Ольга Лаврова - Побег

• Название: Побег
• Автор: Ольга Лаврова
• Издательство: АСТ, Олимп
• Жанр: Полицейский детектив
• Год: 2001
• ISBN: 5-17-008033-6, 5-8195-0494-1

Главный герой ведет себя достаточно экстравагантно: совершает преступление, скорее похожее на хулиганство, получает срок, затем бежит из заключения. И все для того, чтобы насолить жене, которую безмерно любит, но подозревает в неверности?!.

---

Майя Петровна все это время стояла почти в центре дежурки, вокруг нее сохранялся свободный пятачок, как бы зона отчуждения. У ног — сумка с провизией, сверток. Широко раскрытые вопрошающие глаза следили за военными приготовлениями.

«Почему именно я должен успокаивать жену Багрова? Здесь полно знакомых людей», — направляясь к Майе Петровне, ворчливо думал Томин.

— Неужели в него будут?.. — ошеломленно проговорила она.

— Ну-ну, надеюсь, до этого не дойдет.

— Вы обещаете?

Черты ее лица, до сей поры как бы затушеванные будничным спокойствием, проступили четко, открывая свою одухотворенную и трагическую красоту.

«А я, оказывается, подслеповат. Никакие изюминки не нужны, чтобы из-за этой женщины разыгрывались страсти».

— Разве кто-нибудь хочет? Оружие существует на случай крайней необходимости.

— Лена Сергеева хорошо говорила о вас… поэтому я прошу… Я понимаю, Михаила надо остановить во что бы то ни стало… Но с ним трудно силой. Он совсем взбеленится и может бог знает что…

— Понял, постараемся.

— Вы обещаете… не стрелять?

Томин еще раз заглянул в ее хрустальные, полные глубокого света глаза.

— Могу обещать только за себя.

«И здесь ходи в мягких тапочках!.. Удружила Шахиня. Поделом вам за сентименты, добренький старший инспектор».

— Сообщите в Новинск, — распорядился он, одеваясь.

— Есть! — вытянулся дежурный, приняв сердитый тон Томина на свой счет.

— Ни пуха ни пера, — пожелали вразнобой, но от души провожавшие.

Томин, Гусев и участковый Иван Егорыч чеканно отозвались положенной фразой.

Садясь в машину, Иван Егорыч зыркнул вдоль улицы:

— Катерина Багрова бежит!

Но дожидаться ее — с чем бы она там ни бежала — было некогда. Теперь единственной заботой, целью, желанием стал ревущий где-то на темном шоссе самосвал ЮКР 16–16. Опередивший их — на сколько километров? — неизвестно. Выкладки Гусева грешили приблизительностью.

Раз за разом они опаздывали! А выигрывал дистанцию не матерый преступник, имевший связи в уголовном мире, опытный в состязаниях с системой ловли разных «зверей», — выигрывал (в одиночку!) всего-навсего ревнивый муж, вооруженный только любовью и жаждой мести сопернику!

«Нельзя недооценивать Багрова. Нестандартность поступков. Энергия. Напор». Паша еще мягко выразился… Что-то он поделывает? Праздничное застолье, наверное, в разгаре.

* * *

В застолье наступила та пауза между ужином и чаем, когда все уже сыты, чуть под хмельком и каждый развлекается как может.

Пажеский корпус — бывшие подшефные Маргариты Николаевны кандидаты наук — были отправлены на кухню мыть посуду. И тоже попутно развлекались болтовней и анекдотами. Колька азартно играл в шашки со старейшим другом семьи.

— Ты, кажется, возмечтал пролезть в дамки, — хмыкнул тот сквозь полудрему.

— Возмечтал!

— И напрасно, братец, — маститый партнер сделал ответный ход, разрушивший все Колькины построениями

— А где же твой Граф? — задержалась рядом мать.

— Твой Граф! — горячо и неискренне возразил Колька.

— Хорошо, примем компромиссный вариант — наш Граф.

— Наш Граф наелся и спит без задних ног.

— Луж было много?

— Было и похуже. Но я все доблестно ликвидировал и каждый раз мыл руки.

— Образцовый ребенок! — мать подмигнула, указав незащищенное место в обороне противника, и Колька снова ринулся в атаку.

Кто-то затеял танцы под мелодии двадцатилетней давности. Пожилые танцы, лишенные прыти, танцы-воспоминания, молодившие этих женщин и мужчин, дома зачастую уже перешедших в разряд бабушек и дедушек.

Пал Палыч покружился с Зиночкой в вальсе, осчастливил скучноватую дальнюю родственницу бодрым фокстротом и вдохновенно провел мать сквозь сложные фигуры танго.

Номер был сольным и заслужил аплодисменты, сразу после которых Пал Палыч направился в переднюю, набрал 02 и попросил дежурного по городу. Всех их он знал по голосам и тотчас определил: Дайков. Этот много раз выручал.

— Добрый вечер, Григорий Иваныч, Знаменский. С личной просьбой можно? Запропал где-то в Еловске один мой друг-приятель. Некто Томин… Да, из МУРа. Нельзя ли поинтересоваться, когда он выехал в Москву?.. Есть, жду.

Он присел у телефона. Не потому что ждать предстояло долго, но шнур от трубки до аппарата был довольно коротким, и — если на ногах — приходилось гнуться. Машинально Знаменский отметил, что сиденье стула теплое. Только что кто-то долго с кем-то разговаривал.

Из комнаты Кольки вышел сонный Граф, присел, открыл крантик. По полу растеклась внушительная лужа и, найдя где-то уклон, побежала ручейком в сторону ванной. Ручеек истончился и иссяк, протянувшись сантиметров на тридцать. Следственная привычка фиксировать пустяки.

— Алло! Слушаете?

Дайков так поспешно передал сведения из Еловска, что Пал Палыч не успел и поблагодарить. Суббота, происшествий в столице, конечно, хватает.

Выглянула Зиночка, оценила ситуацию и призвала Кольку с его тряпками.

— Не будет Саши, — сказал ей Пал Палыч. — Поехал брать Багрова. А я-то держал для него заветный кусок судака и три дюжины пельменей на холоду — только в кипяток бросить.

— И держи. Завтра вернется — первым делом про пельмени спросит.

— Точно, — улыбнулся Пал Палыч.

«Явится с рассказами, как выслеживал и хватал Багрова, и примется уплетать пельмени. Сядем на кухне, по-семейному…»

Но мысль эта ничем не подкрепилась в воображении. Пельмени были реальны, а Сашу почему-то не удавалось поместить в кухне и попотчевать этими реальными, горячими, с маслом и горчицей, как он любил.

Озадаченно созерцал Пал Палыч пустоту, не желавшую заполняться Томиным. Чего проще? Завтра воскресенье, он свободен. Придет, как всегда, голодный, сначала съест заливного судака, потом… Нет, не приходил. И в понедельник не приходил. Странно.

Между тем народ снова потянулся к столу, где расставляли чашки и сладости.

— Павлуша! — окликнул старейший друг дома, застав Пал Палыча в задумчивости у телефона. — Можно подумать, гости тебе глубоко опротивели!

Пал Палыч сбросил вялость и присоединился к oбществу. Первым делом он ссадил Графа с Колькиных колен, приказав не портить собаку. Затем помог пажескому корпусу с включением электросамовара (его кто-то преподнес сегодня Маргарите Николаевне): шнур не доставал до розетки, требовался удлинитель. Следующим номером стало спасение Зиночки от посягательств Афанасия Николаевича. Сей милейший профессор на покое, пенсионер с незапамятных времен, пускался бурно ухаживать за женщинами, едва пригубив сухого винца.

— Спасибо, Пал Палыч, — потирая зацелованную до локтя руку, смеялась Зиночка. — Он уверял, что я напоминаю ему «утраченную в юные годы» мать… Слушай, как жаль, что Шурика нет. И спеть некому. Или сам рискнешь?

Знаменский, случалось, подпевал и аккомпанировал другу, благо гитарой владел отлично — еще отец обучил и пристрастил. И голосом Пал Палыча Бог не обидел. Но, поскольку своего он не сочинял, то при Томине держался в тени. Теперь же, не раздумывая, снял со стены семиструнную.

— Только для тебя, Зиночка!

Но запел не для нее и отнюдь не то, чего она ожидала — не из Сашиного репертуара, а из отцовского. Тот любил полузабытые народные песни минорного или шутливого толка.

Вниз по Во-олге реке

С Нижня Новгорода

Снаряжен стру-ужо-о-ок,

Как стрела-а-а летит… –

протяжно начал Пал Палыч и увидел осветившееся нежностью лицо Маргариты Николаевны.

Песня неспешно излагала убедительную просьбу одного из гребцов к товарищам: «Уж вы бросьте меня в Волгу-матушку».

Маргарита Николаевна осторожно поставила блюдо с пирогом и заслушалась. Ни родные, ни друзья не представляли себе, какую брешь в ее душе пробила смерть Пашки-большого, как сам себя именовал в кругу семьи Павел Викентьевич Знаменский. Всегда бодрая, приветливая, любившая посмеяться, Маргарита Николаевна сиротствовала по мужу втайне, не ища сочувствия, никого не отягощая своей печалью. Она не потеряла вкуса к жизни, не хлюпала ночами в подушку — нет, но знала, что до последнего вздоха будет ощущать себя вдовой.

А вот, оказывается, Павлик — Пашка-маленький — чувствовал ее вдовство. Как бережно выводит мелодию, повторяя отца даже в интонациях… Только не задрожать подбородком!

Но Пал Палыч тоже уловил опасность и концовку пропел утрированно, с расчетом на юмористический эффект:

Лучше в Во-олге мне быть

У-утопи-има-аму,

Чем на свете мне жи-и-ить

Нелюби-и-има-аму!

При этом он адресовался к Зиночке, переключив на нее общее внимание.

Водворив на место гитару, Пал Палыч принялся показывать фокусы с колодой карт, с яблоком, исчезавшим под шляпой. И коронный: потолкавшись меж гостей, выложил перед ними носовые платки, авторучки, записные книжки — все, что повытащил из карманов. Публика обомлела и заставила шуточное воровство повторить. Тут уж все бдительнейше оберегали свое имущество, но два-три отвлекающих приема позволили Пал Палычу даже умножить добычу.