Анатолий Загорный - Каменная грудь

• Название: Каменная грудь
• Автор: Анатолий Загорный
• Издательство: Литагент «РИПОЛ»15e304c3-8310-102d-9ab1-2309c0a91052
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-386-00665-5

Роман известного российского писателя Анатолия Загорного «Каменная грудь» – завораживающее эпическое повествование о тех далеких временах, когда Киевская Русь, окруженная кольцом враждебных народов, сражалась за свою независимость. Железной рукой правит киевский князь Святослав, сокрушая всех врагов Руси от Востока до Запада, от свирепых кочевников-печенегов до коварных византийцев. Но в центре романа все-таки не война и не придворные интриги, а вечная, как мир любовь. Славянскому воину Доброгасту и красавице Судиславе суждено пройти через многие испытания, уцелеть в кровопролитных битвах и выбраться невредимыми из осажденных городов.

Перед вами, дорогие читатели, безусловно, один из лучших любовно-приключенческих романов последнего столетия!

---

– А ко мне ввалились два рыжих пса, у одного шрам на лбу, у другого – жила, что веревка, – подхватил Гусиная лапка. – «Подожди, грозятся, все горшки тебе перебьем, что будешь делать?» А я им прямо: «Черепки буду бить!»

– Вот как!.. Ха-ха!.. Ай да Гусиная лапка!

– Садитесь же, храбры, садитесь, будьте как дома. Воинов любовно усадили на почетные места, постелили на стол чистую рогожку, поднесли мед в деревянных кружках.

– За здоровье русских храбров, хранителей земли! Слава им! Пейте! Знайте, как любят в Киянь-городе храбров. Эй, хозяин, неси-ка еще меду покрепче, да квасу…

Накрошили в лохань хлеба, мяса, луку, залили квасом, дали в руки можжевельниковые, пахнущие перцем ложки – ешьте!

Вокруг стола сплотился тесный кружок. Кривой оружейник наклонился к самому лицу Бурчимухи:

– Ну?

– Что – ну? – передразнил тот, отправляя в рот смачный кусок.

– Как в степи?

– Печенеги идут большими кочевьями! Стояли до последнего. Невмоготу больше. Принаперли на нас.

– Слышите, кияне, войной степь поднимается!

– Идут-таки на нас печенеги!

– Проклятье этому «банному листу», добытчику, проходимцу!

– Подвинься, братец, бороду в лохани мочишь, – попросил Улеб низко нагнувшегося камнетеса. Он, казалось, ничего не слышал, ел за троих.

Хмельной изгой, грязный, оборванный, рожа в ссадинах, подперев голову руками, выводил:

– Про-о-па-дать нашим го-о-ло-вушкам, повыточат из нас кро-о-вушки печенежки. – А сам исподтишка стрелял глазами во все стороны.

– Гей, гей, не скули, тятя, не то ошейник наденем, – пригрозил Гусиная лапка.

– Ох, ра-а-спорют нам бе-е-лые груди, – едва слышно забормотал изгой.

– Торопиться надо, кияне. Соединиться с Доброгастом…

– Да убухать Перуну человечка для доброго исхода, хоть меня… – вставил изгой.

– Поди ты к лешему в лапы, сапог немазаный!

– А с кем Доброгаст придет? Кто договор печатью скрепит?

– Не заробейте, люди, все им выкладывайте! Зорька давно погасла, слюдяные оконца стали синими, слабо бились огни в светильнях.

Солнышко-ведрышко,
Красное Ярило,
Что ты закатилось
В зелёные травы?
Ты взойди над долами
Золотою горлинкой,
Кликни нас, лучистое,
Как увидишь ворога…

Вознеслась песня, зажурбила и, захваченные властью простого напева, задумались умельцы. Пел, медленно перебирая струны старых с облупленной краской гуслей, мальчик лет пятнадцати, черный от загара и грязи. Он чуть поднял голову, словно никого не хотел замечать в прилуке; задумчивые, немного испуганные глаза его видели въявь то, о чем пелось в песне. А в ней пелось о том, что настанут на Руси лихие времена, придут чужие народы. Они придут с лицами, измазанными пеплом, и копыта их лошадей будут красны от крови. Реки крови прольют чужеины, пройдут по мостам из трупов. Вся великая Русь станет, как сжатое поле, и люди будут спрашивать друг друга: «Где наши боги и есть ли они?»

Встопорщились бороды, расширились глаза у слушающих, затаили дыхание, боялись вздохнуть.

А песня неслась и неслась, росла, ширилась, заполняла собою все. Казалось, не гусляр пел – худенький, грязный мальчик, а сама ночь, глядящаяся в окна звездной росой, сами киевские горы рождали ее, сама земля создавала эту полупесню, полумолитву. Казалось, ожила каждая вещь в прилуке, затаенно смотрела из полутемного угла, ждала чего-то.

– Пожаловали! – вбежал запыхавшийся хозяин. – Идут!

Песня прервалась, все встали и на пороге прилуки появился Доброгаст. За ним шли Идар, Глеб, княжич Ярополк и мытник. Поклонились.

– Доброгаст! – в один голос крикнули Буслай и Тороп.

– Здравствуйте, храбры! – обрадованно воскликнул Доброгаст, подавая каждому руку. – Вот мы и снова свиделись. С вами ничего не страшно… Нет, не сломить нас Златолисту… А, люди?

– Не сломить! Маковый шиш ему, – откликнулись умельцы.

Доброгаст сдвинул на край стола кружки, смахнул крошки рукавом холщовой рубахи, вытер пролитый мед.

– Садись, княжич, – указал он место Ярополку, – люди, это княжич Ярополк, сын Святослава.

Умельцы поклонились еще раз, старейшины братчин выдвинулись вперед, кое-кто привстал на цыпочки, чтобы разглядеть княжича. А тот, ковырнув непомерно загнутым носком сапога подвернувшуюся кружку, понюхал воздух, скривился и сел на указанное ему место. Ему хотелось сказать что-нибудь значительное, княжеское, чтобы повергнуть в трепет стоявших перед ним, но ничего не приходило в голову.

– Рыбой воняет, – сказал он наконец, – соленой…

– От кого воняет соленой рыбой? – грозно подхватил прилучник.

– От меня, – робко ответил рыбник, маленький веснушчатый человечек перед столом, – на засоле был.

– Выдь отсюда, немедля, – приказал прилучник, – или нет, стань там, за бочкой, она запах перебивает… У меня, княжич, всегда порядок, – заколыхал вторым подбородком прилучник.

– Люди, – начал Доброгаст тихо, – не мне вам говорить о том, что будет с нами, ежели добытчик и древлянское отребье пустят в Киянь печенегов. Вы сами все знаете, и все в ваших руках. Вот перед вами сын Героя, он обещает вам великую награду за изгнание Златолиста.

Ярополк важно кивнул головой.

– Надо бы грамоту написать, ряд[42] заключить по русскому обычаю, – сказал кривой оружейник.

– Напишем жалованную грамоту, – отозвался Доброгаст, – доставай, мытник, писало и бересту. Говорите, люди.

Еще ближе придвинулись старейшины братчин – все люди солидные, крепкие: видали всякие виды, хитрые в делах. Домотканые рубахи, окладистые бороды, зеленые веточки за ушами. Засопели. Стало хорошо, уютно. Все понимали, что происходит нечто, доселе невиданное. Мастеровой люд тягается с княжеским двором, предлагает ему свои условия. Старшина кожемяк положил на стол красный, будто бы медный, кулак, оружейник устремил ястребиный глаз на мытника, разворачивающего чистую бересту. Затихли.

– Скостить братчинам долг в триста двадцать гривен, – твердо сказал камнетес, и кожемяка пристукнул кулаком по столу, будто припечатал.

Ярополк втянул голову в плечи, словно на него валилась эта пудовая глыба серебра. Мытник от растерянности пустил слюну на бересту, подумал: «Ах, лешие, столковались, подсчитали, собрали долги в общую кучу…»

– Пиши, пиши, – утвердительно закивал головой Доброгаст, в душе его поднималось ликование, но виду не подавал.

– Не платить за мосты через Лыбедь, Киянку, Глубочицу, а лишь за Шуткинский мост, – продолжал камнетес, – поставлять изделия на княжеский двор с накидкой до одной куны, на подрядах свободным умельцам получать одну ногату в день, а хлеб и пшено даром; покупать нужное у князя по доброй воле, а не по принуждению… свободно торговать во всех городах и селах.

Камнетес кончил.

– Кажись все? Или забыл что, братья, а?

– Забыл, забыл, – спохватился старейшина бронников в шерстяном с медными кольчужками кафтане, – броню чтоб самим везти в Прагу, и к немым в Любек и Бремен; на Западе не умеют делать кольчатых доспехов, они там в цене, князь втридорога их сбывает. А ведь какой труд? Колечко за колечко цепляем, день за днем идет. В одном панцире шестьдесят тысяч колечек. Все согнуть надо, закрепить… колечко за колечко.

– Пиши, пиши! – подбодрил Доброгаст мытника.

– За все милости братчины обязуются подняться пропив крамольника, змеи подколодной, злого добытчика, мимохода Златолиста, и представить двору: сотню мечей, сотню простых щитов, двести крепких рогатин, сотню топоров, двести копий, луков и стрел много. Урон кузнецов, лучников, щитников, оружейников все братчины покрывают поровну, – доложил кривой.

В прилуке одобрительно загудели, княжичу налили вина, он хлебнул и важно кивнул головой.

– Пусть Ольга подпишет… княгиня, – выкрикнул Гусиная лапка.

Только мытник был недоволен. Водил костяным писалом по бересте и говорил про себя: «Погодите, разбойники, вернется князь, он вам даст свободно торговать! Надорвете животы на греческих галерах!»

– Значит, по рукам, люди? – спросил Доброгаст и подмигнул лукаво. – Если мы друг за друга, как колечко за колечко, какая кольчуга выйдет, – на всю Киянь!

– Пусть Ольга подпишет, – снова выкрикнул Гусиная лапка.

– Зачем – Ольга? – возмутился Ярополк. – Я подпишу!

Его вдруг осенило, он вскочил с места, вытащил из украшенных кораллами ножен кинжал, воткнул его в стол:

– Клянитесь, что не измените мне!

– Не дело это, княжич, не воины мы, чтобы клясться.

– Не перечь! – оборвал Ярополк, – говорите за мной: «Если изменим князю своему Ярополку…»

– Да ты ж только княжич! – снова повторил тот же голос.

– Не перечь! – взбесился Ярополк. – Дурачье! А вдруг Святослав совсем не вернется… кто будет вами править?.. А? Кто?

Все молчали.

– Я буду править! Говорите за мной: «Если изменим князю Ярополку, пусть станем желты, как золото!»

– Станем желты, как золото, – нестройно подхватили умельцы.