Дмитрий Быков - На пустом месте

• Название: На пустом месте
• Автор: Дмитрий Быков
• Жанр: Публицистика

---

Иное дело, что собственная завороженность силой, любовь к разрушению и нелюбовь ко всему «человеческому, слишком человеческому» Пелевина немного пугает, и правильно пугает. Не зря все правильные мысли у него озвучивает волк, не зря и жалко в книге только этого волка, который на почве любви превращается в обычную собаку. Все это точно и хорошо придумано, мало ли таких одомашненных волков мы видели! Волку любить нельзя, он от этого силу теряет. Между лисой А Хули и волком Сашей Серым происходит не любовь, а «хвостоблудие», как называет это тот же Саша: они сплетаются хвостами и наводят друг на друга морок, а чисто физическая сторона любви их вообще не занимает – лису по крайней мере. Но ведь помимо «чисто физической стороны» и взаимного гипноза есть и любовь как таковая, а именно восторг и умиление при виде другого существа. Волкам это мало знакомо, а если и знакомо – они с этим старательно борются. Потому-то у Пелевина почти нет любви как таковой.

Вот хорошая тема для будущего исследователя: почему все любовные акты происходят у него между комаром и мухой, лисой и волком – а все, что случается между людьми, описано бегло, вскользь и без интереса? Видимо, потому, что все это «слишком животное»; но ведь и «хвостоблудие» – занятие не слишком человеческое, оно скорее для монстров. Монстры у Пелевина есть – сверхчеловеки, иными словами (или «сверхоборотни», как сказано в романе). Жалкие уроды – комары, мухи, покемоны – тоже наличествуют. Нет человека, и это самое обидное. Потому что проза, в которой нет человеческой составляющей, не вызывает и человеческих эмоций – сколь бы умна, точна и изысканна она ни была.

Впрочем, здесь Пелевин может повторить вслед за Пастернаком: «Я человека потерял с тех пор, как всеми он потерян». В романах большинства российских авторов – будь то «новые реалисты» или «бытовики», фантасты или историки – человека тоже нет, а есть то, что у Пелевина названо «бесхвостой обезьяной». Человек – это должно звучать гордо, или грустно, или мерзко, но пусть, по крайней мере, звучит! Между тем современный герой (как, кажется, и современный человек) лишен любых человеческих проявлений – поневоле приходится писать про оборотней в погонах.

Но и со всеми этими неутешительными констатациями, провалами, откровенной безвкусицей и пр. Пелевин остается лучшим современным русским писателем, потому что работает с реальностью и именно эту реальность осмысливает; он болеет всеми болезнями века и не скрывает этого; он называет по имени то, чего другие не отваживаются даже заметить – какое уж там называние вслух… Его предыдущий цикл «ДПП (NN)» был, на мой вкус, лучше, а роман «Числа» вообще принадлежал к пелевинским вершинам,- но и «Священная книга оборотня» годится для разбора, осмысления и неоднократного перечитывания. Тогда как подавляющее большинство современных книг не годится даже для того, чтобы один раз открыть, все понять и забыть в гостях. Важно, что помимо всех внелитературных задач у Виктора Олеговича есть и литературная, боль-то не спрячешь: он продолжает по-волчьи сражаться с окружающим мраком. И не надо, вероятно, требовать от волка, чтобы у него было человеческое лицо. Книга-то ведь в конечном итоге получилась о мучительном перерождении человека, рожденного ненавидеть все окружающее – и вдруг заметившего, что в нем есть нечто достойное любви; пусть Пелевин робко и несовершенно разработал эту коллизию – важно, что она у него появилась.

2004 год

Дмитрий Быков

SOSущая тоска

новый Пелевин

Ровно сто лет назад, осенью 1906 года, на Берлинском конгрессе связистов было принято решение ввести SOS в качестве официального сигнала бедствия, хотя никто не знал расшифровки этой зловещей аббревиатуры. 9 ноября американская компания International Radio Telecommunications впервые передала этот сигнал всему миру – в порядке демонстрации, а не мольбы о помощи. На самом деле, как известно, SOS ничего не значит. Он просто легко запоминается и опознается – три длинных, три коротких, три длинных… Но в современной российской реальности это слово встречается очень часто. Ведь самый употребительный глагол нашего времени – sosaть, a самый модный герой – вампир.

И это очень плохой признак. Это SOS.

О новом романе Виктора Пелевина «Empire V» уже отписались все, кто хотел того. Зададимся единственным вопросом: почему именно вампир стал главным героем дня? Сама констатация, вынесенная в заголовок,- насчет строительства новой вампирской империи – вообще идеально описывает текущий момент. Ведь вампир (называемый в романе также комаром и живо напоминающий комариков из «Жизни насекомых») ничего произвести не способен. Он только сосет – черную жидкость или красную. Никто же, в общем, ничего больше и не делает. Все сосут. Просто одни сосут баблос, а другие сосут просто.

В романе Пелевина много смешных и несмешных каламбуров на эту тему – вплоть до цитаты из графа Дракулы: «Сосу не я, сосут все остальные». Кстати, в этом смысле новый роман оказался досадно вторичен – не только по отношению к собственным недавним текстам Пелевина, но прежде всего по отношению к «Роману с кровью» Максима Чертанова. Собственно художественные достоинства нового романа скромны. Героиня стерта до такой степени, что через день уже не помнишь, как ее зовут. Помнишь только, что в конце письма она ставит «чмоки» – ничего, кроме этого современного vale, от нее не остается. Ну, еще ямочки на щеках. Герой и обязан быть пустым, потому что выражение «сосущая пустота» существует в языке не просто так. Если пустота существует, она обязана сосать. Когда-то я спрашивал у Андрея Синявского – отличного специалиста по фольклору, помимо всего прочего: «Почему вампир вызывает такой ужас у всех персонажей той же «Гузлы» Мериме или «Песен западных славян», созданных по ее мотивам? Почему во всех сказках оживший мертвец так страшен?- радоваться же надо, что воскрес близкий знакомый!» На что Синявский пояснил:

«Но ведь этот близкий знакомый может существовать только за счет выпивания живой крови. Он и не рад бы это делать, что показано, в частности, у Мамлеева, он и не хочет никого убивать, но просто у него нет иного способа существования. Он законченный, абсолютный паразит, ибо только эта живая кровь и дает ему силы встать из могилы. Вампир ведь не кусает – это он так целует. Но от этого его поцелуя живой теряет жизнь».

Так что пустое место обязано сосать, а Россия сейчас – именно пустое место. Вот почему, кстати, свято место никогда не бывает пусто, а пустое – никогда не станет свято. У нас сейчас пустота на месте политиков, принципов, дум и их властителей, на месте военной и государственной концепции – потому что любая концепция приводит в России только к тому, что ее противники массово и беззаконно истребляются, а созидание оставляется на потом. В результате мы живем в стране-вампире, этот вампир беспрерывно сосет свои недра и этим живет, и слышится над страной то самое причмокивание, которое еще Алексей К.Толстой в «Упыре» назвал главным признаком вампиризма. Все разговаривают, вальсируют, едят мороженое – но при этом как бы слегка присасывают. Мне могут возразить, что слово «сосать» потому в России в такой моде, что явилось сюда в качестве кальки известного американизма – оппозиции rule и suck. Отсюда и мода на вампиров. Но обратите внимание: профессия шофера, несмотря на всю модность понятия «рулить», культовой отнюдь не стала. А профессия вампира – стала. Потому что в России сегодня сосет даже тот, кто рулит. Он сосет свой руль.

Эта воинствующая пустота – жрущая, сосущая, поучающая другую пустоту – и есть главный герой книг Пелевина. Но это отнюдь не та сияющая пустота, в которой пребывал Чапаев. Это та пустота, в честь которой был назван его молодой спутник Петр – дитя эпохи, утратившей все ценности. Вот почему наивно было бы требовать от Пелевина речевых характеристик, ярких персонажей, живых диалогов… В сущности, он давно уже пишет пьесы, а еще точнее – диалоги в платоновском духе (хотя о персонажах сократовского кружка мы все-таки знаем больше, чем обо всех пелевинских Бальдрах и Озирисах).

Правда, есть в романе Пелевина несколько страниц, которые словно залетели туда из другого мира. Брызнул какой-то луч света на вампирский чердак, где гроздьями висят жирные летучие гуру. Единственный человеческий монолог в романе произносится гастарбайтером, молдавским профессором теологии:

«Каждая комната дворца отвечает за себя сама. Она может пригласить в себя Бога. А может – вашу компанию. Конечно, по природе любая комната хочет божественного. Но из-за гламура и дискурса большинство комнат решило, что весь секрет в дизайне интерьера. А если комната в это верит, значит, в ней уже поселились летучие мыши. Бог в такую вряд ли зайдет. Когда все комнаты одного из них (дворцов – Д.Б.) заселяют мыши, Бог его уничтожает. Точнее, перестает создавать, но это одно и то же».