Станислав Ауски - Предательство и измена. Войска генерала Власова в Чехии.

• Название: Предательство и измена. Войска генерала Власова в Чехии.
• Автор: Станислав Ауски
• Издательство: Globus Publishers
• Жанр: История
• Год: 1982

Книга Станислава Ауского не идеализирует власовцев: это более чем очевидно из многих ее отрывков. Но он стремится добиться для них справедливости. Если кому-нибудь покажется, что он иногда повествует о них с симпатиями, выходящими за рамки исторической объективности, к которой он явно стремится, то это лишь незначительное облачко на фоне научного небосклона, исчезающее под черной тучей советской историографии, в которой нет и следа не только объективности, но даже малейшего намека на понимание человеческого положения.

Также и нам она сообщает кое-что о Пражском восстании, чего мы до сих пор не знали.

Естественно, что нам, пережившим всю тяжесть благославления национал-социализма партии трудящихся Германии на собственном горбе, вряд-ли удастся избежать наплыва смешанных чувств при виде всех этих русских лиц в формах, которые нам напоминают нерусские лица в тех же формах.

Но может быть мы сможем — и я думаю, что нам следовало бы — свои воспоминания о людях в Бухенвальде соединить одновременно с воспоминанием о русском солдате, преданном «великим маршалом» его же собственной родины и безжалостно умирающем от голода в лагере для военнопленных.

В конце концов, в этом химерическом устройстве национал-социалистического перевоспитания людей погибло и немало христианских священников.

Д-р Йосиф Шкворецкий.

---

После роспуска частей район селения Лнарже превратился в хаос, в котором тысячи беспомощных людей искали путь к сохранению своей голой жизни. Больше всего войск было сосредоточено на юго-восток от сел. Лнарже, вокруг замкового пруда. Солдаты и офицеры спарывали знаки различий, с формы исчезали Святоандреевские кресты. Сжигались документы, отбрасывались предметы, которые еще вчера были столь для солдата необходимыми, а сегодня уже стали лишней поклажей. Некоторые переодевались в штатскую одежду, которую получили от местного населения в обмен за ценные предметы, оружие и коней. Они превратились в толпу, которая пешком, на конях, на телегах и на дивизионных автомашинах двинулась в путь. То там, то тут, раздавались выстрелы. Так кончали свою жизнь те, которые предпочитали принять смерть от собственной руки, чем от руки своих собратьев. Группа майора Костенко откапывала ружья, которых они не сдали американцам, решившись биться за сохранение своей жизни. О том, как закончилась жизнь этого геройского кавалериста, мне не удалось узнать. Единственный человек его части, которого я разыскал в Канаде, не имел о нем никаких сведений. Известно лишь то, что он был взят в плен и увезен в Москву.

Тысячи людей остались там, где их застиг последний приказ. Они апатично лежали в полях, перед домами и ожидали исполнение своей судьбы. Они были уже слишком истомленными, чтобы быть в состоянии продолжать безнадежные переходы.

В 13 час. 30 мин. уже были распущены все части, а письменный материал сожжен. 1-я дивизия перестала существовать. Группы солдат соответственно приказу покидали Лнарже. Небольшие группы бойцов и отдельных лиц американские посты пропускали на свою территорию. Некоторые группы следовали на восток, — те, которые в предшествовавшие дни поддались агитации или же те, у которых тоска по дому была сильнее, чем страх перед всем тем, что их ожидало в стране, снова находящейся в руках Сталина. Бойцы расходились без гнева, не было слышно упреков офицерам и, тем более, по отношению к генералу Власову. Горькие слова вырывались лишь по адресу западных союзников. Всему пришел конец, всех ожидала горькая судьба. Те, которые уходили на восток, знали, что идут навстречу погибели. Утешались лишь тем, что «Всех нас не перевешают. Пережили мы немецкие лагеря, переживем и советские…». Вместе с ними уходил и командир артиллерийского полка. Свое решение он старался объяснить майору Швеннингеру словами: «Что хотите? — Там моя Родина. Я на чужбине жить не могу». Не мог, поэтому шел умирать за родину. По крайней мере он так думал, что на родину.

Со стороны американской 90-й пехотной дивизии, особенно в районе 358-го полка, после 13 час. 30 мин. было замечено внезапное повышение активности и передвижение в направлении к американской линии. Это были «белые русские», которые пришли в движение. Приказ не пропускать их за линию продолжал быть в силе. Когда рапорт об этом движении поступил в комендатуру дивизии, ее командир, майор-ген. Эрнест, издал приказ 358-му полку остановить проникновение их на американскую сторону возвратить солдат обратно, применяя какие-угод- но средства для его исполнения. На американской стороне не все командиры и офицеры штаба были единодушны в том, как им поступить в данном случае. Офицер связи армейского корпуса намеревался вмешаться в обсужде- ние создавшегося положения явно в пользу русских, потому что оперативный офицер штаба дивизии указал ему в крайней острой форме на размеры его правомочий. После того, как не удалась его попытка, он отбыл в 358-й полк, чтобы на месте увидеть положение собственными глазами.

Поток воинов бывшей 1-й дивизии проходил через селение Лнарже по его главной улице, затем сворачивал на запад, в район 3-го батальона вышеуказанного полка, а там снова поворачивал на юг и рассеивался по всем дорогам и по полям, ведущим на юг, следуя на всевозможных средствах транспорта, а главным образом, пешком. В районах расположения всех трех батальонов полка русских людей, поскольку постам удавалось остановить их продвижение, возвращали обратно. В одном месте подъехала автомашина с одним офицером 1-й дивизии. Когда машина была остановлена и офицер понял положение, он попросил американского офицера дать ему папироску, закурил ее, отдал американским офицерам свой фотоаппарат, подал руку двум офицерам на задних сидениях, вытащил револьвер и застрелился….[197] В районе 345-го артиллерийского полка (командный пункт в селе Ржесанице, прибл. в 6-ти километрах на юго-запад от селения Лнарже) русские люди проходили свободно, уверяя американцев, что какой- то американский офицер им дал разрешение проникнуть поглубже. Офицер связи вернулся в Лнарже, следя вдоль демаркационной линии (в данном документе, названа как «ограничительная линия») вплоть до селения Седлице, и наблюдая, как большие группы русских людей были остановлены на американской линии и вынуждены вернуться на север.[198] Было очевидным, что больше шансов проникнуть на юго-запад было у отдельных лиц и у небольших группировок.

Тот факт, что дивизия, находясь под неустанным фактическим и психологическим натиском танковых частей Красной армии, смогла продержаться так долго, способствовало то обстоятельство, что район с. Лнарже разделен системой трех прудов. Весский, Замецкий и Подгайский пруды растянуты с севера на юг по узкой полосе, длиной приблизительно в 3 километра и в самом селении Лнарже, образуются два узких прохода с востока на запад. (См. карту № 6). Американским дозорам было нетрудно преградить эти два перехода и дать хотя бы временную возможность разоруженной дивизии почувствовать относитель- ную безопасность. Когда дивизия была распущена, американские дозоры отступили на запад, а танковые подразделения 25-го корпуса Красной армии проникли с востока обхватным путем, севернее Весского и южнее Подгай- ского прудов, в районе между двумя другими прудами, Новым и Горжейшим, зайдя в район южнее и западнее селения Лнарже, а на свободной территории, западнее селения, начали захватывать в плен беспомощные толпы бойцов бывшей дивизии.

Пленных на месте распределяли на три группы: офицеров, сержантов и солдат. Советские караулы окружили весь район, приводя в него новых пленных. К вечеру в импровизированном лагере появилась колонна автомашин и на пространстве посередине лагеря был поставлен стол, покрытый красным сукном. Крутом была согнана многотысячная толпа пленных. За столом, некто в генеральской форме, повидимому военный прокурор, читал массовый приговор, который к толпе доносился только отрывками фраз: «…по постановлению верховного совета… как изменники родины., приговариваются все офицеры к расстрелу… остальные к двадцати пяти годам принудительных работ… приведение казни в исполнение состоится согласно решению командующего генерала…».

Когда генерал уехал вместе с колонной автомашин и со столом, затянутым красным сукном, над лагерем начали спускаться сумерки и караульные развели костры. Караулы вокруг офицеров состояли из людей какой-то азиатской национальности, которые вообще не говорили по-русски. При наступлении ночи, те, кто не был намерен ожидать решения ген. Фоминых о месте и времени массовой казни, начали исчезать из лагеря, переждав ночь и весь последующий день на деревьях ближайшего леса. Утром, они услышали из лагеря продолжительную стрельбу….[199]

После полудня и ночью на территорию, оставленную Американской армией, начали прибывать также специальные советские части. О том, каково было их назначение, свидетельствует книга Александра Солженицына «Архипелаг ГУЛаг»:

Когда мы забрали их в плен, мы стреляли в них, как только из их рта выходило первое понятное русское слово….[200]

К этому множественному числу принадлежат и чешские «партизаны», а также различные темные элементы без лица и без имени, которые всегда вращаются вокруг трагических происшествий и готовых на все худшее. Если у них не было оружия, они тут жен а месте, избивали солдат распущенной дивизии до смерти или выдавали их своим советским союзникам. Такой конец постиг почти половину состава 1-й дивизии. Но и те, которым удалось перейти на территорию, оккупированную Американской армией, спасли свою свободу и свою жизнь лишь на время. В большинстве случаев, позднее, и они были насильственно репатриированы в Советский Союз.[201]

Чешские публикации о трагичном конце 1-й дивизии в большинстве случаев хранят молчание, а если и упоминают, то естественно, без намека на какое-либо понимание проблематики Движения. Так, например, командир одного подразделения 1-й партизанской бригада им. Яна Жиж- ки, действовавшего в районе гор. Мирошов и Рокицаны, взял в плен «предателя» кап. Тулинова, которого ошибочно выдает за адъютанта ген. Власова. Захват в плен этого загнанного и истомленного человека он считает самым большим успехом своего подразделения.[202]