Мария Барышева - Увидеть лицо

• Название: Увидеть лицо
• Автор: Мария Барышева
• Жанр: Ужасы и Мистика

Одиннадцать человек, десять пассажиров и водитель, едут на автобусе. Точнее они немного задремали и проснулись, когда автобус тряхнуло. И тут выясняется, что автобус заблудился. Что все пассажиры ехали в разные места и из разных мест. Что водитель вообще очнулся не в том автобусе, в каком он начинал путь. За окном — проливной дождь и странный лес, в котором перемешаны все возможные деревья. А еще табличка на которой написаны все города, в которые они едут. После пяти часов езды по пустынной трассе они подъезжают к странному пустому дому. При этом одновременно у дома кончается дорога, а в автобусе кончается бензин…

У автора куча произведений, все, насколько я понимаю, одного плана. Новинкой является не это произведение, другое, просто я взял наугад. Мне понравилось. Затягивает. Во всяком случае я проглотил почти 300 кб, почти не заметив этого. Даже потом перепроверил, да, действительно — в первой выкладке (из четырех) около 15 авторских листов. Так что моя рецензия явно должна быть положительной. Автор пишет, что издательства отвергают. Возможно, что это из-за неправильного позиционирования книги. Если автор и в издательства посылал как фантастику, то он не прав. Возможно, что из-за большого объема книги. Может быть автору стоило поискать наоборот — продолжающиеся серии? Издают же серии вроде «Готики» (хотя я сам эту серию не читал). Возможно, что для ужастика всетаки слишком медленное развитие сюжета, и отсюда некоторые «страшилки» (табличка с названиями, попытка вспонить себя как толстую женщину, видение с убийством у Евсигнеева и потом находка им вещей парня) мне кажутся немного пристегнутыми сбоку. Хотя не сомневаюсь, что дальше они свою роль сыграют. Моя оценка 8.0. Весьма осторожная. Я не берусь в данном случае судить — достойна повесть опубликования или нет. Я очень давно не читал ужастики, даже не помню что читал в последний раз (Стайна?). Скорее это моя рекомендация всем попробовать прочитать. Думаю, что многим понравится. Сам буду рад услышать мнения по этому произведению.

---

Какойто человек с бокалом шампанского в руке, проходя мимо, замедлил шаг и дружелюбно сказал ему:

— Поздравляю вас, Георгий Николаевич. Это грандиозный успех. Я всегда рад за творческих людей, чьи мечты сбываются! Наверное, сегодня самый счастливый день в вашей жизни?

— Кто знает? — Жора философски пожал плечами. — Счастье — понятие настолько зыбкое… Главное, чтобы эта первая выставка не стала и последней — вот на что мне хотелось бы надеяться… Извините меня.

— Конечно, — человек кивнул, потом, глядя в его удаляющуюся спину, произнес с умиротворенной улыбкой. — Уж я об этом позабочусь. Спи спокойно, Жора. Никто не тронет твой аквариум.

VII

Ольга застонала, попыталась открыть глаза и застонала снова — даже это простое движение принесло новый всплеск боли. Тело казалось единым пульсирующим болевым сгустком. Между ногами словно бурлила раскаленная лава, внутренности жгло. Ее сильно тошнило — отвратительное ощущение, немногим лучше боли. Ссохшиеся губы слиплись, во рту было горько и сухо, очень хотелось пить. Сквозь приоткрытые веки она видела серый пасмурный свет и что-то белое и круглое, покачивающееся над ней. Лежать было очень неудобно, и Ольга дернула рукой, пытаясь подвинуться, но обнаружила, что рука привязана к кровати. От руки тянулась трубка куда-то вверх, где что-то поблескивало.

— Эй, эй! — сказал сверху знакомый голос. — Тихо, а то иголку выдернешь!

Сделав над собой громадное усилие, Ольга открыла глаза чуть пошире. Мир приобрел резкость и четкость, а покачивающийся над ней белый блин превратился в лицо Нины — коллеги и приятельницы, у которой всегда можно было стрельнуть сигарету и немного денег. Пожалуй, Нина была единственным в Волжанске существом женского пола, с которым Ольге удавалось поддерживать почти дружеские отношения.

— Ну, ты как? — тихо спросила она, улыбаясь — очевидно, желая приободрить Ольгу, но улыбка получалась жалкой и испуганной. Ольга шевельнула губами, пытаясь разлепить их, потом хрипло прошептала:

— Воды дай…

— Сейчас! — воскликнула Нина — очевидно, громче, чем положено, потому что с одной из кроватей на нее шикнули. Она наклонилась и начала шарить в тумбочке. — Да где ж она?!.. Я специально принесла тебе свою чашку с носиком — она у меня с детства еще… Ага, вот она!

Ольга почувствовала, как ей в губы просунули фарфоровый носик, на язык капнула прохладная жидкость и она ее проглотила, потом жадно присосалась к носику, словно изголодавшийся младенец, торопливо глотая. Но после четырех глотков Нина безжалостно отняла кружку.

— Отдай! — болезненным шепотом потребовала Ольга, тщательно облизывая мокрые губы. — Отдай, блядь, обратно! Сюда, лошадь!

— Нельзя, — сказала Нина, отставляя чашку и нисколько не обидевшись. — Врач сказал, что тебе нельзя много давать…

— Лина! — вдруг закричал где-то возле окна басовитый старушечий голос. — Лина! Лина!.. Аах!.. Лина!

— Опять бабулька с кровати падает, — устало сказала какая-то женщина. — Сейчас снова капельницу выдернет! Не могут что ли нормально ее привязать? Где нянька? Опять у нее перекур, что ли?! Ведь заплатили ж, гадюке, хоть бы раз за час рожу свою показала!..

По полу зашаркали чьито тапочки. Нина встала и ушла, оставив Ольгу тускло смотреть в потрескавшийся потолок. Ей было очень больно. Она считала, что на своем веку ей довелось испытать всякое, но никогда Ольга не думала, что может быть так больно. Ей казалось, что все кости переломаны и внутренности превратились в кашу. О лице было страшно и думать. Харченко закрыла глаза, стараясь дышать ртом — воздух был спертым, сильно пахло лекарствами, мочой, немытым телом и болезнью.

Нина вернулась и, снова сев на шатающийся стульчик рядом с ее кроватью, пояснила полушепотом.

— Доходит, похоже, бабулька. Бредит уже. И все рвет и рвет ее… желчью… ужас! Дочка ее с нею двое суток просидела, совсем никакая стала — поехала домой поспать пару часов.

— Ты матери моей позвонила? — спросила Ольга, и Нина сочувственно кивнула.

— Два дня назад еще. И ей сказала, и сестре твоей… Только что-то они не торопятся, хотя Волжанск — не такой уж большой город, — она помрачнела. — Оль, мне, конечно, неудобно спрашивать, но у тебя не осталось какихнибудь сбережений? Все, что мы… — Нина запнулась, — с девчонками скинулись, я уже потратила, но даже и половины того списка не купила, что врачи выкатили… — она извлекла смятую бумажку из кармана яркоголубых брюк с низким поясом, выставлявшим на обзор загорелый живот и сверкающий синий цветок в пупке. — Здесь все на латыни… ничего не понимаю… Я рассчитывала на твою семью, но их нет и нет… а лекарства нужны сейчас.

— Ничего не осталось, — Ольга закрыла глаза. — Сова все забрал.

— Вот мудак! — с негодованием воскликнула Нина, и на нее снова зашикали, и она виновато покивала, потом зашипела. — Сволочь! И почему его до сих пор никто не грохнул?! Ведь ничего ж этой вороне е…й за это не будет, ничего!.. Хорошо, хоть не убил.

— Ты и вправду считаешь, что это хорошо? — осведомилась Ольга с мрачным юмором. — Врачи хоть что говорят?

— Да ничего они толком не говорят! — Нина поджала губы. — Тут не врачи, а инопланетяне какието! Список, вот, только дали… Нет, ну иногда они чегото говорят, только я ни фига не понимаю! На операцию намекали… но это только если… то есть, когда ты стабилизируешься. Ну и, понятно, деньги, деньги… Слушай, может скажешь, где твои живут, да я к ним съезжу? Не дадут, так отниму — что ж это такое?!..

— Да нет у них ни хрена! — Ольга передернулась, и Нина наклонилась, хотев было положить ладонь ей на запястье, но побоялась, и ладонь повисла в воздухе.

— Сильно больно, Оль, да? Я попрошу, чтоб тебе еще укол сделали…

— Не надо. На дольше хватит. Что с лицом?

Нина промолчала, и Ольга упавшим голосом произнесла:

— Понятно.

— Оль, ты главное не расстраивайся! — торопливо затараторила Нина. — Все образуется. Что-нибудь придумаем. Ты лежи только спокойно, не дергайся, а то иголка выскочит… Пусть тебя прокапает хорошенько. Я вечером перед работой заскочу и покормлю тебя… Ну, пока!

Она помахала Ольге узкой ладонью и исчезла за белой дверью. Ольга вяло улыбнулась потом закрыла глаза и на некоторое время провалилась в милосердное забытье.

Когда она снова открыла глаза, капельницу уже убрали. В комнате горел тусклый электрический свет. Слышались приглушенные голоса, звон ложки о чашку, хруст печенья, шелест перелистываемых страниц и странные звуки, словно кто-то медленно и методично накачивал велосипедную шину.

Закусив губу, Ольга попыталась сесть, и после третьей попытки ей это удалось. Тело возмущенно отреагировало новыми приступами боли, и ей показалось, что чьито увесистые кулаки принялись мять ее желудок, точно пытались замесить из него тесто. Тем не менее, она осталась сидеть, оглядываясь суженными от боли глазами.

В палате стояли шесть кроватей. Она занимала ближайшую к двери, на соседней лежала очень бледная девушка, совсем еще девчонка с разрезанной и залепленной пластырем грудью, из которой торчали какие-тотрубки, и, закрыв глаза, беззвучно плакала. На двух следующих сидели пожилые женщины, которые пили чай и листали газеты, тихо переговариваясь друг с другом. У одной из них на шее был страшный свежий ожог. На пя-той кровати спала женщина средних лет, укрытая старым краснобелым одеялом до подбородка, вздрагивающая и болезненно постанывающая во сне. На шестой же лежала старушка с растрепавшимися молочно белыми волосами и морщинистым, словно бы ввалившимся внутрь черепа лицом. Ее одеяло было наполовину сброшено на пол, ноги косо свисали с кровати, трикотажная рубашка задралась почти до середины дряблых желтоватых бедер. Глаза старушки были плотно закрыты, и голова методично чуть вскидывалась на подушке в такт каждому сухому судорожному вздоху, будто кто-то в насмешку поддергивал ее за крепкую нить, привязанную к вздувающимся и опадающим губам. С далеким и какимто равнодушным чувством, из сомнения сразу же перешедшим в уверенность Ольга поняла, что та умирает.

— Где ж дочкато ее? — негромко произнесла одна из женщин. — Так и не успеть ведь может… Ох!.. И некому-то… Девочка возле двери совсем плохая… а подружка ее ушла…

Она встала и, тяжело переваливаясь, подошла к окну. Наклонилась, с усилием забросила ноги хрипящей старушки на кровать и прикрыла ее одеялом.

— Нянькато заглядывала недавно, — заметила другая женщина, шелестя газетой. — Губами только почмокала — и, поминай, как знали!.. Конечно, чего с умирающими стариками возиться? Вот год назад, когда я здесь лежала, другой персонал был… сестричка Танечка — заботливая, хорошая такая… Сказали, в декрете она сейчас…

Ее собеседница, возвращаясь к своей кровати, хмыкнула.