Игорь Винокуров - Кунсткамера аномалий

• Название: Кунсткамера аномалий
• Автор: Игорь Винокуров
• Издательство: АСТ, Олимп
• Жанр: Публицистика
• Год: 1997
• ISBN: 5-7390-0497-7, 5-237-01912-9

Легко ли быть оборотнем? Есть ли на Земле люди кровососы? Будет ли продолжен «послужной список» Вампира Кислых Ванн? Жиль де Ре и Эржебет Батори – патология или сознательный вампиризм?

В этой книге читатель найдёт ответы на эти вопросы – не всегда однозначные, но достаточно глубокие и подробные для того, чтобы понять весь ужас и отчаяние людей, оказавшихся оборотнями или вампирами не по своей воле, а также тех, кто ступил на коварную тропу превращений и двойной жизни сознательно – по велению крови.

В этой увлекательной книге собранна богатейшая коллекция самых разнообразных аномалий. Среди них – необычайные природные явления, феноменальные свойства пространства и времени, редкие анатомические уродства, диковинные формы поведения, стойкие исторические заблуждения, необычные способности человека и многое, многое другое, всегда вызывающее законное любопытство у читателя.

---

Немного успокоенный относительно того, что я ещё жив, я задавал себе вопрос, как долго может продолжаться такое моё состояние, и перестал обращать внимание на моё второе я, продолжающее безмятежный свой сон на кушетке. Оглянувшись на лампу и заметив, что она настолько близко стояла к занавесям кровати, что они могли бы загореться от неё, я взялся за кнопку винта Дампы, намереваясь её погасить, но, о, новое удивление! Хотя я и ощупывал кнопку и даже мог провидеть малейшие из молекул, её составляющие, одни только пальцы мои вращались вокруг кнопки, но не в силах были на неё воздействовать: я тщетно старался повернуть винт.

Поэтому я стал разглядывать и ощупывать себя, сознавая себя в теле, но настолько эфирном, что я мог бы, кажется, рукой пронзить его насквозь, и оно, насколько помню, было окутано во что-то белое. Затем я встал против зеркала, но вместо того, чтобы увидеть в нём своё отражение, заметил, что по мере моего желания сила зрения моего увеличивалась настолько, что я проникал им сквозь зеркало сначала до стены, а затем и сквозь стену, по ту её сторону, где я увидел изнанку картин, висящих на ней в апартаментах моего соседа, комнаты и мебель которого ясно предстали моему взору. Ясно отдавая себе отчёт в отсутствии освещения в этих комнатах, я, однако, прекрасно видел все предметы и тут обратил внимание на тонкую струю света, исходящую из подложечной моей области, освещавшей все вокруг меня.

Я не был знаком с моим соседом, живущим через стену со мной, но знал, что сейчас он в отъезде. И не успел я почувствовать желание проникнуть в его квартиру, как уже очутился там. Каким путём?… Не знаю, но мне казалось, что я проник сквозь стену так же беспрепятственно, так же свободно, как туда сначала проник мой взор. Словом, я первые находился в комнатах моего соседа. Я осматривал их размещение, стараясь запомнить подробности их обстановки, и, подойдя к библиотечному шкафу, я особенно в памяти своей отмечал заглавия некоторых книг, стоящих на полках, которые приходились вровень с моими глазами.

Достаточно было одного моего желания, чтобы я без всякого с моей стороны усилия уже был там, куда потянуло меня. Но с этого момента мои воспоминания делаются крайне смутными. Я знаю, что уносился далеко, очень далеко, кажется, в Италию, но не могу себе отдать отчёта в том, что именно там делал.

Как бы потеряв всякую власть над своей мыслью, я следовал за ней, переносясь то сюда, то туда, смотря по тому, куда направлялась она. Она увлекала меня за собой прежде, нежели я успевал овладеть ею: обитательница храма уносила теперь храм за собой…

Проснулся я в пять часов утра, чувствуя себя измученным и как бы окоченелым. Я лежал в той самой позе, в которой с вечера прилёг на кушетку, и пальцы руки моей не выронили недогоревшую сигару. Я улёгся в постель, но долго не мог заснуть от дрожи, пробегавшей по всему телу. Наконец-таки сон охватил меня, и было уже далеко за полдень, когда я проснулся.

Посредством придуманного мною невинного предлога мне в тот же день удалось уговорить нашего консьержа вместе со мной посетить квартиру моего соседа, чтобы посмотреть, «не случилось ли там чего-нибудь», и таким образом я убедился в том, что мебель, картины и заглавия книг, мною виденные, – всё было так, как я видел предыдущей ночью непонятным для меня путём…

Я, конечно, обо всём этом никому ничего не говорил, а то ведь сочтут за полоумного или скажут, что у меня был припадок белой горячки".

Во времена Григория Юма о возможности таких «приключений» в Европе мало кто знал. В наши дни о феномене «выхода из тела» написаны книги. Например, в уже упоминавшейся книге преуспевающего американского бизнесмена Роберта А. Монро «Путешествия вне тела», перевод которой вышел в издательстве «Наука» в 1993 году, автор излагает опыт своих более чем 900 дневных и ночных «приключений», подобных испытанному Григорием. Правда, официальная наука до сих пор проявляет насторожённость к таким сообщениям, и те, кто отличается умением «выходить» из тела, как и Григорий Юм, пока предпочитают об этом помалкивать…

Необычное уведомление о смерти.

Рассказ об этом редкостном событии был напечатан в одном из номеров журнала «Ребус» за 1892 год. Письмо женщины, столь необычно извещённой о смерти любимого ею человека, предваряется пояснениями её знакомого, В. Стэда.

"У меня есть знакомая ирландка, – пишет В. Стэд, – бывшая замужем за одним видным почтовым чиновником в Дублине.

Овдовев, она через некоторое время снова вступила в брак, оказавшийся крайне неудачным. Второй муж её, инженер, был необыкновенно талантливый человек, отличавшийся блестящим умом. К несчастью, честность не находилась в числе его блестящих качеств. В один далеко не прекрасный для неё день моя приятельница узнает, что её муж уже женат и – мало этого – что первая жена его жива и здорова. Моя приятельница – женщина с сильным характером. Узнав роковую для неё весть, она тотчас же оставила мужа и уехала в Лондон.

Ирвинг Ф., её муж, узнав только через два года, что она живёт в Лондоне, бросил свою семью, с которой он находился в Италии, и приехал к своей второй, страстно любимой жене. Сцены, происходившие в это время между ними, были крайне тяжелы и даже грозили окончиться трагически. К счастью, обманутая им женщина, хотя тоже безумно любила его, обладала настолько твёрдым характером, что, несмотря на целый ряд бурных сцен, наотрез отказалась сойтись с ним снова. Отвергнутый инженер уехал в Италию, осыпая её горькими упрёками.

Несколько месяцев спустя после его отъезда моя приятельница пришла ко мне и сказала, что она боится, что с её «мужем» случилось что-нибудь дурное, потому что накануне вечером его голос громко позвал её из-за окна, а ночью она ясно видела его самого у себя в комнате. Бедная женщина была сильно опечалена этим событием. Я посмеялся над её впечатлительностью и приписал все это галлюцинации, вызванной пережитыми бурными сценами при расставании с любимым человеком. Но не прошло и недели, как она получила из Италии письмо, извещавшее её, что Ирвинг Ф. скончался скоропостижно в такой-то день и час.

Потом я узнал, что несчастный человек был в отчаянии от разлуки со второй женою и всё время по возвращении из Лондона в Италию сильно пил. В пьяном же виде он вышел как-то из дому и был найден мёртвым в тот самый вечер, когда его голос звал из-за окна любимую жену. Никто не знает, умер ли он естественною смертью или же лишил себя жизни сам.

На днях я написал леди Д. Ф., прося её письменно изложить мне, насколько она может подробнее, все, что она видела и слышала во время этого оригинального события".

Вот письмо леди Д. Ф.

"В конце лета 1886 года – так начинает своё письмо леди Джорджина Ф.Д. – мы с Ирвингом находились в Италии, на берегу Неаполитанского залива. Жили мы в гостинице «Вашингтон», в комнате N 46.

В это счастливое для меня время я ещё считала себя законной женою Ирвинга, и мы крепко любили друг друга. Семья его была против нашего брака, и вот как-то утром, разговорившись о наших семейных делах, мы дали друг другу клятвы в том, что никогда и ничто не разлучит нас: ни бедность, ни клевета, ни преследования его родных – словом, ничто земное. Оба мы говорили, что согласимся скорее умереть, чем расстаться друг с другом. От жизни земной разговор наш перешёл на иную, и мы долго беседовали о будущей жизни душ умерших людей. Я недоумевала, могут ли души умерших сообщать о своём переходе в лучший мир пережившим их друзьям. В конце концов, мы дали друг другу торжественную клятву, в случае возможности возвращения душ на землю, что тот из нас, кто умрёт первым, явится к пережившему его.

Вскоре после этого я узнала, что он женат, и, как вам известно, мы расстались. Я оставила его, а в 1888 году он приехал за мною в Лондон. Во время его пребывания в Лондоне я как-то спросила его, помнит ли он данное обещание явиться мне после смерти.

«О, Джорджи! Тебе нечего напоминать мне об этом! – воскликнул он. – Ведь моя душа – частица твоей, и никогда и ничто, даже в самой вечности, не сможет разъединить их. Никогда, даже и теперь, когда ты относишься ко мне с такой жестокостью. Если даже ты будешь женою другого, души наши всё-таки останутся слитыми в одно. Когда я умру, моя душа явится к тебе».

В начале августа 1888 года Ирвинг уехал из Лондона в Неаполь.

Последние слова его ко мне были, что я никогда больше не увижу его; увижу, но уже не живым, так как он не может жить с разбитым сердцем и сам положит конец своей разбитой жизни.

После своего отъезда он не писал мне ни разу, но я никогда не верила, что он лишит себя жизни.

В ноябре я писала ему письмо в Сарно, но ответа не получила. Думая, что он или уехал из Сарно, или болен, или же путешествует, и поэтому не заходил на почтамт, я успокоилась на этом и даже не подумала о возможности его смерти.