Сергей Зайцев - Секира и меч

• Название: Секира и меч
• Автор: Сергей Зайцев
• Издательство: Книжный Дом
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-985-489-968-8

Герой романа, человек чести, в силу сложившихся обстоятельств гоним обществом и вынужден скрываться в лесах. Он единственный, кто имеет достаточно мужества и сил отплатить князю и его людям за то зло, что они совершили. Пройдет время, и герой-русич волей судьбы станет участником первого крестового похода…

---

— Это тебе, — сказала Рахиль. — Если так дела пойдут и дальше, то уже завтра ты захочешь выйти из дома.

Глеб сказал:

— Но это не моя одежда.

— Я знаю, — как-то грустно ответила Рахиль. — Но твоя одежда — одежда крестоносца, врага — для прогулок по селению не пригодна. И к тому же я не сумела ее отстирать, она вся залита кровью — и твоей, и не твоей.

— А эта одежда чья?

— Моего мужа, — Рахиль отвернулась, спрятала лицо; одежду положила на колени Глебу. — И ему она больше не понадобится…

Глеб повертел одежду в руках:

— Наверное, мне в ней будет тесно…

— Не будет. Ты должен был заметить, что у иудеев просторные одежды…

А ночью он опять слышал плач Рахили, и она опять пришла к нему и лежала рядом тихо-тихо, положа голову ему на грудь.

О чем думала она? Наверное, о своем ребенке.

Глеб вдыхал чудесный запах ее волос.

Он уже начинал засыпать, когда Рахиль вдруг громко и ясно сказала:

— Подари мне ребенка, герой… уж если подарил жизнь…

Глеб даже опешил:

— Как я могу подарить тебе ребенка?

Он увидел улыбку Рахили в темноте. Женщина спросила:

— А разве есть какой-нибудь другой способ? Кроме того — единственного?

Тут Глеб понял, что она имела в виду. И очень удивился:

— Почему ты попросила об этом меня? Разве в селении нет других мужчин?

— Есть немало красивых и сильных мужчин, — кивнула Рахиль. — И немало достойных. Но нет среди них могучего Самсона! Нет даже отдаленно похожих на тебя… А я хочу, чтоб у меня родился сын от Самсона и был таким же великаном, как его отец, и чтоб однажды он сумел постоять за свой народ…

Тогда Глеб осторожно положил Рахиль на подушки и овладел ею. И о чудо! — когда он это делал, то совсем не чувствовал боли в пояснице. Будто сама природа смилостивилась над ними и отогнала боль от ложа — престола любви.

Глеб овладевал ею медленно, с великой нежностью. А она вся трепетала под ним, она была чутка к каждому его движению. И руки ее метались у него по спине, и ноги ее крепко охватывали его ноги. Рахиль будто хотела вобрать в себя его всего. Она сходила с ума, кусала ему плечо, она шумно дышала и вскрикивала, она дрожала и шептала: «Я люблю…». Она была гибка и сильна под ним. И он чувствовал эту ее силу и поражался ей…

На следующее утро Глеб поднялся с ложа полный сил. И он прошел по жилищу Рахили из конца в конец, пригибая голову, чтобы не задеть за низкий потолок. А Рахиль, оставаясь на ложе, любовалась его обнаженной фигурой.

Но выходить из дома Глебу было еще рано. Он постоял только в дверях, огляделся.

Селение из таких же глинобитных жилищ раскинулось внизу по склону холма. Дома стояли не очень тесно, не лепились один к одному, как это Глеб видел в селениях турок. Возле каждого дома были просторные загоны для овец, сложенные из камня и глины. Отары овец и стада ослов медленно спускались по склону в долину. За ними шли Захария и еще несколько пастухов. А вокруг высились пустынные скалистые горы, лишь кое-где покрытые редкой растительностью. Солнце еще только взошло, но лучи его уже припекали.

А у Рахили был готов завтрак.

Глеб спросил:

— Ты вставала рано?

— Да, пока ты спал. Женщине надо много успеть, пока спит мужчина…

Так они разговаривали за едой о том о сем, а Глеб, не скрывая восхищенных глаз, Рахилью любовался.

Тут она сказала:

— В селении спрашивают: почему ты это сделал?

— Что сделал? — не понял Глеб.

— Почему ты разрушил храм? Почему убил стольких рыцарей?

— Разве это без слов не ясно? — пожал плечами Глеб.

— Мне ясно, — кивнула Рахиль. — А что сказать людям?

Глеб взглянул на нее серьезно:

— Скажи, что кому-то же надо было постоять за твой народ.

— А не ты ли сам штурмовал Иерусалим?

Глеб покачал головой:

— Это разные вещи. Я штурмовал город. Я дрался с воинами. Но я не избивал слабых и беззащитных.

— А зачем ты пришел в нашу землю?

— Я искал лучшей доли. Как и все.

Рахиль долго молчала, потом молвила:

— Да, никто из наших не сможет назвать тебя врагом. Но все же сегодня ночью я сожгла твою одежду. Одежда крестоносца мне ненавистна…

— А меч, а доспехи?.. А все остальное?..

Рахиль посмотрела на него так, будто впервые увидела:

— Ты все-таки воин! И никогда не станешь пастухом. Ты не забываешь про оружие… Но на время придется забыть. Мне не по силам было бы везти еще и оружие и твои доспехи… в тот проклятый день. Доспехи слишком тяжелы. К тому же они были очень помяты… Я взяла только сумку. Она лежит в углу, — Рахиль показала, в каком углу. — Я не знаю, что в ней. Она была не тяжелая.

— Там корона.

— Корона? — не поверила Рахиль.

— Да, золотая.

— Ты царь, может быть?

— Нет. Корона эта за храбрость.

— И больше ничего в сумке нет?

— Нет.

Рахиль удивилась:

— Ты прошел столько городов…

— Я никого не грабил. Я шел в обетованную землю.

Рахиль посмотрела на Глеба с уважением:

— Так я и скажу людям…

В этот день Глеб разводил в яме глину и обмазывал ею потрескавшиеся стены. К вечеру дом Рахили был как новый. А на следующий день Глеб помогал женщине отрясать в саду масличные деревья. Она поражалась его силе, говорила, что в селении никто не умеет так чисто отрясать деревья.

Потом Рахиль несколько дней давила маслины в деревянной ступе, отстаивала получающуюся массу, снимала сверху масло, это масло еще раз отстаивала и снова снимала. А потом разливала желтоватое масло по горшкам и уносила к какому-то перекупщику. За горшок масла ей платили несколько драхм. Глеб видел, как она была довольна этому заработку, и не говорил, что ее очень обманывали. Он знал, что в Константинополе такой горшок даже худшего по качеству — зеленоватого — масла стоит во сто крат больше.

— Я подарю тебе корону, — однажды сказал он.

— А я не могу принять ее, — ответила она. — Ведь это только твоя корона…

Глеб чувствовал, что все больше привязывается к этой женщине. В ней ему нравилось все: и как она говорит, и как она молчит, как ходит, как одевается, как просто себя держит; нравилось, что любое дело спорится у нее в руках; нравилось, с каким терпением, с какой силой духа она переживает в себе свое горе; нравилось, что она стала меньше вспоминать прошлое и больше думать о будущем…

Рахиль днем была сдержанна, задумчива; иногда он замечал, что она даже улыбалась каким-то своим тайным мыслям. А ночью была горяча и страстна… Она отдавалась любви до последней частички сердца. Она сгорала в любви как свеча. Забывая себя, забывая все на свете, она смеялась и плакала на ложе любви. И просила любви еще и еще. Она с ума сходила по Глебу, целовала его то нежно, то страстно и называла его самыми ласковыми именами…

А по утрам плела рогожи.

Жители селения выказывали Глебу при встречах уважение. Выражали уважение по-разному. Женщины склонялись перед ним и замирали и стояли так, пока он с ними не заговаривал; тогда они выпрямлялись и вежливо отвечали. Мужчины спешили сказать приветливое слово и пригласить к себе в дом. Они были очень гостеприимны. Они говорили: «Открытый дом — как открытое сердце. Щедрый хозяин — честное сердце!» И угощали Глеба тем, что каждый из них имел. Ни у кого и в мыслях не было утаить от гостя что-нибудь вкусное. В эту пору года уже созрели душистые смоквы, и Глебу они очень нравились, ибо отдаленно напоминали груши с его родины.

Не желая быть обузой Рахили, Глеб одно время пас с Захарией овец. Он заметил, что иудеи весьма почитают пастухов — почитают много больше, нежели у других народов. Если здесь хотят сказать мужчине приятное, говорят, что он хороший пастух и что стада его всем на зависть, а если мужчина не пастух, то говорят, что он мог бы быть очень хорошим пастухом.

Овцы были в этой стране необычной породы: круторогие, с длинным тяжелым курдюком. Чтобы курдюк этот не волочился по земле, к овце привязывали маленькую деревянную тележку о двух колесах. И такая овца спокойно паслась, таская за собой на тележке собственный курдюк. Это было очень любопытно Глебу и в первое время даже смешно. Разве не смешон был бы толстый-толстый человек, катящий перед собой на тележке собственный живот?

Захария был очень мудрый старик. Он прочитал много книг. Не менее десяти. Две из них — греческие — знал почти наизусть и частенько цитировал какую-нибудь мудрость. Захария все время расспрашивал Глеба о его жизни, удивленно качал головой, выслушивая ответы, и говорил, что Глебу в жизни премного повезло: он такой молодой, а уже так много всякого перевидел и перечувствовал. Он говорил, что жизнь Глеба даже достойна нравоучительного описания.

В присутствии Глеба старик не скупился на похвалы Рахили, в шутку сетовал, что он сам уже так стар, — а то бы никому не уступил эту чистую овечку. Глеб не мог не согласиться со стариком: Рахиль заслуживала большого счастья, но вместо счастья познала много горя.