Светлана Крушина - Хроники империи, или История одного императора

• Название: Хроники империи, или История одного императора
• Автор: Светлана Крушина
• Жанр: Фэнтези

---

Так получилось, что в императорский дворец в Эдесе сестра и сын императора прибыли одновременно. Завидев впереди в коридоре знакомую массивную фигуру дюкессы, облаченную в придворное платье цвета рубинового вина, Марк удивился и остановился в нерешительности. Разговаривать с теткой ему не хотелось. Он редко видел ее, почти совсем не знал, но не любил за высокомерие и грубость, а еще за то, что подсознательно чувствовал ее ненависть к императору, его отцу.

Но встречи избежать не удалось: дюкесса уже заметила Марка и на всех парусах устремилась к нему. За ней едва поспевал молодой детина мощного сложения, с неопрятной бородой и всклокоченной шевелюрой — то ли слуга, то ли телохранитель.

— Марк! — пробасила дюкесса и сцапала Марка за руки. — Мальчик мой, как давно я тебя не видела! Как ты вырос! Настоящий мужчина. Давно ты приехал? Судя по твоему виду, только что, — она окинула быстрым взором пропыленную и несвежую одежду Марка и его испачканные дорожной грязью сапоги. — Откуда ты явился, с поля боя?

Марк слегка опешил под ее напором. Обычно она держалась очень надменно, обращала на него внимания не больше, чем на стул или шкаф и уж точно никогда не называла "мальчик мой". Однако, избавляться от нее нужно было как можно скорее, и он сказал сухо:

— Простите, миледи, но я очень спешу. Меня ждет отец.

В ответ на это Карлота попыталась ласково улыбнуться. Но у нее ничего не вышло; ее надменный толстогубый рот не умел улыбаться ласково, и улыбка вышла кривая и жутковатая. Когда подобное выражение появлялось на лице императора, это предвещало крупные неприятности тому, кому улыбка была адресована. Марк содрогнулся и попытался пройти мимо, но дюкесса держала крепко.

— Я тоже хотела поговорить с твоим отцом, — заявила она. — Думаю, он примет нас обоих.

Она отпустила руку Марка, но тут же вцепилась в его локоть, и потащила по коридору в направлении кабинета императора. Выглядели они, по мнению Марка, нелепо: дюкесса была выше его на полголовы, а обилие тела превращало ее в настоящую живую гору; при том, что сам Марк был довольно крупного сложения, рядом с ней он терялся. Впрочем, рядом с этой монументальной женщиной померк бы и Барден.

Изображать галантного кавалера было нелегко; Марк стискивал зубы от гнева и отвращения и старался не смотреть в сторону своей дамы. К тому же, его смутно беспокоило и держало в напряжении присутствие за спиной странного слуги дюкессы.

Таким образом, олицетворяя собой трогательное семейное единство, они переступили порог императорского кабинета. Помня о правилах вежливости, Марк пропустил дюкессу вперед и потому не видел, как отреагировал Барден на появление сестры. Реакция же императора была недвусмысленной: его губы решительно сжались, а черты застыли в каменной неподвижности. Вместо того, чтобы подняться навстречу даме, он откинулся на спинку кресла и из-под полуопущенных тяжелых век устремил на гостью мрачный и злобный взгляд. Карлота ответила не менее выразительным взглядом, но все же почтительно склонила перед ним голову. Как уже говорилось, Марк не видел этого обмена взглядами, но зато видел казначей, в почтительном молчании застывший по левую руку от императора; в эту минуту он как раз давал отчет по состоянию государственной казны. Хотя ярость и ненависть в глазах августейших брата и сестры никак к нему относились, он побледнел от предчувствия беды и не смог сдержать дрожь. Видел обмен взглядами и Альберт, сидевший тут же и занятый просмотром счетов. Очень внимательно он посмотрел сначала на Бардена, потом на Карлоту, чуть нахмурился, но ничего не сказал и вернулся к документам.

— Я занят, Карлота, — начал император угрожающе и надменно. — И я попросил бы тебя… — но тут он увидел выступившего из-за спины дюкессы Марка и осекся. Но уже через секунду продолжал ничуть не смягчившимся тоном: — Марк, мне нужно закончить дела.

— Если позволишь, отец, я подожду здесь, — отозвался Марк спокойно.

— Хорошо, — после короткого размышления сказал император и снова обратил взгляд на дюкессу, глаза его вспыхнули. — С тобой, сестра, мы поговорим позже. Оставь нас.

Щеки Карлоты вспыхнули гневным румянцем; она не привыкла, чтобы ее оскорбляли в присутствии тех, кто стоял ниже нее.

— Но я…

— Я сказал — оставь нас, — повторил император, понизив голос, и дюкесса немедленно ретировалась.

— Сядь, — велел император Марку, указывая на кресло в углу, и снова повернулся к казначею. — Продолжайте.

Марк тихо сел, где было велено и принялся рассеянно листать книгу, которую взял с примостившегося рядом столика. В книге он не понимал ровным счетом ни слова, очень уж она была мудреная, а от украшающих ее страницы рисунков Марку стало не по себе. Он взглянул на обложку; название состояло из одного длинного сложнопроизносимого слова и ни о чем ему не говорило. Он отложил книгу и стал прислушиваться, о чем отец говорит с казначеем и Альбертом. Это было гораздо ближе и понятнее.

Наконец, казначей поклонился и ушел, унося с собой пухлую пачку отчетов.

— Иди сюда, — сказал император, делая Марку знак приблизиться. — Садись.

Молча Марк повиновался. Он начинал нервничать. Голос отца звучал глухо и устало, отец был явно не в духе. В таком состоянии малейшая дерзость, малейшее неповиновение могло вывести его из себя, а Марк собирался даже не дерзить — он собирался отстаивать свою свободу воли. Это могло быть истолковано как бунт; а бунты император подавлял беспощадно и решительно. К тому же, Марка нервировало молчаливое присутствие в кабинете Альберта. Говорить, очевидно, придется при нем. Не то, чтобы Марк не доверял Альберту, который был, как ни крути, самым близким к императору человеком, и которого Марк с раннего детства привык видеть рядом с отцом, но разговор предстоял очень личный. Однако, он не посмел просить отца о беседе наедине, и только вопросительно посмотрел на Альберта. Тот сделал вид, что ничего не заметил.

— Это ты притащил Карлоту сюда? — спросил император довольно холодно.

— Нет, отец. Я встретил ее уже во дворце.

— Тварь… — проговорил император очень тихо, но с такой ненавистью, что Марк взглянул на него со страхом. До сих пор ему не приходилось слышать, чтобы отец о ком-то говорил с ненавистью, а поскольку произнесенное им слово относилось, без сомнения, к родной сестре, прозвучало оно особенно жутко. — Почему ее не арестовали? Что ей тут надо?

— Арестовали, отец?..

Но император решительно взмахнул рукой, словно заявляя: "Об этом мы говорить не будем", и Марку пришлось запрятать свое удивление поглубже.

— Ну а зачем приехал ты? — продолжал император. — Что за срочность такая?

Марк внутренне сжался. Сейчас начнется… Нет, ему и раньше приходилось спорить с отцом, и отстаивать свои убеждения, но всегда это было очень болезненно и тяжко, и почти всегда кончалось ничем. Не считая себе слабаком, Марк все же признавал, что отец гораздо, гораздо сильнее него в моральном плане. Против давления его воли было почти невозможно выстоять. Немногим это удавалось.

— Я намерен в ближайшее время жениться, отец, — заявил Марк, холодея от собственной наглости. — Я хотел сообщить тебе об этом и получить, если возможно, твое благословение.

— "Если возможно"? — переспросил император, пристально на него глядя. — То есть, у тебя есть сомнения в том, что я одобрю твой выбор?

— Я допускаю, что у тебя могут быть свои соображения насчет… устройства моей судьбы.

Марк знал, что некоторое время назад у отца имелись вполне серьезные планы женить его на медейской принцессе Ванде. К великой радости Марка, планам этим не суждено было осуществиться, но с тех пор отец мог подыскать ему другую выгодную партию.

— А если это действительно так? — спросил император предельно серьезным тоном.

— Тогда у нас с тобой выйдет размолвка, отец, — очень тихо, но твердо ответил Марк.

В комнате повисло молчание. В который раз Марк задумался над мучительным для него вопросом: почему отец вообще снисходит до разговора с ним, при том, что достаточно одного усилия воли, и мысли сына будут ясны отцу, как собственные? Но император неизменно вступал в диалог, как простой смертный, а Марка не отпускало ощущение, что отец постоянно испытывает его искренность, сверяя помыслы со словами. Это привело к тому, что Марк всегда, с самого детства, бывал в разговорах с ним предельно честным, но чувствовал себя при этом как в поединке с превосходящим его по силам противником.

— И ты пойдешь против моей воли? — тихо и, как показалось Марку, зловеще, спросил император.

Марк сильно побледнел, но ответил по-прежнему решительно:

— Пойду, отец.

— Из-за женщины?

— Я люблю ее.

От короткой судороги, пробежавшей по отцовскому лицу, у Марка сжалось сердце и похолодело в груди. В молчании император поднялся, вышел из-за стола и остановился у окна, спиной к сыну, скрестив на груди руки. Его молчание пугало Марка сильнее, чем бешеная ярость, лишавшая отца разума. Если отец молчал, значит, внутри него готовилась такая буря, которой даже он боялся дать выход. Буря, вслед за которой начинали лететь с плеч головы…