Сэм Шенбаум - Шекспир. Краткая документальная биография.

• Название: Шекспир. Краткая документальная биография.
• Автор: Сэм Шенбаум
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Публицистика
• Год: 1985

---

Итак, учащиеся знакомились с Овидием, Вергилием и Горацием. Излюбленным пособием в школе были произведения Овидия, особенно его "Метаморфозы", которые остались на всю жизнь любимой книгой Шекспира. К этим; поэтам можно добавить Ювенала ("каналья сатирик" Гамлета) и Персия. По истории мальчики читали Саллюстия и Цезаря, а в "De Officiis" ["Об обязанностях"] Цицерона они черпали нравоучительную философию. Таким образом, Шекспир приобрел "немного латыни", не столь уж малые знания по понятиям позднейших эпох, как это казалось Джонсону. В высшей ступени школы ему предстояло приобрести еще "меньше" знаний греческого языка, по Новому завету на этом языке - первому пособию для составления грамматических конструкций.

Таково в общих чертах то образование, которое давала грамматическая школа елизаветинских времен. Школа предлагала учащемуся столько знаний в литературе, сколько можно было предложить в то время начинающему литератору. Университеты мало что могли к этому добавить, так как в их задачу входило обучение молодых людей медицине, праву и прежде всего богословию. Разумеется, в юридических школах учащиеся оказывались в избранном литературном кругу, где кое-кто, например ворчливый сатирик Джон Марстон, почерпнул многое; но литературное окружение не может заменить литературного образования.[6.31] Профессии литератора, как известно, тогда не существовало.

"Что из этого следует?" - так назвал Т. У. Болдуин последнюю главу своего монументального исследования, "Шекспир: немного латыни еще меньше греческого" делает такой вывод:

Если Уильям Шекспир получил такое образование, какое давала грамматическая школа в его время или близкое к тому, то литературно он был образован ничуть не хуже, чем любой из его современников. По крайней мере нет необходимости ссылаться на какие-то чудеса, объясняя то знание классической литературы и ее приемов, которое обнаруживает Шекспир. Грамматическая школа в Стратфорде могла дать все, что требовалось. Чудо заключается в чем угодно, только не в этом, - это старое как мир чудо гениальности.[6.32]

Это чудо обнаружило себя в Лондоне, а не в Стратфорде, и его масштабы были осознаны не тогдашним, а последующими поколениями. В глазах учителя Дженкинса другие его ученики могли подавать большие надежды, чем Шекспир. Разумеется, никто лучше не оправдал этих академических упований, чем Уильям Смит, крещенный через полгода после Шекспира, 22 ноября 1564 г., шестой сын олдермена Уильяма Смита, галантерейщика, который проживал в Нью-Хаус на Хай-стрит. Семейство Смитов, очевидно, пользовалось любовью приходского священника Бретчгердла, который на смертном одре и "наказанный рукой господней" завещал книги из своей библиотеки пяти мальчикам в этой семье и оставил шиллинг младшему Уильяму (Бретчгердл не упоминает в своем завещании никого из Шекспиров). Из двадцати мальчиков, крещенных в Стратфорде в год рождения Шекспира, только один - Уильям Смит, получил впоследствии университетское образование. Он был зачислен в Уинчестер-Колледж и в 1583 г. принят в Эксетер-Колледж Оксфордского университета. К этому времени семья Смитов переехала в Вустер. Получив степень бакалавра, Уильям Смит жил некоторое время в Уолтем-Кросс, а затем поселился в Лафтоне, в графстве Эссекс, где получил место школьного учителя. Вот кто был самым способным учеником в классе Шекспира.

В следующем столетии стало известно о другом незаурядном стратфордском юноше, современнике драматурга. Сплетник Обри, получавший сведения от "некоторых соседей", сообщал; "В то время в городе был другой мальчик, сын мясника, вовсе не уступавший ему [Шекспиру] в природной сообразительности, он был сверстником [Шекспира] и его знакомым, но умер в юности".[6.33] Возможно, столь необычной природной сообразительностью был одарен Адриан Тайлер, сын мясника на Шип-стрит, служившего констеблем вместе с Джоном Шекспиром. Сам драматург вспомнил о брате Адриана Ричарде, когда составлял свое завещание, так что семьи, очевидно, поддерживали дружеские отношения в течение всех этих лет.[6.34] Однако рассказ Обри не является документальным биографическим свидетельством; он принадлежит к области мифов, к тем легендам и преданиям, которые обычно связаны с именами знаменитых людей. История умалчивает, действительно ли Стратфорд воспитывал некоего второго барда, который рано умер, и последующим поколениям придется удовлетвориться одним Шекспиром.

7 Ранние занятия и ранний брак

Мы не можем с уверенностью сказать, как долго Шекспир оставался в Новой королевской школе в Стратфордена-Эйвоне. В одном из документов начала XVIII в. говорится о том, что он не закончил обучения: стесненные обстоятельства Джона Шекспира и "нужда в его [то есть Уильяма] помощи дома вынудили отца забрать его оттуда". Так писал Николас Роу.[7.01] Даже если бы Уильяму было позволено закончить свое школьное образование (если бы такая благоприятная возможность существовала), все равно он, после того как ему исполнилось пятнадцать лет, столкнулся бы с необходимостью зарабатывать себе на жизнь.

Этих "самых способных и самых примерных учеников, - писал Томас Элиот в своем знаменитом трактате об образовании в высших сословиях, - после того как они овладевали разговорной латынью и знакомились с произведениями некоторых поэтов, родители забирали из школ"; они "либо отправлялись ко двору и становились лакеями или пажами, либо становились зависимыми от мастера подмастерьями".[7.02] Что касается Шекспира, то первая возможность казалась чрезвычайно привлекательной тем его биографам, которые жаждали наделить короля поэтов благородными связями. Узурпируя отцовские права, они давали его усыновить какому-нибудь аристократическому семейству, как будто столь возвышенные литературные творения никак не могли возникнуть на прозаической буржуазной почве. Вторая возможность - стать подмастерьем более соответствует действительности, и ее поддерживают самые ранние исследователи. Роу говорит, что отец принял своего старшего сына в "собственное дело". В своих кратких записях, сделанных в XIX в., Обри сообщил: "Его отец был мясником, и я слышал от некоторых соседей, что мальчиком он занимался отцовским ремеслом, по когда он резал теленка, то делал это весьма изящно и при этом произносил речь".[7.03] Гений может говорить даже устами подручного у мясника. Хотя до Обри доходили местные стратфордские предания (он сам на это указывает), в данном случае он заходит в своей путанице слишком далеко.

Перчаточники, как мы видели, не имели возможности приглядывать за убоем скота, который осуществлялся для их же нужд; и эта картина, изображающая одаренного чудо-подростка, подвигнутого на поэтические импровизации зрелищем бойни, весьма смехотворна. В одной из ранних пьес, во второй части "Генри VI", Шекспир вспоминает с характерным сочувствием к жертве жестокость скотобойни:

И как мясник берет теленка, вяжет
И тащит за собой к кровавой бойне...
И как с мычаньем мечется корова
И смотрит вслед невинному тельцу
И может только тосковать о нем...[7.04]

Но для юноши, выросшего среди фермеров, такого рода опыт вполне естествен. Он мог приобрести его в Снитерфилде, где его дядя Генри занимался сельским хозяйством. Спускаясь к Эйвону от Хенли-стрит, он должен был проходить мимо боен в Мидл-Роу, за которыми находились мясные лавки сварливого Ралфа Коудри. Но можно и иначе интерпретировать сообщение Обри. Нет ли в его рассказе намека на смутное и искаженное воспоминание об участии юного Шекспира (с чашей, ковром, рогами, ножом и фартуком мясника) в рождественской пьесе-пантомиме об убиении тельца? Эта традиционная пантомима разыгрывается и в наше время в некоторых английских селениях.[7.05] Впрочем, это не имеет значения. Во всяком случае, предположение о том, что Шекспир был подмастерьем в мастерской отца, представляется достаточно обоснованным.

Воспоминания об этом периоде жизни драматурга исследователи искали, и не напрасно, в собрании его сочинений, и с наибольшей любовью это делал собиратель древностей графства Уорикшир Эдгар Фрипп:

Уильям Шекспир упоминает о коже быков и лошадей, телячьей коже, овечьей коже, коже ягненка, лисы, собаки и о лайке. Он знает, что "воловья кожа" идет на башмаки, овечья - на уздечки. "Ведь пергамент выделывают, - спрашивает Гамлет, - из бараньей кожи?" Горацио отвечает: "Да, мой принц, и из телячьей также". Поэту было известно, что конский волос используют для тетивы луков, а "телячьи кишки" для скрипичных струн. Он упоминает о кожаных фартуках, о мужских кожаных куртках и кожаных флягах, о сумке "из свиной кожи", которую носили медники, и с юмором рассуждает о том, что дубленая кожа не пропускает воду. Он упоминает о "мясе и шкуре", о "сальных шкурах овец" и с очевидным удовольствием говорит про "белое руно" ягненка. Он знает, что оленья кожа дает лесничему дополнительный доход, и мы можем предположить, что его отец приобретал оленьи кожи у лесничих в окрестностях Стратфорда. Лайка (кожа козленка) упоминается весьма кстати. Благодаря своей мягкости и эластичности она использовалась для изготовления более изящных перчаток. Шекспир говорит о "податливой лайковой совести", которая может "вместить дары", если ее хозяин "соблаговолит растянуть ее", и об "остроумии" из "лайки, которая растягивается в ширину от дюйма до локтя". Это технический язык, заимствованный Шекспиром у отца-перчаточника. Он упоминает также о "лайковой перчатке", о том, как легко она выворачивается наизнанку.[7.06]