Александр Матюхин - Тень императора

• Название: Тень императора
• Автор: Александр Матюхин
• Жанр: Фэнтези

---

— О чем ты, писарь? — с интонациями заботливой матери поинтересовался Бородач, — не сбрендил часом?

— Нам надо вернуться обратно, к тебе, — я поднялся, стряхнул со штанов налипший снег, — мне нужно кое-что написать. Срочно.

— Ну, раз вы так настаиваете, уважаемый.

Бородач тоже поднялся. Мы запрыгали по заснеженным крышам, по своим собственным следам обратно.

Через несколько минут мы были уже на складе.

Император давно проснулся, лежал на кровати, положив здоровую руку под голову, смотрел в никуда, видимо, о чем-то думал. Когда мы зашли, лицо его озарила радостная улыбка.

— Где вы потерялись, Геддон? Я уже начал было волноваться.

— Ходили на разведку, мой господин, — мне казалось, что времени на долгие объяснения нет.

— Куда?

Я не ответил, подбежал к своему рюкзаку, вынул стопку чистых листов, ручку. Мои руки тряслись от напряжения. Я вдруг четко осознал, что до этого мгновения в моей памяти образовалась форменная дыра. Я забил себе голову всякой ненужной мелочью, я полностью провалился в события настоящего и забыл о прошлом. Да, да, о прошлом, куда стоило бы заглядывать хотя бы ненадолго, хотя бы раз в месяц…

Я же писарь, черт возьми, я должен следить за прошлым!

— Что с тобой, Геддон?

— Не обращайте внимания, — отозвался Бородач, — на него словно лихорадка напала. Как отряд увидел, задрожал весь, вспотел и бегом домой.

— Отряд, какой отряд?

— Я вам все расскажу…

Дальше я уже не слышал. Схватив бумагу и ручку, я пробежал в самый дальний угол склада, зажег свечу и на секунду замер. Письмо для меня не просто желание излить на бумагу свои эмоции.

Во-первых, я уже несколько дней не писал тебе, моя любимая, во-вторых, только вспоминая о тебе, я могу вернуться в прошлое, как будто, держась за невидимую веревку, спускаюсь в глубокое подземелье.

От настоящего к прошлому.

И все ниже и ниже… и все темнее и темнее…

Письмо N 2

…Здравствуй, дорогая. Снова пишу тебе, поскольку обратиться больше не к кому. Все чаще и чаще возникает твой образ у меня перед глазами, когда я смотрю на небо, смотрю на воду, смотрю на кружащиеся снежинки. Всюду — ты. Если бы ты знала, родная, как же я по тебе скучаю…

Пишу эти строки, а сам, смешно подумать, гляжу краем глаза на молодого Императора, чтобы не подглядывал. Мне почему-то стыдно говорить ему, что я пишу письма. Да, возможно, со стороны это звучит глупо — писать письма умершей жене, но… родная, слышишь, ты умерла для остальных, не для меня. Даже не думай о том, что я когда-нибудь поверю, будто ты умерла. Нет, дорогая моя, любимая, не умерла. Ты перешла в другой мир, в котором, как я надеюсь, намного лучше живется, чем здесь. И я очень надеюсь, что когда-нибудь мы встретимся, и меня не забросит на другую сторону мира, ведь нет ничего хуже, чем искать свою любовь целую вечность…

Послушай, родная, я решил написать тебе это письмо, потому что никто лучше тебя не помогал мне справиться с неразберихой в голове. Помнишь, как вечерами мы сидели вдвоем у камина? Ты — поджав ноги, я — закуривая трубку. Твоя голова лежала на моем плече… и я рассказывал тебе о событиях минувшего дня, и ты задавала вопросы (правильные вопросы), которые выстраивали в моей голове четкую цепочку мыслей. Именно благодаря тебе, родная, я смог научиться излагать мысли так, чтобы они стали понятны окружающим. Благодаря твоим вопросам.

И вот сейчас, сидя за столом в темном, пропахшем плесенью и старостью складе, в мертвом городе Шотограде, я вспомнил о твоих вопросах, и понял, что сейчас только ты сможешь помочь мне вспомнить все события того раннего утра, когда мы с молодым Императором и советником Карло спустились в казематы имперской темницы, чтобы Император смог поговорить с Ловкачом. Я многое помню, но, увы, многое и забыл. А еще больше перепуталось в моей бедной головушке. О, Дева В Белом, если бы она знала, как мне тебя не хватает, родная…

С чего бы начать? Какой вопрос задала бы ты, если бы мы уселись вечером перед камином? Я бы разворошил угли и закурил трубку, а ты бы задернула шторы, отрезая наступающую темноту от нашего уютного мира… и ты бы спросила:

«Ну, дорогой, рассказывай! В подземельях действительно так темно, как об этом все говорят?»

И я бы ответил:

«Не верь всему, о чем говорят, особенно, если об этом говорила Палла, что живет через дорогу. В подземельях светло, как днем, потому что…»

Потому что там повсюду факелы. Через каждый метр в стене торчит факел, а на потолках, к тому же, кое-где горят яркие лампы. Свет подается так, чтобы не создавалось теней, чтобы выгнать темноту из любого уголка, из каждой щели. Тени в тюрьме — это, прежде всего, друзья заключенных, так объяснил нам начальник тюремного отсека, господин Тиам. Возможно, дорогая, ты встречалась с этим высоким, статным человеком на праздниках в честь Дня Империи, или Вселенской распродажи Веселья, что приходится на первое апреля каждого года. Тиам выглядел так, словно не был начальником тюремного отсека, а занимал должность, как минимум, второго помощника императора. Столько снобизма, гордости, а также столь высоко задранного носа я не встречал давно. Тиаму не хватало только трости, чтобы вышагивать по коридору тюремного отсека, выпятив грудь, и уж точно походить на чиновника в высоком звании. Предлагаю посмеяться, дорогая, смех, говорят, помогает в жизни.

Тиам встретил молодого Императора у входа в тюремный отсек. Мы с Карло шли чуть поодаль. Карло выглядел не выспавшимся и мрачным, он не одобрял желание молодого Императора говорить с нахалом, бурчал под нос, что «не стоит начинать правление с поблажек, выпороть бы этого мерзавца, и дело с концом».

«Доброе утро, мой господин, — приветствовал Тиам, — прекрасно выглядите».

И, без лишних разговоров, распахнул перед нами двери в свой тюремный сектор.

Хочу сказать тебе, что тюремных секторов в столице Империи насчитывалось почти двадцать штук. Все они были раскиданы по столице, в зависимости от важности помещаемых в них преступников, и делились на строгие касты. Воров сажали в один сектор, убийц — в другой, мошенников и мелких преступников в третий. Ловкача же упрятали в сектор для политических преступников. К слову сказать, при правлении старого Императора политических преступников почти не было. На двери этого сектора почти всегда висел огромный замок. Ближе к концу правления Императора политические появились, но в большинстве своем ими оказались мелкие преступники, либо виртуозные мошенники. По сути, Ловкач явился первым за несколько лет действительно серьезным заключенным.

Мы спустились следом за молодым Императором и молчаливым, но гордым Тиамом, по широкой бетонной лестнице вниз, попали в яркий коридор, без единой тени, и прошли по устланному изъеденной полоской ковра полу, мимо множества дверей с узкими зарешетчатыми окнами. Возле одной из дверей Тиам остановился, выудил из кармана ключи, долго гремел ими, хмурил бровь, словно не мог найти подходящий, затем вставил ключ в замок.

«Заключенный номер двадцать один «А», отойдите к окну и поднимите руки!» — рявкнул он в окошко, косясь одним глазом на Императора.

И вот здесь, дорогая, ты бы задала следующий вопрос. Я вижу тебя, поднявшую голову с моего плеча и посмотревшую на меня своими бездонными голубыми глазами. Да, да, сейчас я вижу четкую картинку воспоминаний, как будто все это произошло только вчера… но если бы не твои вопросы…

«Что случилось потом? — спрашиваешь ты, — вы вошли внутрь?»…

И я ответил:

«Нет…»

Мы не успели. Дверь неожиданно распахнулась сама собой, Тиам отлетел к противоположной стене, крепко ударился спиной о камни, вскрикнул. Связка ключей выскользнула из его рук… но не упала — зависла в воздухе. Как зависло, замерло, застыло все вокруг.

И Тиам застыл, с выражением глубокого удивления на лице, вскинув одну руку, выгнув спину… И Карло застыл, он как раз поправлял очки левой рукой, так и замер, с очками набекрень… и я тоже застыл, хотя вспомнил об этом только сейчас. Застыл, не успев ничего предпринять, едва открыл рот… и превратился в фарфоровую куколку, которая может только смотреть и слушать. Слушать и смотреть.

Не застыл, кажется, только Император. Но и с ним происходило что-то странное. Он шарахнулся назад, но, видимо, уперся спиной о невидимую стену, потому что кинулся вперед, и словно ударился о воздух, вскрикнул, схватился за нос, из которого брызнула кровь. Затем он еще несколько секунд вертелся волчком на месте, выставив руки, ощупывал невидимую стену, походил на муху, угодившую в стеклянную банку.

И в следующее мгновение я увидел Ловкача. Он уже стоял в проходе, между дверью и коридором, прислонившись к дверному косяку, скрестив руки, словно беззаботный фермер, вернувшийся домой после трудового дня. Не хватало только соломинки в уголку рта.