по совместной обработке земли; кто-то сказал, что у них в селе попа забрали и в тюрьму увезли теперь в церкви служить некому; другой рассказывал о самой уважаемой в их деревне семье - забрали хозяина и двух его сыновей, баб и детей выгнали, скотину отобрали, теперь в их избе клуб. А еще говорили о недостаче городских товаров - гвоздей и тех нет. В ту пору без всякого стеснения и страха крыли Советскую власть. Раздавались голоса:

- И чего к нам лезут? Жили до сих пор - не тужили, и чего им от нас надо? А куда гвозди подевались?

Кто-то попытался защищать постановления властей, да не тут-то было! Налетели на защитника бабы, точно куры на захворавшую товарку.

И тут прознали наши соседи, что у меня с Андреем нет никаких продуктов. Виновата была, конечно, наша беспечность - почему раньше не запаслись?

Гвалт поднялся еще пуще - нас окружили да давай нам совать хлеб, пироги, сало, холодец, рыбу, сахар, и, само собой разумеется, все безвозмездно. Словом, оказались мы в центре всеобщего внимания. Ребятишки глазели на нас с любопытством. И сразу нашелся подходящий предлог для новых нападок на защитника Советской власти.

- Видишь, видишь, до чего довели! Без хлеба едут, голодные едут.

Защитник властей нам тоже сунул какую-то еду. Споры то затухали, то вновь разгорались. Одни пассажиры слезали на пристанях, другие влезали и тотчас же ввязывались в споры. Наевшись вдоволь, растроганные "всенародным", если так можно выразиться, сочувствием, Андрей и я завернулись в одеяла и уснули под оживленные споры и пересуды...

Подробно описывать день за днем наше путешествие невозможно, да и не всегда подсказывала та заветная тетрадочка, переписанная когда-то моей матерью, а без нее многое я позабыл. Так мы и плыли по Мариинской системе: сперва поднимались по лестнице ящиков-шлюзов, потом спускались, потом плыли по каналу вдоль южного берега Онежского озера. Рассказывали, что при царе жизнь тут кипела, у каждого шлюза караваны барж стояли, по нескольку часов очереди дожидались. Матушка Россия сплавляла съестные продукты в Петербург и за границу, кормила стольный град и всю Западную Европу. А мы почти не видели груженых барж.

В устье Свири, на пристани Вознесенье, пересели на другой пароход, поплыли по лазурному Онежскому озеру в Петрозаводск, оттуда, уже на третьем пароходе, отчалили в Сенную губу. Это пристань на Климецком острове, напротив Петрозаводска,- конечный пункт нашего плавания по воде.

С того села наметили мы начинать наш пеший поход по Заонежью. В своей заплечной сумке, в отдельной брезентовой, непромокаемой тряпочке, вез я рекомендательное письмо сенногубскому священнику. А писал то письмо научный сотрудник музея этнографии и добрый друг нашей семьи Юша Самарин. За год до нас в составе фольклорной экспедиции приехал он сюда записывать в этих нетронутых краях старинные песни, былины и сказки. А квартировал он у батюшки на всем готовом, да еще ухаживал за его двумя дочками-учительницами. Он рассказывал нам, какая тут красота берегов Онежского озера, какие избы с нарядной резьбой и главное - какие гостеприимные люди живут. Ну как же туда не поехать?

Еще на пароходе познакомились мы с двумя коричнево-загорелыми девушками-учительницами, сидевшими на палубе на одной скамейке с нами. Поговорили, посмеялись, они начали кокетничать. И тут выяснилось, что они дочери сенногубского священника - всю зиму жили в занесенных снежными сугробами заонежских деревнях, учили ребят и копили деньги, а кончились в школах занятия, поехали они в Крым и теперь возвращаются, чтобы всю зиму вспоминать о море и копить деньги на следующую поездку.

Сразу нашлись темы для оживленных разговоров. И они, и мы перебирали достоинства Юши Самарина; они рассказывали и о других участниках экспедиции, особенно о руководителе - профессоре Юрии Матвеевиче Соколове, директоре московского Исторического музея. За оживленной беседой незаметно прошло время. Пароход повернул к пристани.

С тех пор как появились на русских реках пароходы, их всегда сбегались встречать толпы. Так и в Сенной губе. На пристань в праздничных одеждах собралось множество народа, гармошка весело играла, молодцы и девчата улыбались, дети глазели разинув рты, старухи молча стояли.

Но не на толпу я глядел, пока пришвартовывался пароход, а на ряд изб на высоком берегу. Ах, какие высились: видно, недавно срубленные, в один, в два этажа, с ярко выкрашенными в разные цвета резными наличниками! Нарядны были избы. Поодаль стояла, видно, недавно подновленная, трехглавая деревянная церковь.

Еще раз хочется повторить: за всю русскую историю 1928 год был для крестьянства лучшим и обильнейшим. Бухаринский, многажды раз тогда повторяемый призыв - "Обогащайтесь!" - осуществлялся в жизни.

И хоть слухи, исполненные тревоги, уже расползались по всей стране и злобные статьи о кулачестве заполняли газеты, крестьяне трудились на полях и лугах не разгибаясь. А на суровом севере еще приходилось выбирать камни из земли и складывать их грядами по межам делянок. Очищали земледельцы нивы, удобряли, распахивали, засевали, убирали урожай. Знали они: для себя стараются...

Полвека спустя один мой знакомый рассказывал, как на пароходе также причаливал к Сенногубской пристани, и также народ встречал. Но что-то не заметил он праздничных нарядов, и гармошки не услышал. И точно так же, как и меня, поразили его красота изб на горе и затейливость резьбы. Но многие из них стояли заколоченные, от ветхости потемневшие, набок похилившиеся...

Поповны повели нас к самому нарядному и большому двухэтажному дому, стоявшему невдалеке от церкви. Мы поднялись по лестнице. Они оставили нас одних в парадном зале под иконами.

А через некоторое время внутренние двери раскрылись на обе створки, и появилась целая процессия: впереди шла старшая поповна с кипящим самоваром, далее ее сестра, далее их мать с посудой, с подносами, наполненными разной снедью, последним шествовал сам батюшка, высокий, с длинной седой бородой, в добротного сукна рясе, дородный, величавый, значительный. Так величаво выглядели тогда иные сельские священники - утешители верующих своей паствы.

И началось обильное пиршество. Андрей меня потом упрекал, что я опять не постеснялся ухватить третий кусок пирога с рыбой.

Сам батюшка ел мало, пространно отвечал на любопытные наши вопросы о сказителях былин, о сказочниках, о судьбе олонецких монастырей, называл села, где сохранились старинные храмы; он посоветовал нам сперва пройти за пятнадцать верст на южную оконечность Климецкого острова, посмотреть тамошний, недавно закрытый монастырь, затем вернуться. Пообещал нам устроить путешествие на лодке в Кижи. А далее - куда посоветует нам направить свой путь кижский священник.

Переночевали мы на широкой перине, постеленной нам на полу парадной комнаты, под иконами, а утром, сытно позавтракав, мы отправились ко Климецкому монастырю.