Владимир Федюк - Керенский

• Название: Керенский
• Автор: Владимир Федюк
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-235-03206-4

Александр Федорович Керенский — ключевая фигура в истории Февральской революции 1917 года. Едва ли кто другой из первых лиц государства когда-либо пользовался таким всеобщим обожанием, как Керенский в первые месяцы после свержения царского режима. С его именем связывали надежды на демократическое обновление России, на превращение страны в процветающее, свободное государство. Но надеждам этим не суждено было сбыться, и очень скоро всеобщее обожание сменилось столь же всеобщей ненавистью к премьеру Временного правительства. В советской историографии образ Керенского неизменно рисовался в самом карикатурном виде. Между тем и его личность, и та роль, которую он сыграл в истории русской революции, заслуживают пристального внимания и более чем поучительны. О судьбе Керенского и о крушении «эпохи надежд» рассказывается в новой книге серии «Жизнь замечательных людей».

---

Письма и пакеты, адресованные царской семье и ее домочадцам, новоявленная подпольщица спрятала под одеждой. В восторге от своей изобретательности она с дороги стала посылать родственникам открытки многозначительного содержания: "Я теперь похудела, так как переложила все в подушку". Или: "Население относится отлично, всё подготовляется с успехом" и т. д.[309]

Именно эти открытки и обнаружили при обыске в доме матери Риты. Вывод мог быть только один — налицо зашифрованные сообщения, а значит, заговор действительно существует. После этого в Тобольск была послана телеграмма за подписью Керенского: "Предписываю установить строгий надзор за всеми приезжающими на пароходе в Тобольск… Исключительное внимание обратите на приезд Маргариты Сергеевны Хитрово, молодой светской девушки, которую немедленно арестовать на пароходе, обыскать, отобрать все письма, паспорты и печатные произведения, все вещи, деньги, обратите внимание на подушки".[310]

Между тем ничего не подозревавшая путешественница 18 августа прибыла в Тобольск. Прямо с пристани она направилась в дом, где жили чины царской свиты. Здесь Маргарита встретила графиню Гендрикову. Свидание было радостным — тобольские узники впервые принимали гостя с воли. Но не прошло и часа, как на квартире графини Гендриковой появился комендант полковник Кобылинский и объявил, что вынужден арестовать Хитрово. Привезенные ею письма были отобраны, а тех, у кого она успела побывать, допросили и обыскали.

Прокурор Тобольского окружного суда Корякин отправил Керенскому телеграмму: "Доношу, что 18 текущего августа в 8 часов утра, получив и лично расшифровав телеграмму, я установил наблюдение за всеми приезжающими и уезжающими из Тобольска лицами… По прибытии Хитрово я опросил ее. После опроса был произведен личный обыск у Хитрово, она была арестована, а затем передана 19 августа Тобольскому губернскому комиссару для доставки ее под надежной охраной в Москву, в распоряжение прокурора Московской Судебной палаты… Все лица, на которых имелись указания, опрошены и обысканы, но обыски и опросы положительных результатов не дали и лишь подтвердили, что Хитрово, до обожания преданная семье бывшего императора, приезжала в Тобольск узнать и, если возможно, увидеть издали бывшую царскую семью".

По инициативе прокурора Стааля было возбуждено "Дело по обвинению Маргариты Хитрово и других по статье 101 Уголовного уложения". В газетах было объявлено о блестящем успехе контрразведки. Однако не прошло и нескольких дней, как дело стало рассыпаться на глазах. Выяснилось, что Скакун и его сообщники были аферистами, преследовавшими исключительно корыстные цели. Им удалось собрать не 3 миллиона, а всего полторы тысячи рублей, которые они благополучно прокутили в ресторанах. Обвинение было переквалифицировано по статьям о мошенничестве. Что касается дела о "заговоре Маргариты", то оно лопнуло как мыльный пузырь, к большому смущению его инициаторов.

В середине сентября следствие было официально закрыто и Маргарита Хитрово отпущена на свободу. Незадолго до этого из-под домашнего ареста были освобождены великие князья. К этому времени и власть, и широкая общественность успели забыть о монархистах. За несколько прошедших недель положение в стране изменилось коренным образом. В новой ситуации Керенскому пришлось считаться уже не с опереточными "заговорщиками", а с вполне реальной и серьезной силой.

КОРНИЛОВ И САВИНКОВ

После окончания Государственного совещания Керенский на день задержался в Москве. В Петроград он вернулся утром 17 августа и почти сразу вызвал к себе Савинкова. Все предыдущие дни положение Савинкова оставалось двусмысленным. С одной стороны, премьер принял его отставку, с другой — решение об этом хранилось в секрете даже от других членов кабинета.

По словам Савинкова, Керенский во время этой встречи был необычно спокоен и даже вял. Он сказал, что Московское совещание убедило его в том, что у правительства нет надежной опоры. Керенский обвинил Савинкова в том, что благодаря его стараниям Корнилов обрел силу и теперь шантажирует власть. В этой ситуации Савинков не может уйти из правительства и обязан исправить последствия своих ошибок. В ответ Савинков сказал, что он готов продолжать работу, но требует полного доверия не только к себе, но и к своим помощникам. Речь шла о Филоненко, и Керенский это прекрасно понимал. Он заявил, что вынужден оставить Филоненко, но тоном дал понять, что делает это вопреки своему желанию.

В завершение разговора Савинков напомнил Керенскому, насколько оскорбительны для него были обстоятельства его отставки. Керенский отрешенно улыбнулся: "Да, я забыл. Я, кажется, все забыл. Я… больной человек. Нет, не то. Я умер, меня уже нет. На этом совещании я умер. Я уже никого не могу оскорбить, и никто меня не может оскорбить…"[311] Эти слова настолько поразили Савинкова, что вечером того же дня он дословно пересказал их Зинаиде Гиппиус. Савинкову показалось, что Керенский окончательно потерял волю. Это было ошибкой, просто очередной прилив нервной энергии сменился у Керенского столь же неизбежным спадом. Такие перепады вводили в заблуждение самых разных людей, обманули они и Савинкова.

В тот же день в четыре часа пополудни состоялось заседание правительства. На нем министр юстиции А. С. Зарудный доложил о страшной трагедии, случившейся в Казани. 15 августа здесь произошел пожар на пороховом заводе. Огонь перекинулся на расположенные по соседству военные склады. В результате было уничтожено до двенадцати тысяч пулеметов и около миллиона снарядов. Взрывом были уничтожены строения в радиусе нескольких километров, имелись и многочисленные человеческие жертвы. В ходе начавшегося следствия была выдвинута версия о том, что происшедшее стало результатом деятельности вражеских диверсантов. На эту мысль наводила странная цепь совпадений: за несколько дней до того пожаром были уничтожены склады снарядов в Петрограде, днем позже сгорел петроградский завод "Вестингауз", тоже работавший на оборону, 18 августа пожар случился на Прохо-ровской мануфактуре в Москве.[312]

Савинкову как управляющему военным министерством было поручено разобраться в этом вопросе. Тогда же Савинков огласил новую телеграмму Корнилова, в которой содержалась настоятельная просьба ускорить проведение в жизнь мероприятий, изложенных им в ранее представленной записке. На этот раз никаких возражений со стороны Керенского не последовало. Он вообще больше молчал, что для него было нетипично. В эти дни Керенский чуть ли не впервые со времени революции приехал на квартиру Мережковских. Хозяев не было, и премьера встретил их старый друг (и, можно сказать, член семьи) Д. В. Философов. По его словам, Керенского трудно было узнать. "Впечатление морфиномана, который может понимать, оживляться только после впрыскивания. Нет даже уверенности, что слышал, запомнил наш разговор".[313] Керенскому, несомненно, было трудно. Рядом с ним не оказалось ни друзей, ни единомышленников. В такой ситуации он предоставил событиям возможность идти естественным путем.

Между тем положение на фронте вновь осложнилось. 19 августа 1917 года немцы начали наступление в районе Риги. В этот день в Петрограде была получена новая телеграмма из Ставки. В ней Корнилов сообщал о поступивших к нему сведениях о готовящемся немецком десанте на островах Моонзундского архипелага и побережье Финляндии. В этой связи он выдвигал план объединения сил Северного фронта, Балтийского флота, столичного гарнизона и частей, расквартированных в Финляндии, в Особую армию с подчинением ее непосредственно верховному командованию.

Ознакомившись с телеграммой, Керенский вновь вызвал Савинкова. Он предложил ему немедленно выехать в Ставку для переговоров с Корниловым. Премьер выражал согласие принять предложения Верховного главнокомандующего, но оговорил, что сам Петроград должен быть выделен из состава планируемой объединенной единицы. Керенский мотивировал это политическими причинами, но соглашался объявить столицу на военном положении. Для того чтобы иметь реальную возможность осуществить это, Керенский просил направить в Петроград конный корпус. Одновременно в качестве секретной задачи Савинкову было поручено постараться ликвидировать Союз офицеров и политический отдел при Ставке.

О своем намерении выехать в Могилев Савинков в тот же день в разговоре по прямому проводу предупредил Филонен-ко. Одновременно он оповестил об этом телеграммой Корнилова, но тот попросил его отсрочить поездку, поскольку он в это время был занят немецким прорывом под Ригой. Савинков перенес дату своего визита на 23 августа, приурочив ее к созываемому в Ставке совещанию представителей армейских комитетов, фронтовых и армейских комиссаров.

В назначенный день Савинков в сопровождении полковника Барановского приехал в Могилев и прямо с вокзала направился к Корнилову. Первая их встреча происходила наедине. Тем не менее нам известно, о чем шла речь, поскольку Савинков сразу после ее окончания дословно записал весь разговор. Обратим внимание на эту деталь. Савинков и Корнилов не доверяли друг другу. Они никогда не были в полном смысле этого слова единомышленниками, но до определенного времени цели их совпадали. Сейчас и тот и другой предчувствовали возможный разрыв и старались заранее обзавестись доказательствами на случай взаимных обвинений.