Орхан Памук - Музей невинности

• Название: Музей невинности
• Автор: Орхан Памук
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-367-01098-5

Эта история любви как мир глубока, как боль неутешна и как счастье безгранична. В своем новом романе, повествующем об отношениях наследника богатой стамбульской семьи Кемаля и его бедной далекой родственницы Фюсун, автор исследует тайники человеческой души, в которых само время и пространство преображаются в то, что и зовется истинной жизнью.

---

— Всерьез, сударь.

Бывшего министра несколько разочаровало, что я не украсил ответ изящной шуткой, что не укрылось от меня.

— Помолвка означает, что имя этой девушки навсегда будет связано с твоим. Помолвку расторгать нельзя. Ты хорошо подумал?

Вокруг нас начали собираться гости.

— Хорошо.

— Тогда предлагаю обручить вас прямо сейчас, и приступим к еде.

Я чувствовал, что не нравлюсь ему, но это совершенно не огорчало меня. Собравшимся вокруг гостям министр привел один эпизод, связанный с его службой в армии, из которого следовало, что и Турция, и он сам сорок лет назад были очень бедны, однако потом многого добились. После этого он трогательно поведал о том, как в это же время сорок лет назад у него состоялась скромная и тихая помолвка с его покойной женой. Затем вознес всяческие похвалы Сибель и её семье. В его словах не было юмора, но почему-то все, включая смотревших издалека официантов с подносами, слушали его с улыбкой, будто он рассказывал что-то очень смешное. Кольца, которые сейчас лежат в моем музее, принесла на серебряном подносе десятилетняя девочка Хюлья с зубами как у зайца, восхищавшаяся Сибель, которая её очень любила. Воцарилась тишина. Мы с Сибель — от волнения, а министр — от смущения, перепутали руки, на которые следовало надеть кольца, и не могли придумать, как выпутаться из этого неловкого положения. Кто-то из гостей, уже готовый рассмеяться, закричал: «Не тот палец, другая рука!» Потом наконец весело загомонила вся толпа, будто мы стояли среди студентов, и кольца попали туда, куда и нужно. Министр разрезал связывавшую их ленточку, и мгновенно раздался гром аплодисментов, напомнивший мне шум крыльев взлетающей голубиной стаи. Хотя я именно так себе все и представлял, мне вдруг стало невероятно хорошо от того, что все люди, которых я знал, сейчас стояли вокруг, счастливо смотрели на нас и хлопали. И вдруг сердце мое заколотилось.

Позади толпы я увидел Фюсун с родителями. Меня охватила огромная радость. Целуя Сибель в щеки, обнимая мать, отца и брата, сразу подошедших поздравить нас, я уже знал причину своего восторга, хотя и надеялся не только скрыть её от собравшихся, но провести самого себя. Наш стол располагался у танцевальной площадки. Прежде чем сесть, я посмотрел, что Фюсун уже заняла с родителями места за самым дальним столом, рядом с тем, где сидели сотрудники «Сат-Сата».

— Вы оба так счастливы, — заметила Беррин, жена моего брата.

— Мы очень устали... — вздохнула Сибель. — Если помолвка так утомительна, что на свадьбе будет?

— Вы ничего не заметите, потому что тоже и в тот день будете счастливы, — улыбнулась Беррин.

— Что такое, по-твоему, счастье, Беррин? — я схватился за соломинку.

— О-о-о, какие ты вопросы задаешь! — опять улыбнулась Беррин и на мгновение сделала вид, будто размышляет над ответом, но тут же смущенно рассмеялась, так как шутки в подобный торжественный момент ей казались неуместными.

Среди гула оживленных голосов приступивших к еде гостей, звона вилок с ножами и музыки оркестра мы оба одновременно услышали, как мой брат что-то громко рассказывает соседу.

— Семья, дети, люди вокруг тебя, — проговорила Беррин. — Даже если ты не счастлив, даже самый плохой день, — тут она указала глазами на брата, — проживаешь так, будто счастлив. В кругу семьи исчезают все невзгоды. Сразу обзаводитесь детьми. Пусть их будет много, как в деревне.

— Это еще что такое? — вмешался брат. — О чем это вы тут сплетничаете?

— Я говорю им, чтоб детей поскорее заводили, — сказала Беррин. — Сколько им нарожать?

Никто на меня не смотрел, и я украдкой выпил залпом полстакана ракы.

Беррин наклонилась к моему уху:

— Кто тот человек и симпатичная девушка в конце стола?

— Лучшая подруга Сибель из Франции. Нурджи-хан. Сибель специально посадила её рядом с моим другом Мехмедом. Хочет их познакомить.

— Пока без особых успехов! — заметила Беррин.

Я сказал, что Сибель очень любит Нурджихан и отчасти восхищается ею. Когда обе вместе учились в Париже, Нурджихан постоянно крутила романы с французами, жила с этими мужчинами, скрывая все от своей состоятельной семьи в Стамбуле (недавние истории Сибель обычно пересказывала с отвращением). Но ни один из романов ничем не закончился, и, ужасно расстроенная, Нурджихан под влиянием Сибель решила вернуться в Стамбул. «Но чтобы жить здесь ей, конечно, нужно познакомиться и полюбить кого-то из нашего круга, кто оценить её саму, её французское образование и кому будет не важно, что в прошлом у неё кто-то был», — добавил я.

— Ну, там, кажется, до такой любви еще далеко, — со смехом прошептала Беррин, указав головой на Нурджихан и Мехмеда. — А его семья чем занимается?

— Богачи. Отец — известный строительный подрядчик.

Левая бровь Беррин с сомнением поползла вверх, но я подтвердил, что Мехмед — мой давний проверенный друг по Роберт-колледжу, порядочный человек, и что, хотя его семья весьма набожна и традиционна, родные много лет не решаются женить его с помощью свахи; а его мать, которая носит платок, против того, чтобы он завел себе пассию, пусть даже та будет из образованной, состоятельной стамбульской семьи; сам же он хочет познакомиться и подружиться с какой-нибудь порядочной девушкой, наконец, выбрать себе невесту. «Но пока у него не получилось ничего хорошего ни с одной из девушек, с которыми он знакомился».

— Конечно, не получится, — протянула Беррин многозначительно.

— Почему это?

— Ты только посмотри на него... — ответила она. — За провинциалов из анатолийской глубинки... девушка выйдет только через сваху. Потому что таких боятся. Он долго будет ходить вокруг да около, а если вдруг решится на что-то, не исключено, станет считать её проституткой.

— Ну, Мехмед не такой.

— Однако его внешность, да и окружение, его семья свидетельствуют именно об этом. Разумная девушка обычно не верит словам мужчины, она смотрит на его круг — друзей, семью, на его привычки, образ жизни. Разве нет?

— Ты права, — сдался я. — Разумные девушки, не буду сейчас их называть, которые боятся Мехмеда и не хотят дружить с ним, несмотря на его серьезные намерения, чувствуют себя гораздо спокойнее с мужчинами другого сорта и могут зайти довольно далеко, даже если не уверены в их серьезных намерениях.

— Ну вот, разве я тебе не говорила! — гордо произнесла Беррин. — А сколько мужчин в этой стране через много лет попрекает, унижает жену за то, что она отдалась до свадьбы! Я тебе еще вот что скажу: твой друг Мехмед на самом деле еще не влюбился ни в одну из девушек, с которыми хотел встречаться. Когда мужчина влюблен, это сразу чувствуется, и женщина сразу поведет себя по-другому. Конечно, я не говорю, что она немедля готова на все, но может сблизиться с ним настолько, чтобы выйти за него замуж.

— Мехмед и не мог влюбиться, потому что ни одна из девушек не доверяла ему, они все обычно боялись его. Вот и поди разберись, что раньше — яйцо или курица.

— Это неверно, — не соглашалась Беррин. — Чтобы влюбиться, постель и физиология не нужна. Любовь — это как у Лейлы и Меджнуна.

В ответ я лишь вздохнул.

— Что там у вас такое, расскажите-ка и нам, — обратился с другого конца стола брат. — Кто с кем в постели?

Беррин укоризненно посмотрела на мужа — рядом были дети, и прошептала мне на ухо: «Вот поэтому главное, что от тебя требуется, это понять, почему скромный, как ягненочек, Мехмед до сих пор ни в кого не влюбился, ни в одну из своих девушек, относительно которых у него были серьезные намерения».

Я чуть было не признался Беррин, которую глубоко уважал за ум, что Мехмед — неисправимый завсегдатай домов свиданий. С одной стороны, он регулярно посещал обитательниц приватных домов в Сырасельвилер, Джихангире, Бебеке и Нишанташи. С другой, пытался создать серьезные отношения с порядочными двадцатилетними девочками, с которыми знакомился в приличных местах, например на работе, но с ними у него ничего не получалось. Почти каждую ночь Мехмед проводил в страстных объятиях фальшивых кинозвезд. Иногда, напившись, он пробалтывался, что ему давно не хватает денег на девиц или что от усталости он не может собраться. Однако, когда мы с друзьями поздно ночью выходили откуда-нибудь из гостей, вместо того чтобы отправиться на покой домой, к своему отцу с четками и обмотанными платками матери и сестре, вместе с которыми он исправно постился во время Рамадана, Мехмед прощался с нами и шел ночевать в какой-нибудь дом свиданий, в Джихангир или Бебек.

— Tы слишком много пьешь сегодня, — заметила Беррин. — Не надо. Столько народу, все на вас смотрят...

— Хорошо, — с улыбкой согласился я и поднял стакан.

— Погляди-ка, Осман чем-то озабочен, — сказала Беррин, — а ты совсем расслабился... Как вы, два брата, можете быть такими разными?

— Вовсе мы не разные, — обиделся я. — Мы очень похожи. Я теперь стану гораздо ответственней и серьезнее Османа.