Сергей Клычков - Князь мира

• Название: Князь мира
• Автор: Сергей Клычков
• Жанр: Русская классическая проза

 Проза русского советского писателя С. А. Клычкова (1889- 1940) связана с гоголевской традицией совмещения реального и фантастического планов - это создает в романах "Сахарный немец", "Князь мира" и др. атмосферу гротескно-сказочного быта, в котором действуют его излюбленные герои - одинокие мечтатели, чудаки, правдоискатели.

---

Странно и неожиданно Рысачиха изменилась к этой поре и в характере своем, и в обращенье с народом, ни девок уже не лупила по делу и по безделью, ни мужиков не запарывала на конюшне, если отпорет кого, так очень слегка для назиданья и больше вроде как в память, тут рысачки немного передохнули, и даже сыскались охотники, которые за барыню ставили свечки и по простоте и незлобивости за нее богу молились, что тот ее образумил… никто не мог по-настоящему постичь причину такой перемены, одни говорили, что Рысачиха, после того как ее милостынников, покончивших с князем, переловили и самого Буркана отправили в каторгу на вечные веки, получила от начальства внушенье, чтобы на будущее с мужиками была поосторожнее, а кто отмахивался от этих догадок, потому что и в самом деле великое, подумаешь, горе начальству, да и не такая барыня, чтобы ее испугать!

Но, должно быть, и в самом деле все же было что-то такое, Рысачиха перестала калечить мужиков едва ли без всякой причины, тем более что подобралась она с другого конца, хитро припрятавши за доброе слово и приветливую улыбку безумный умысел, которого и дьявол бы не придумал: по примеру барина Бодяги и, должно быть, по веселому его наущенью Рысачиха стала крестить у мужиков новорожденных младенцев, но все Рысачихины крестники, хотя и рождались на свет в глазах без малой тенинки, со временем по неизвестной причине становились слепцами… мужики поначалу приняли эту затею за великую барскую милость и снисхожденье, а потом, когда пришлось ребятишек раньше времени обучать слепецкому Лазарю да Пьянице, зачесали в затылках:

- Видно, и барская милость хуже напасти… и доброе слово острее ножа!

Как это так выходило, нам сейчас трудно по справедливости разобраться, может, какая зараза по Скудилищу в эти годы ходила, тем более что к чистоте и опрятке Рысачихины мужики имели мало привычки, но если поверить сказанью про Рысачиху, так и тут дело ее рук не миновало…

Будто бы Рысачиха на безымянном пальце левой руки носила золотое кольцо, которое подарил ей во время помолвки Копыто, почему она после князевой смерти по-вдовьему положенью и передела его на левую руку, в этом кольце в оправе в виде сердечка сиял лунный камень, в нем-то и была чудесная сила: при одном незаметном прикосновении на любом месте на теле вырастало дикое мертвое мясо, которое потом загнивало, причиняя человеку большие мученья, отваливаясь лохмотами… с этим кольцом барыню похоронили, потому что никто не захотел к нему прикоснуться, им же она обручилась в свое время, конечно негласно совсем от народа, с нечистым, проживавшим ни где, как в нашем Чертухине в виде того пономаря, о котором у нас разговор был вначале… к нему барыня и в самом деле часто наезжала, как думали у нас, тогда ни о чем не догадавшись, слушать удивительный звон и промеж прочим на дурную кровь ставить пиявки, должно быть, если правильно это, барыня, когда пономарь шандарахнулся с чертухинской колокольни на пасхальной неделе, только ради отвода глаз заказала по нем сорокоуст, заплативши вперед до копейки, и надо еще, коли так, полагать, что с ним-то Рысачиха и приблудила на шестом десятке красавицу дочку, на которой потом женился барин Бачурин, но тут уж начинается совсем другая исторья, и нам распространяться нечего много, потому что и смысл в ней, и событья другие… пока же что надо ко всему только добавить, что, может, ни о чем бы таком простые мужики не догадались, если бы к Рысачихиному старосте Никите Миронычу не препожаловала седьмая беда под самые окна.

Вот тут дело получилось какое…

*****

В старину совсем не считалось за диво, когда родили старухи.

Случалось это сплошь да кряду, потому что народ, должно быть, был во много раз здоровее и плодовитей…

Не удивился никто и в селе Скудилище, что у старосты к седым волосам Лукерья стряхнула поскребыша-сына, что было Никите Миронычу в немалую радость, потому что раньше родились все девки и по какой-то причине не выживали…

Однажды, как раз на седьмой день, когда роженихе, по старому обычаю, можно было уже на людей показаться и справить младенца по положенью, Никита Мироныч с утра ушел к барыне по делам, а Лукерья, благо младенец уродился тихий и неблагливый, с засученными по локоть руками хлопотала у печки, приготовляя к завтраку алялюшки… в голове у Лукерьи спокойно плыла неторопливая домашняя дума, как густой туман над болотом, на сердце лежала довольная тишина, словно по осени в убранном поле, и она совсем не заметила за хлопотней, как скрипнула петлями дверь и в избу вошел Иван Недотяпа.

Долго Недотяпа переминался возле порога, держа на весу железную клюшку, за плечами у него вздувалась сума, заметно подававшая вперед всего Недотяпу, ниже коленок пестрядинный армяк зиял широкими дырами, в которых то белело голое тело, то лоснились завитками и кольцами тяжелые вериги, на ногах топырились носами широкие чуни, перевидавшие, видно, немало дорог, и по лицу Недотяпы блуждала пытливая, неуверенная улыбка, раздавшая скулы и рот, борода клочилась, как после драки, и весь он с лица походил на икону безвестного страстотерпца, недописанную малорадивым иконописцем… Помолился Недотяпа на образ, оглядел заветренными глазами углы и тихо промолвил:

- Дома-ти!.. Хозяин-то дома, говорю, доброго ему добра?..

Лукерья вздрогнула, чуть не выронив помакушку, которой смазывала сковородки, высунулась из-за печки и, не поверя глазам, притаилась за перегородку.

"Ишь ты, - думает она, - опять святой черт приволокся! Сколько лет не видали!"

- Дома, говорю, хозяин али хозяйка?.. - погромче повторил Недотяпа, уставившись в печку.

Лукерья оглядела в щелку пристальным взглядом Недотяпу и сама себе удивилась, что нет у нее при виде такого человека обычного страха - человек как человек, и венчика на нем не видать, как в прошлый приход, должно быть, померещилось Никите Миронычу, и взгляд тусклый, без никакого сиянья, одно только, что одет больно рванисто, как и Рысачихины нищие, собираясь в оброчное богомолье, не ходят. Перекрестилась Лукерья на всякий худой случай и вышла с видом недружелюбным и строгим, как бы, чего доброго, не подумал, что его испугались.

- Ишь ты, прорвы-то на тебя нигде не найдется, - сказала она, даже не поклонившись.

- Доброго добра, Лукерья Лукичишна, - выкланялся ей Недотяпа, - к Миките Миронычу, к благодетелю…

- В сарай вышел за сеном, - соврала Лукерья, - живой минутой вернется!

- Вот и ладно-повадно… я, коли что, присяду да обогреюсь малось с дороги… - опустился Недотяпа к порогу, - февраль - кривые дороги, а ноги стали убоги, ох, как плошаю ногами, ну да, как говорится, ноги не ходят, зато крылушки носят!

- Небось опять барыне оброк свой принес? - присела и Лукерья на лавку, не отрываясь от Недотяпы.

- Как же, Лукичишна… как же, думаю на этот раз рассчитаться с барыней сполна и вчистую: ко гробу теперь пойду, в Ерусалин-град по обещанию! Ох, коли бы не этот проклятущий оброк, кажется бы, совсем не вернулся… Как она, барыня-то наша милостивица, по прошлости ничего про меня… довольна была Недотяпой?

- Уж и не говори, Недотяпа… лучше не говори… на такой грех навел ты барыню с этим оброком! Век не забудешь! - сокрушенно покачала головою Лукерья. - Тебя тут из души-то в душу мужики позорят, так клянут, так клянут: у него, говорят, святость одна в голове, а тут за эту святость отдувайся всем миром!

- Известное дело, ругают, кого за грехи черти стругают!.. У нас доброго дела совершить нельзя, всякое доброе повернется на злое, потому что святость у нас только что у аналоя… Святости в народе ничего не осталось, а если и осталось, так самая малось, - обтер Недотяпа глаза рукавом, словно его слезой даже прошибло от Лукерьиных слов, - округ народа черная сила!..

- Да ведь при чем тут мужики?.. Барыня все и разъяснила… чуть даже Мироныча не отодрала на конюшне, потому что и мой почел тебя по простоте за святого…

- Ишь! - просветлел Недотяпа.

- А барыня разъяснила: мужик, говорит, может быть чертом, а не святым! Святых мужиков даже, говорит, нет на чудотворных иконах! С той поры, с легкой ее руки, так тебя в народе святым чертом и величают!

- Осподи милостивый, - вздохнул Недотяпа.

- Барыня-то после твоего оброку, почитай, молодых и старых - всех ног порешила, чтобы больше подавали калеким… Нищий, говорит, калекий во много раз выгоднее мужика!

- Ну? - прошептал Недотяпа. - Что ты говоришь?

- Вот тебе и ну! По монастырям отправила вроде как на богомолье… милостыню ей собирать!

- Осподи! - удивленно вскинулся Недотяпа глазами.

- А они, - зашептала Лукерья, пугливо оглянувшись на окна, - не будь дурны, вместо богомолья вышли на большую дорогу и начали такое вытворять!.. Душегубы! Князя убили!

- Ну…у…у? - даже привстал Недотяпа.

- Переловили… по твоей… по твоей милости, Недотяпа. Сколько народу пропало! Сам ходишь в веригах, а на других надел кандалы. Жалко больно Буркашу!