Михаил Девятаев - Полет к солнцу

• Название: Полет к солнцу
• Автор: Михаил Девятаев
• Жанр: Биографии и Мемуары

Книга «Полет к солнцу» — документальное повествование о героическом подвиге группы советских военнопленных — узников фашистского концлагеря Пенемюнде. Автор ее Герой Советского Союза Михаил Петрович Девятаев — военный летчик. В 1944 году его самолет был сбит зенитным огнем над вражеской территорией, летчик оказался в плену. Летчика отправили сначала в Лодзинский, затем в лагеря Кляйн-Кенигсбергский, Заксенхаузен. На остров Узедом в Балтийском море в концлагерь Пенемюнде Девятаев был доставлен сюда как приговоренный «судом» к высшей мере наказания... Читатели узнают о героях перелета, их помыслах и действиях в период подготовки к побегу на самолете в труднейших условиях фашистского концлагеря. На родную землю группа советских храбрецов перелетела 8 февраля 1945 года на бомбардировщике «Хейнкель-111». Самолет вел М. П. Девятаев.

---

Метелями, ветрами и морозами обрушилась на наш остров зима. Но железный распорядок лагерной жизни каждое утро неумолимо выбрасывал, выталкивал заключенных группками, бригадами за ворота, на аэродромное поле, на морской берег. Каждый день мы шли на работу, как на смерть. Ради своей отчаянной идеи мы, бригада из десяти человек, отказались от теплых уголков мастерских, прачечных, дворовых команд, погнали себя на холод, на терзания жгучими мыслями, намерениями. Но дело наше на какое-то время застыло.

Вахман «Камрад», вернувшись после перерыва на свой пост, в первый же день позволил нам печь на костре картошку, греться и спасал нас тем, что держал под защитой капонира, но когда Иван Кривоногов по нашему поручению намекнул ему о побеге с нами в Советский Союз, тот что-то пробормотал в ответ и, вскинув на плечо винтовку, сердито отошел прочь.

Мы копались в снегу, делали вид, что ничего не видели и не слышали, но нам было ясно: разговор между вахманом и Кривоноговым окончился плохо для нас. Иван подошел ко мне и сказал:

— Нет!

Ребята кинулись к нам, каждому хотелось узнать что-нибудь новое. Соколов прикрикнул на них, и они разошлись.

«Камрад» понял, что его ответ взволновал нас. Он подозвал к себе Соколова и что-то долго объяснял ему.

Вечером Соколов передал нам свой разговор с вахманом.

— Я ему сказал, — разъяснял Володя, — что война идет к концу и что ему лучше уйти с нами в Советский Союз, чем встречать наших воинов здесь. Вы, мол, подведете нас к самолету, мы никого не будем убивать, а только свяжем механика или кого там застанем. Летчик у нас свой, и мы через час будем за линией фронта.

Вахман более подробно изложил Соколову свой взгляд на наше предложение. Я, мол, и рад бы перенестись из этого ада на вашу землю, я знаю Россию и готов послужить ее людям. Но в гитлеровской Германии есть страшный закон: если я убегу, весь мой род уничтожат. Мои дети, мои внуки, мои родственники — все погибнут. Пусть, мол, эти переговоры останутся между нами. Их не было! Вахман приложил к губам рукавицу и разговор закончился.

Услышав это, товарищи встревожились, заволновались.

— А что же дальше?

— Ничего. Ждите виселицы, — сказал кто-то.

— Чего ты вылупился на меня? Фриц был добренький с нами, пока не выведал нашу тайну, — резко ответил говоривший.

— Неужели он способен на это?

— Труба?!

Загудели хлопцы. «Надо было бы лодку раздобыть!..» Вспомнили про рукавицы и про ножницы. «Только болтаем о побеге, а удобные моменты не используем». Вспомнили эпизод, о котором я еще не говорил. Однажды мы работали неподалеку от «юнкерса». Кто-то показал на самолет, подмигнул мне, шепнул другому. Я оглянулся: около него ни одного человека. «Давай, Мишка!» — услышал я голоса со всех сторон. Для вахмана у нас были ножи и железки, припрятанные тут же, в капонире. Я молчал, оглядывался, взвешивал обстановку. Прошло несколько минут. Вахман заметил движение и перешептывание, щелкнул затвором винтовки, закричал, чтобы расходились. Мы успокоились, а через минуту к «юнкерсу» подъехала автомашина с бомбами. Она подошла бы как раз в тот момент, когда мы заводили мотор.

Как мне передать товарищам свои знания по авиации?

Где сейчас мои друзья-летчики Пацула, Ворончук, Федирко, Цоун? Не хватает мне их.

Иван Кривоногов в тот вечер не отходил от меня, убеждая не брать с собой столько народу, что надо завтра же, во что бы то ни стало вдвоем улететь на самолете домой. Он рассказал мне, что в том ангаре, куда он ходил за водой, стоит какой-то маленький самолет. «Он сразу же оторвется от земли».

Я тоже иногда блуждал среди вариантов побега, как в густом лесу. Утром, немного поработав, мы отправились с Кривоноговым «по воду». Там, в полуразрушенном ангаре, стоял самолет, на который я почему-то не обращал внимания. Вероятно, наш «хейнкель» заслонил его, не давая мне и думать о двукрылом немецком «кукурузнике».

Иван сказал, что он до предела откроет шумливый кран, а мне надо залезть в кабину и запустить мотор. Меня словно пламенем обдало. Вот она, решающая минута. Может быть, именно на этом самолете мы вырвемся на свободу. Я вскарабкался на крыло, отодвинул колпак. Не слыхал я ничего — на весь ангар шумела, булькала вода. Я уже опустился на сиденье, как вдруг стало тихо. Что случилось? Я выглянул из кабины — Иван бежал сюда от ворот ангара и махал руками: вылезай. Неужели кто-то идет? Я пригнулся. Иван требовал покинуть кабину. Я прыгнул на землю. Он показал на шасси. Собственно, на то место, где должны были быть шасси. Самолет стоял на «козлах».

Мы схватили ведро с водой и шмыгнули из ангара.

Казалось, что мы прошли над пропастью. От одной мысли, что могло случиться, если бы я включил стартер и вдруг загудел бы мотор, у меня перехватило дыхание. Сюда примчались бы механики, которые куда-то вышли на некоторое время. Можно было и свалить самолет, и на грохот тоже сбежались бы люди.

Я злился на себя за такую неосторожность, за легкомыслие. Ведь я же бывалый человек, как можно подниматься на крыло, не осмотрев самолета. Значит, надо еще и еще раз обдумывать свои действия. Только группой, только вместе со всеми нашими ребятами будем браться за дело. В минуты опасности внимание одного не в состоянии все охватить и зафиксировать.

Мы проходили около капониров и снова увидели стоянку нашего «хейнкеля». Вокруг него подметали снег. Самолет глядел своей стеклянной кабиной в хмурое зимнее небо.

Вахман накричал на нас за долгое отсутствие. Я до вечера работал молча. У меня язык не поворачивался говорить с товарищами. Сегодня мы хотели оставить их на смерть, на уничтожение.

При воспоминании о самолете на «козлах» я дрожал всем телом.

Через день нас пригнали расчищать дорожки от снега/ по которым самолеты выруливали от стоянок на старт. Снегу навалило много, людей было мало, и нас очень радовало это обстоятельство. Значит, побываем возле капониров, а уж если, наконец, доберемся до нашего «хейнкеля», то это будет награда за все наши муки.

Но начали мы отбрасывать снег с другого конца, где стояли истребители, постепенно приближаясь к бомбардировщикам. Там, где мы расчищали снег, машины готовили к боевой работе. Когда мы были уже метров за сто от нашего «хейнкеля», там появились немцы и принялись сами приводить в порядок стоянку. У нас и руки опустились. Мы так старались, чтобы скорее попасть туда, но, выходит, напрасно.

Мы залезли на снежные валы и принялись рассматривать на расстоянии, что делалось в том капонире. Ребята из любопытства, а я по необходимости. Мне надо было уловить момент запуска «хейнкеля». Я, кажется, уже все знал об этом самолете, представлял себе каждое движение, которое необходимо проделать в кабине перед запуском, но я никогда не видел, как это выполняется в действительности. Я пожирал глазами все, что видел. Вахман не придавал значения моему увлечению, ему было будто безразлично. Он не остановил меня даже тогда, когда я перебегал на другой вал, поближе.

Летчик «хейнкеля» тем временем, заметив, как следит за ним какой-то зевака из заключенных, начал проделывать все с нарочитой картинностью. Вот он кликнул механиков, и те подвезли на тележке довольно большой квадратный ящик. Один из них взял кабель, идущий от ящика, и подал пилоту в кабину, тот принял кабель и что-то сказал. Моторист, очевидно, тоже сообщил пилоту, что и он включил свой конец кабеля. Я жадно смотрел, понимал, что там происходит, и изо всех сил старался запомнить последовательность операций запуска.

Пилот нагнулся к приборной доске, и я услышал глухой гул. Это ток пошел ко всем агрегатам машины. Вот теперь будет приказ расчехлить моторы и пропеллеры. Да, механики проворно принялись за эту работу. Уже все готово, сейчас будет запуск. Пилот в кабине повернул голову в мою сторону и задержал на мне взгляд. Я тоже смотрел на него и боялся, чтобы он вдруг не прогнал меня. Нет, он просто сказал своим взглядом: «Что ты уставился на меня, русский дурак? Ты же все равно ничего не смыслишь в таком сложном деле, как авиация, самолет, и сколько бы ты ни следил за мной, ничего не поймешь. Ну, смотри, смотри. Вот видишь, как я легко привожу в движение такую могучую машину? Одним движением пальца!» Пилот демонстративно поднял руку и опустил ее прямо перед собой. Я знал: именно такое движение он должен был сделать, чтобы нажать на стартер.

Воздушный винт медленно, потом все быстрее завертелся, мотор загудел сильнее.

Пилот, еще раз посмотрев в мою сторону, повторил ту же операцию со вторым мотором.

Я неподвижно стоял на валу капонира. Мне почудилось, что все это я проделал собственноручно. Потом показалось: левой рукой я поддал немного газу одному мотору, второму, и оба они загудели ровно, в унисон запели тот жизнерадостный мотив машины, который придает силы пилот/, будит порыв к высоте, заставляет забыть о земле.