Феликс Кузнецов - ПУБЛИЦИСТЫ 1860-х ГОДОВ

• Название: ПУБЛИЦИСТЫ 1860-х ГОДОВ
• Автор: Феликс Кузнецов
• Издательство: Мол. Гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1981

---

Антонович беспощадно высмеял Зайцева за статью «Последний философ-идеалист», в которой тот поднял на щит философию Шопенгауэра, увидев в его учении мостик от трансцендентального идеализма к материализму. Вслед за Кабанисом, Фогтом и другими Зайцев полагал, что человеческие представления формируются под влиянием двоякого рода ощущений: внешних (порождаемых предметами и явлениями внешнего по отношению к телу человека мира) и внутренних (порождаемых внутренними процессами организма, работой желудка, сердца, легких и пр.). В идеалистической формуле Шопенгауэра «мир есть воля» Зайцев умудрился увидеть обозначение «всех ощущений, порождаемых внутренними процессами организма».

Усугубляя свои вульгарноматериалистические ошибки, Зайцев вступил в этой статье в спор с Сеченовым по вопросу о внешних и внутренних впечатлениях. Охарактеризовав Сеченова как «знаменитого ученого», работе которого «Рефлексы головного мозга», быть может, суждено составить «эпоху в психологии человека», Зайцев высказывает здесь сомнение в справедливости того утверждения Сеченова, что «психологический акт» не может явиться в сознании без внешнего, чувственного возбуждения. Он задает вопрос Сеченову: как быть с психическими актами, вызываемыми чисто внутренними процессами жизни человеческого организма? Сердцебиение, например, вызывает страх — значит, налицо внутреннее, а не внешнее чувственное возбуждение?

В статье «Промахи» Антонович дал правильную критику ошибок статьи «Последний философ-идеалист» Зайцева.

Антонович показал, что Зайцев не понял основной идеи работы «Рефлексы головного мозга», того положения, которое составляет весь смысл ее. Главная заслуга Сеченова, указывает Антонович, заключается как раз в неопровержимом доказательстве положения, что «психический акт невозможен без чувственного возбуждения». Корень заблуждений Зайцева в непонимании того, что все возбуждения, в том числе те, которые имеют истоком своим процессы, проистекающие в человеческом организме, по отношению к нервной системе человека будут возбуждениями внешними.

Критика Антоновичем философских ошибок Зайцева была настолько неотразима, что последний сам признал справедливость ее: относительно Сеченова — полностью, относительно Шопенгауэра — частично.

Еще более досадный промах, истоки которого опять же в вульгарном материализме, Зайцев допустил в рецензии на книгу Катрфажа «Единство рода человеческого» («Русское слово», 1864, № 3). Исходя из фогтовской теории происхождения и развития человеческих рас и неравноценности их, выдвинутой им в «Лекциях о человеке», Зайцев высказал мысль, будто негры как «низшая раса» не в силах пользоваться равными правами с белыми и, если они находятся с ними в системе одного государства, обречены на подчиненное положение. Хотя Зайцев и отмежевывался от политических выводов из своей теории, объективно она подводила к тому, что освобождение негров бесперспективная, а потому и ненужная вещь. Антонович в статье «Предварительное объяснение» разоблачил объективную реакционность указанной идеи Зайцева. К «Современнику» присоединилась и «Искра», в 8-м номере которой за 1865 год появилась статья, резко критикующая эту абсурдную идею Зайцева.

«Неужели же из-за теории Дарвина о различии между расами людей должны утвердиться на незыблемом основании новые слезы и скорбь для человечества?» — задавал вопрос автор статьи. Он писал, что теория Дарвина неправильно понята Зайцевым, что эта теория как раз «не признает неизменности видов и разновидностей, и поэтому из нее никак не вытекает принцип разграничения рас как чего-то неизменного».

Выступление «Искры» было особенно болезненным для критика, потому что статья эта принадлежала перу самого близкого друга Зайцева тех лет, чей авторитет в вопросах естествознания был для него непререкаем, — перу Ножина. Статья Ножина в «Искре» отнюдь не означала, что в полемике «Русского слова» и «Современника» он во всех вопросах был на стороне Антоновича. Напротив, как свидетельствует архив III отделения, в бумагах Ножина после смерти было найдено «черновое письмо Ножина Антоновичу, в котором Ножин говорит ему, что он напрасно нападает на Писарева, Зайцева и вообще на «Русское слово», что он «не понял молодого, вполне честного направления реализма». По мнению Ножина, в этих нападках «выражен или недостаток понимания, или поворот мыслей в сторону мерзавцев-инсинуаторов».

Критика Ножиным статьи Зайцева была публичной критикой частной ошибки своего друга и единомышленника, — этот пример сам по себе показывает, насколько высок был уровень нравственной требовательности друг к другу в среде революционных демократов шестидесятых годов. Ошибки Зайцева — ив этом Ножин прав — не заслоняли для него того вполне честного направления идей, которое исповедовал Зайцев. Именно поэтому статья в 8-м номере «Искры» за 1865 год не бросила и тени на дружеские отношения Зайцева и Ножина.

ЗАЙЦЕВ И НОЖИН

Незадолго перед смертью, будучи в Женеве, Зайцев писал матери: «…Вообще у нас клуб и тут. Все, что приезжает, идет к нам, а здешние считают пашу комнату общей. Девочки царствуют в своих передних комнатах окнами на улицу, а мы в кухне и в нашей комнате составляем какое-то общественное достояние. Вроде как в Петербурге у нас было».

Иркутский купец Пестерев, о котором уже шла речь выше, в своих показаниях в III отделении свидетельствовал, что Варфоломей Зайцев, его мать и сестра, когда они жили в Петербурге, и в самом деле были «общественным достоянием»: вокруг них всегда была молодежь. «Вообще кружок Зайцева состоит из 5–6 человек молодежи умной, доброй и энергичной», — уточнял он и называл , а частности, имена Сулина, Ковалевского, Залесского, Орлова и Ножина. «В наступившем 1864 году, в апреле, я выехал в Петербург… В это время я вошел в семейство Зайцевых, свидетельствовал Пестерев. — В матери Зайцева я нашел весьма мягкую, добрую и симпатичную старушку, любящую своих детей до страсти, а в дочери ее — молодую, хорошенькую и очень развитую девицу, в сыне же — труженика; он тогда работал для «Русского слова» и дирижировал издание перевода Шлоссера…»

Архивы III отделения и, в частности, допросные листы самого Варфоломея Зайцева помогают нам с большей полнотой восстановить состав дружеского кружка, в котором вращался Зайцев в Петербурге во второй половине шестидесятых годов. Круг друзей Зайцева и особенно его дружба с Ножиным дают нам право поставить вопрос о возможных связях Зайцева с революционными кружками конца 60-х годов, во главе которых стояли Ишутин и Худяков. Кружки эти были уничтожены после выстрела Каракозова в Александра II 4 апреля 1866 года. Тогда же был арестован и Зайцев. На допросах Зайцев называет в числе своих друзей Н. В. Соколова, с которым виделся «очень часто, будучи с ним сотрудником «Русского слова» и вообще в хороших отношениях», Николая Степановича Курочкина, с которым, кроме личного знакомства, сотрудничал в «Книжном вестнике», Василия Слепцова, с которым «познакомился тотчас по приезде в Петербург еще в декабре 1862 года у общей знакомой г-жи Маркеловой», наконец Ведерникова и Малаксианова, которых «знал еще в Московском университете». В круг знакомых Зайцева, часто у него бывавших, входили также Лебедев, Згоржельский, Михайловский. Особо, как самого близкого друга, III отделение и сам Зайцев выделяют Ножина, с которым Зайцев «был особенно близок, потому что жил с ним в одном доме и даже после его смерти взял книги и все, что у покойного было». Зайцев в допросном листе свидетельствует: «С Николаем Ножиным я познакомился в конце 1864 года на квартире у Владимира Онуфриевича Ковалевского,… Я был с Ножиным очень дружен, виделся очень часто, особенно прошлое лето и последнюю зиму и весну, так как в это время мы жили с ним в одном доме. Отношения наши были, впрочем, основаны единственно на личной симпатии друг к другу, потому что ни общих дел, ни занятий у меня с ним не было». Это не совсем так. Зайцева связывало с Ножиным нечто большее, чем «личная симпатия».

В конце 1865 года Зайцев и Соколов ушли из «Русского слова», поссорившись с Благосветловым. Нужна была новая печатная трибуна, которую Зайцев искал мучительно. В своих показаниях Пестерев свидетельствует, что еще в 1865 году, будучи сотрудником «Русского слова», Зайцев начинает сотрудничество в газете «Народная летопись» (номинальным редактором газеты числился беллетрист Н. Д. Ашхарумов, фактическим редактором ее был публицист «Современника» Ю. Жуковский). Однако он вскоре рассорился с Жуковским, а газета была закрыта. В конце 1865 года один из братьев Курочкиных Владимир — купил книжный магазин Сепковского и выходивший при нем журнал «Книжный вестник», который с 22-го номера 1865 года возглавила новая редакция. Руководил журналом фактически Николай Курочкин, в редакцию вошли В. Зайцев, Н. Ножин, Н. Михайловский. Но журнал «Книжный вестник», узко-библиографический по характеру, так и не стал серьезной общественной трибуной для Зайцева. Он поместил в нем только несколько рецензий. Вот почему Зайцев ищет возможностей продолжить свою пропагандистскую и просветительскую деятельность путем издания книг.