Мария Арбатова - Мобильные связи (сборник)

• Название: Мобильные связи (сборник)
• Автор: Мария Арбатова
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-044177-8, 978-5-9713-6628-7

Однажды в Германии они с подругой решились через фирму заказать мальчика. Пришел красавчик – молоденький араб. Начали болтать по-английски и кормить его, как две заботливые мамаши. Парень рассказал о своей студенческой жизни. Правительство его страны платит за обучение, но стипендия крохотная. Через час болтовни араб понял, что имеет дело с полными дурами, и объявил, что идет почасовая оплата.

---

В субботу я действительно летела в добротном самолете с мальчиком-колокольчиком и через четыре часа поняла, что город Н. находится не возле Архангельска, а дальше, чем конец света… Россиянин смотрит на карту в школе, а всю остальную жизнь представляет себе планету «по понятиям». По понятиям, например, Париж – это близко, а Саратов – хрен знает где. Токио – модное место, а города Благовещенска не существует потому, что фигли там делать. Нью-Йорк – спальный район Москвы, а вот Сыктывкар – нереально далеко… Ну и ясное дело, что если зимой холодно, то все это должно быть возле Архангельска.

Говоря «Россия», мы подразумеваем – до Уральских гор, поскольку за Уральскими хребтами живет только десять процентов населения. Нельзя ведь умом понять, зачем нам столько территории, где никто не живет, и почему мы туда не пускаем тех, кому тесно в своей стране, надрывно голося при этом о сокращении населения. Кто не въезжает, о чем я, пусть посидит семь часов в самолете, под которым горы, долины, реки, леса… и никого. Семь часов никого!

После восьмичасового перелета против восхода солнца и пересечения кучи часовых поясов жить не хотелось. И если вы не знаете слова «десинхроноз», то лучше бы вам его и не знать. Но больше всего это похоже на наркоманскую ломку, как ее снимают для фильмов по борьбе с наркотиками.

Мой чемодан был доставлен в лучшую гостиницу города. В номере стояла огромная кровать с жеманно розовым покрывалом в задумчивых воланах. На тумбочке сияла бумажка «Индивидуальный массаж круглосуточно» и две тоненькие книжечки Агаты Кристи. В ванной бастовала горячая вода, а на полочке вытянулись расческа и зубочистка. Пришлось представить себе предполагаемого обитателя люкса, лежащего в пышном теле кровати под круглосуточным индивидуальным массажем, с Агатой Кристи в одной руке и зубочисткой – в другой.

В окнах с намертво замазанными плотной мазилкой щелями стоял сумрачный с полудня ветреный город. Чуть не плача от отчаяния, я могла только упасть в розовые воланы, не раздеваясь, и несколько часов не подавать признаков жизни. Конечно, надо было объяснить мне, что сейчас самое главное дотерпеть до конца светового дня, потом выпить полстакана водки и проснуться уже своим просыпанием.

Но мальчика-колокольчика так распирало от радости, что он доставил мое тело в далекий край, что жизнеспособность тела была ему уже не важна. Он позвонил через три часа и, захлебываясь от радости, сообщил, что нас ждет мэр. Открыв глаза и с трудом понимая, в какой точке мироздания нахожусь и за каким лешим мне какой-либо мэр, я поняла, что все клетки моего организма рассыпаются, теряют точку сборки… и делают это с такой интенсивной болью, что, видимо, это и есть финал.

«Как глупо, как неизящно – умереть в городе Н.! Просто какая-то литературная безвкусица… Говорят, таланты рождаются в провинции, а умирают в Париже… До Парижа лететь четыре часа. До этой дыры восемь!» – понеслось в моей голове.

И с пластикой космонавта, вернувшегося из полета и не отсидевшего в барокамере, я начала красить глаза для мэра, заранее ненавидя его вместе со всеми остальными мэрами планеты. Тем не менее мэр оказался милым, заботливым дяденькой, изумленным моей отстраненностью и принимающим ее за московский понт. На самом деле всю встречу я пыталась не хлопнуться в обморок. И мне это практически удалось. Но им этого было мало, потому что меня пихнули в машину, повезли по памятным местам, морским бухтам, ресторанам спонсоров и только к вечеру… к своему вечеру, стало быть, к моему утру, отпустили восвояси.

* * *

Проснувшись поутру, я с нездешней силой ненавидела город Н. со всей его историей, географией и населением, злорадно приговаривая:

– Москва ее достала! От бомонда ее тошнит! Кризис жанра у нее! Вот тебе за кризис жанра! Нравится? Ешь большой ложкой!

Звонил Миша и час утешал меня. Советовал проникнуть в глубокую душу провинции. Он говорил:

– Ты там хоть увидишь настоящих интеллигентов, которые себя не «позиционируют» и не «интегрируют»!

Я послала его убедительным витиеватым матом. Очаровательный официант принес мне в номер яичницу без ножа и вилки и чай без чайной ложки. Он был так счастлив, что видит меня живую, что не услышал повторной просьбы ни о том ни о другом. Пришлось есть руками и мешать чай зубочисткой.

Помню, собираясь на выступление в главную библиотеку города, надела невероятно дорогой немецкий пиджак, расшитый бисером, в котором получала «Тэффи». И он символизировал высокую потребность в бунте, которую можно было реализовать только на доверчивых читателях, собравшихся в библиотеке. И уж как бы я реализовала эту потребность, тем более что аудитория была из городской знати в стиле: «Мы вам сейчас объясним всю правду про жизнь…» И бойко про то, как их одурачили с реформами, приватизацией и идеей перемен, а то ведь так было хорошо…

Но тут с последнего ряда поднялся молодой человек. Точнее, человек, выглядящий молодым, и задал вопрос, расставив все на свои места. Я не скажу, что это был за вопрос. А если и скажу, то никто, кроме меня и задавшего, не поймет, что в нем было такого; но я поняла, зачем летела в город Н., умирала в гостинице, пришла в эту библиотеку и читала умные книги на протяжении всей жизни…

Когда выступаешь в аудитории, по сути, работаешь артисткой, а не транслятором информации. Люди все равно слышат то, что собрались услышать. У них закрыты каналы приема информации. Они приходят не накопать нового, а подтвердить свое старое. Видимо, это дает им ощущение стабильности и уверенность, что им больше никуда не надо. В этом смысле интересно выступать перед детьми и молодыми, у них есть обратная связь. Все, что говоришь, отражается у них в глазах как в зеркале. У взрослых глаза в основном как стекла, пропускают через себя, но не задерживают ни слова, ни картинки…

Веня, например, потрясал и заводил меня необучаемостью. Я не могла поверить, что все усвоенное за сегодня стирается из него, как надписи мелом со школьной доски. И каждое утро он просыпается чистой доской. Говорят, что память кошки работает не больше трех минут. Ей-богу, по сравнению с Веней моя кошка Аграфена была Эйнштейном. Одним словом, проведя сезон в обществе Вени, Миши и возлюбленного, я ощутила человека, задававшего вопрос, как удар током. Как указатель: тебе сюда, и совершенно непонятно, на что ты тратила последние годы…

Он был интеллектуал моего караса и слышал меня поверх моих слов. Он слышал не текст, а мою внутреннюю историю. В смысле куда я, откуда и зачем. Кто понял, тот понял, о чем я, кто не понял, тому уже или еще не объяснить…

Слова были только электрическим проводом, по которому моя внутренняя история бежала к нему. И в ответ ко мне бежала его история. И, повиснув, эти провода соединили нас на тысячи километров, которые не имеют значения, если по проводам есть чему бежать. Равно как и совершенно бессмысленны, если человек рядом, но не отрастил в себе то, что бегает по этим проводам.

Короче, возлюбленный, Миша и Веня одним его вопросом умножились на ноль, поскольку у них не было шансов созреть до подобного вопроса даже в точке личного конца света… И было трудно не согласиться с Мишей, что я наконец увижу интеллигентов, которые себя не позиционируют, и все остальное…

Задавателя вопроса звали, скажем, Андрей. И, возвращаясь из библиотеки с его книгой в сумке, принесенной совсем не для меня, я увидела город. Сумеречную красоту гор вокруг, нагромождение домов и домиков, просторное небо… Я увидела хулиганские надписи на домах: «Россия все, остальное ничто!», «Свободу ворам, нож в спину мусорам!», «Аллочка, любимая, с добрым утром!» – на высоте второго этажа!

Я услышала людей вокруг. Они говорили: «Нам не хватило нескольких лет застоя. У нас строительные мощности только дошли до нужного уровня. Мы бы весь Шанхай снесли, в дома переселили!»; «Каждый год думаешь, надо бы на материк переселиться, но ведь как бросить эту красоту!»; «У нас рыбалку любят. Каждый год несколько джипов с рыбаками уходят под лед, а все равно все ловят!»; «У нас в детстве пустышек не было! Давали сосать соленый хвост лосося!»; «Однажды мать ушла на работу, а моя кроватка стояла около батареи. Батарея разорвалась, меня паром ошпарило. Стекло оконное от мороза лопнуло, на улице минус 50. Мать вернулась, а я – к кроватке примерз. Ну, она меня водкой растирать! С тех пор не простужаюсь!»; «Мужской салат у нас готовят просто: нарезается луковичка и пучок укропа. Все это размешивается в миске красной икры, поливается подсолнечным маслом и подается под водку!»; «Из краба икру надо из живого ковырять, иначе она вкус теряет! А вот варят живым краба только бессовестные люди, надо его сначала в холодильнике усыпить!»; «Середина лета, а я уже пять медведей завалил. Рыбы мало, ягода посохла, ходят по улицам, жратву ищут, людей задирают!»; «У вас икру солить не умеют. Сначала делается тузлук: воду варят с солью, солят, пока вода принимает соль. Икру ссыпают в тузлук и мешают до тех пор, пока она не начнет трещать и позванивать, когда икринки друг о друга бьются. Тогда ее надо раскладывать на решетку, покрытую тюлем или марлей, трясти, чистить и подсушивать… Поняла? Теперь ее намазывай на помидорки и ешь!»; «Вот скоро пойдет корюшка! Корюшка – это рыбка, которая пахнет огурцами…»; «У нас без собаки никуда – медведи балуют, и вообще феодализм!»; «Если кто у бурундука разоряет норку, все его запасы съедает, он бросается на разорителя и погибает. Знает, что до весны не дотянет!»; «Медведя сразу не убьешь. У него лоб как каска. Надо в глаз или в разинутую пасть. Но если сразу не убьешь, лучше не трогать. Он бежит со скоростью 60 км в час, плохо видит, но хорошо слышит!»; «Мы ничего на рынке не покупаем, только у порядочных людей, которые браконьерствуют! Им все равно краба надо каждые четыре дня сдавать, иначе он худеет!»; «У нас многие огороды рыбой удобряют. Удобно и дешево. Главное – птиц от нее гонять»; «Девчонки у нас зимой мерзнут. Надевают колготки, на них теплые колготки, на них красивые колготки…»