Светлана Крушина - Голос дороги

• Название: Голос дороги
• Автор: Светлана Крушина
• Жанр: Фэнтези

Длинный и подробный роман в четырех частях написан несколько лет назад, и хотя после несколько раз правился, и сильно, все же он может показаться слишком длинным и затянутым. Герои, в лучших традициях фентези, все время куда-то идут и, совсем не в традициях, выясняют между собой отношения. Действие происходит за два года до встречи Илис с Барденом ("Все могут короли").

---

Со временем он стал все реже заглядывать домой, и даже есть норовил на кухне, со слугами. Загнать же домой Гату, особенно на уроки, которые давал ее сестре приходящий учитель, было почти невозможно. Сначала нужно было ее отыскать, а мало кто знал, где она пропадает. Поведение младшей дочери выводило княгиню из себя. В те редкие минуты, когда, наконец, в ее поле зрения оказывалась Гата, она читала дочери длинные нотации воспитательного характера, ставя в пример старшую сестру и напоминая, что и Гата — тоже княжна. На Гату ее выговоры не производили ни малейшего впечатления, и она ничего не меняла в своих привычках. Да и отец ее не упрекал, ему даже нравился ее неуправляемый характер. Он нередко высказывал вслух сожаления, что она родилась не мальчишкой. Его только утешало, что объявившийся сын оказался таким же шальным, как и любимая дочь, и что его младшие отпрыски пришлись друг другу по нраву.

Однако, привольная жизнь Грэма быстро закончилась. Князь решил, что мальчик достаточно освоился в новой семье, и пора приступать к делам. Под делами подразумевалось образование юного княжича. Для него пригласили еще одного учителя, помимо того, что ходил заниматься с Нинелью и с Гатой. И вместо того, чтобы вольной птицей носиться по полям и лесам, Грэм вынужден был сидеть в классе за книгами. Учили его чтению и письму, математике, истории, философии, поэзии, и — самое главное! — хорошим манерам. Нетерпеливый, порывистый характер Грэма снова дал о себе знать. При каждой неудаче он начинал злиться и ругаться площадными словами, приводя в ужас своего наставника. Науки ему не нравились, особенно философия, в которой он не понимал ни слова. На уроках он большую часть времени смотрел за окно, а не в книгу, вспоминая, как хорошо было на воле с Гатой. Впрочем, погода скоро испортилась, так что он лишился и этого маленького удовольствия. Да и Гате стало неинтересно гулять одной по холоду, и она слонялась по дому, огрызаясь на замечания матери и доводя своего учителя до белого каления.

Но из этого положения вскоре нашелся выход: Гата и Грэм додумались вместе сбегать с уроков. Они прятались в службах, а потом уходили на кухню и сидели там, путаясь под руками у Укон. Та ворчала, но не прогоняла их, и иногда даже подсовывала что-нибудь вкусненькое. Только на кухне Грэм и чувствовал себя дома. В семействе же Соло вокруг него сгустилась нехорошая атмосфера. Княгиня очевидно его невзлюбила, особенно после того, как князь официально объявил его наследником титула и состояния. Она не вела себя как злая мачеха из сказок, но едва разговаривала с Грэмом, и в этих редких случаях просто замораживала голосом и взглядом. Стоя перед ней, он изнемогал от желания перенестись на край света, чтобы оказаться подальше от княгини; уши так и горели от непонятного стыда. Ему казалось — с ним разговаривает ледяная фигура, высеченная из айсберга. Задетый ее холодностью, он начинал дерзить и задирать подбородок; такое поведение только усиливало неприязнь княгини. С каждым разом ее голос становился все холоднее и холоднее; казалось, она вот-вот начнет покрываться инеем. Грэм ничего не мог сделать, не мог растопить этот лед. Ему оставалось только избегать мачехи.

Нинель тоже его невзлюбила. Она даже не старалась скрыть презрительного отношения к незаконнорожденному брату, напротив — никогда не упускала случая это презрение продемонстрировать. Мало-помалу, Грэм ее возненавидел. Он не спускал Нинель ни одной ее язвительной реплики, всегда огрызался и дерзил. Не раз и не два в таких перепалках Нинель совершенно теряла самообладание, начинала кричать и называла Грэма бастардом и ублюдком, не зная оскорблений страшнее. Если при этих «беседах» присутствовала Гата, она никогда не оставалась в стороне, вступалась за брата, и скандал разрастался до безобразных размеров. Кончалось все обычно вмешательством князя, который успокаивал и разгонял всех троих по разным углам.

Неприятность вышла и со старой княгиней. Теперь, когда Грэм почти все время проводил дома, он не мог по-прежнему избегать ее. В один прекрасный день княгиня столкнулась с ним в коридоре и пожелала узнать, что за мальчик появился в замке. Грэм попытался было объясниться, но старушка, кажется, его не поняла, и только впала в сильное беспокойство. В тот же день она обратилась за разъяснениями к невестке и сыну. Княгиня Мираль охотно обрисовала ей ситуацию, сопроводив рассказ ядовитыми комментариями. Старая княгиня так разволновалась, что на неделю слегла в постель.

Князю тошно было видеть пренебрежение, которым щедро одаривают его сына княгиня и Нинель, и его беспокоил нараставший разлад в семье. Грэм ждал, что со дня на день у него лопнет терпение, и он, чтобы сохранить мир, велит сыну проваливать из дома куда глаза глядят. Но он плохо знал князя. Тот не только не попросил его покинуть замок, но, напротив, с каждым днем все сильнее к нему привязывался и проявлял все больше внимания. Его отношения с женой и дочерью начали портиться, но он делал вид, будто все в порядке. Чтобы проводить с Грэмом больше времени, князь пожелал лично обучать его некоторым наукам, в том числе — искусству боя на мечах.

Учителем князь был превосходным. Обладая железным терпением, он спокойно сносил обычные для Грэма вспышки злости и раздражительности. Впрочем, теперь они стали реже, поскольку Грэм помешался на фехтовании и готов был целыми днями не вылезать из тренировочного зала. Он влюбился в танцы с мечами и верил, что никогда не видел ничего прекраснее.

У князя были два меча, и он владел ими виртуозно. Несмотря на свой возраст, — а ему было уже сорок пять, — он оставался гибким и грациозным, в его поджаром теле не было ни грамма лишнего веса. Грэм пошел в отца не только лицом, телом он был так же худ и гибок, да и ловкости ему было не занимать. Вот только сломанная нога его подводила. Он по-прежнему прихрамывал, а в плохую погоду и после больших физических нагрузок нога начинала немилосердно болеть. Вскоре Грэм довольно сносно владел мечом, но князь и Гата — тоже большая любительница фехтования — запросто загоняли его в угол. Больная нога мешала ему двигаться, и он страшно на себя злился. Сжав зубы, он учился не замечать боль, и дело стало подвигаться лучше. К исходу зимы Грэм уже довольно легко брал верх над Гатой, хотя против князя выстоять еще не мог.

Зимние вечера князь проводил в кабинете, среди хозяйственных книг. Управляющего он не держал. Грэм начал приходить к нему, ища компании более дружелюбной, нежели исходящая злобой Нинель или исполненная ледяной неприязни княгиня, — и князь откровенно радовался его приходам. Князь работал с бумагами, а Грэм устраивался в большом кресле перед камином и предавался праздным мыслям; оба были вполне довольны молчаливым обществом друг друга. Первое время они только изредка обменивались короткими фразами, потом князь начал незаметно, понемногу, вводить Грэма в дела, как бы невзначай прося помочь в чем-либо. Грэм не отказывался и подсаживался к столу… Они начинали обсуждать дела, и все чаще обмен деловыми замечаниями перерастал в пространные беседы на самые разные темы. Грэм, как и во время короткого путешествия из Карнелина в Ваандерхельм, слушал князя с всевозрастающей жадностью, и вскоре полюбил звук его голоса, полюбил его самого… и незаметно для себя простил ему смерть матери. Неосознанно он начал перенимать манеры князя, его интонации и выражение лица. Он все с большей охотой читал книги, которые рекомендовал князь; ему нравились те же вина и блюда. Князь все замечал, но помалкивал, затаив радость глубоко в сердце. Он уже понял, как нужно обращаться с Грэмом, чтобы не оттолкнуть его от себя.

Одно только не давалось Грэму: несмотря на возросшую близость, он не мог назвать князя отцом. Но и говорить ему «сударь» или "ваша светлость" тоже стало неловко, и Грэм старался избегать такого рода обращений.

Так и прошла зима — в уроках, занятиях с оружием, вечерних беседах с князем, посиделках с Гатой на кухне, в стычках с Нинелью и пикировках с княгиней. Ненависть между Грэмом и старшей княжной становилась все более явной, и наконец он начал прятаться от нее, чтобы не оказаться наедине. Надменность Нинели бесила его невероятно, и он боялся однажды потерять над собой контроль и сорваться.

Весной князь переписал завещание в пользу сына, и всякая надежда на примирение со старшей сестрой окончательно исчезла.

Грэм должен был унаследовать за отцом титул, земли и состояние, за исключением той части, что была назначена в приданое княжнам. Однако сумма приданого, хотя и весьма значительная, терялась на фоне неимоверных размеров основной доли наследства. Отдельно был прописан пункт о втором, малом поместье, которое переходило во владения Грэма уже по достижении им шестнадцатилетия. Тем самым князь надеялся оградить сына от дальнейших нападок со стороны княгини и Нинели; однако он просчитался. Поместье это, как после узнал Грэм, раньше было назначено в приданое для Нинели. Вместо него князь назначил дочери большую сумму в золоте, но родных это отнюдь не смягчило.