Элоиза Джеймс - Снова в дураках

• Название: Снова в дураках
• Автор: Элоиза Джеймс
• Жанр: Исторические любовные романы

Элоиза Джеймс / Eloisa James

Снова в дураках / A Fool Again

из сборника "The One That Got Away", 2004

Герои этого рассказа сбежали после часа знакомства, но их догнал отец героини. После чего выдал ее замуж за скупердяя, а герой отправился в Индию. После смерти мужа героиня должна выйти замуж за одного из его компаньонов - им оказывается некто Лусиус Фелтон - но издалека возвращается ее давний поклонник...

Леди Женевьева Малкастер для Эрасмуса Малкастера была просто одной из очередных выгодных сделок, он приобрел прелестную молоденькую жену и сиделку одновременно, не истратив при этом ни фунта, поскольку ее репутация была разрушена после того, как отец перехватил ее на пути в Гретна-Грин, куда она сбежала с соседским мальчишкой! После смерти мужа молодой вдове по завещанию было отпущено два года на траур по мужу и на то, чтобы по его окончании выйти замуж за одного из партнеров лорда Малкастера, иначе состояние покойного должно было отойти церкви. Когда наступило время принимать окончательное решение, из-за границы неожиданно вернулся Тобиас Дерби, ее несостоявшийся жених.

Перевод осуществлен на сайте http://lady.webnice.ru

Переводчик: vetter, Nara  

Редактор: Nara  

Принять участие в работе Лиги переводчиков http://lady.webnice.ru/forum/viewtopic.php?t=5151

---

Внезапно солидная капля упала ей прямо на нос, а еще одна попала на руку.

- Начинается дождь, - заметил Тобиас, пряча покупки под рукой.

- Полагаю, мы должны вернуться в вашу карету, - предположила Женевьева, почувствовав необъяснимое разочарование. Конечно, она должна вернуться домой. О, да ведь уже совсем стемнело. - Который сейчас час?

- Совсем не поздно, - ответил Тобиас. - Просто так кажется из-за туч.

- Где ваша карета? - с тревогой спросила Женевьева. - Как вы думаете, эта свинка может простудиться?

Тобиас рассмеялся.

- Очень сомневаюсь, глупышка.

Он чмокнул ее в голову, подхватил под руку и начал пробираться сквозь толпу. Женевьева тихо шла за ним. Крупная капля дождя стекла по ее щеке, другая намочила накидку из тафты. И Женевьева вдруг поняла, что вопреки всем ее благим намерениям, она бы предпочла, чтобы он не смотрел на нее как на маленького ребенка, приведенного на ярмарку ради его удовольствия. Но тогда, как же она хотела, чтобы он на нее смотрел? Вот так проблема, подумала она про себя. Я хочу... я хочу... Нет, она не позволит себе думать о том, что же она на самом деле хочет, или почему ее кожа начинает гореть всего лишь от легкого прикосновения его руки, или почему она продолжает смотреть на него и думать, как он красив. Очень красив.

Секунду спустя дождь припустил так, что они поняли, им не удастся пересечь площадь, не будучи вымоченными до нитки. Быстро идти они не могли: поросенок путался в ногах прохожих, особенно теперь, когда люди разбегались в разные стороны, пытаясь поскорее укрыться от дождя.

- Мы должны зайти сюда, - сказал Тобиас, вынуждая Женевьеву повернуть к палатке "Заклинателя Змеи".

- Я не могу туда войти! - задохнулась Женевьева. - Я боюсь змей. И потом, разве змеи не едят поросят?

- В любом случае нам необходимо избавиться от этой свиньи, - заявил Тобиас. Но когда увидел, как Женевьева в ужасе отодвигается от него, он заглянул за занавес у входа, вручил заклинателю золотую гинею и приказал: - Исчезните. - Заклинатель усмехнулся, поклонился и рысью умчался в дождь, змея болталась у него на шее.

- Идите сюда, - сказал Тобиас, отводя в сторону занавес и связывая его так, чтобы проход был открыт. - У нас имеется прекрасный вид, и мы - одни. - Городская площадь, час или два назад полностью забитая разноцветьем толкающихся людских масс, опустела также быстро, как набежали тучи на прежде синее безоблачное небо.

- Кресло, миледи, - сказал Тобиас, подтаскивая ближе к входу обветшалую кушетку. Женевьева бросила на нее подозрительный взгляд, но затем все же села. Небо утратило свой жемчужно-серый цвет, и теперь более темные синие тучи мчались по нему с такой скоростью, словно и они сами пытались вернуться домой до того, как хлынет дождь. Странный свет сделал место действия еще более интригующим.

Тобиас сел рядом с Женевьевой и вытянул ноги. Через мгновение он открыл купленную бутылку и разлил вино по кружкам, приобретенным вместе с ним. Одну из кружек он вручил Женевьеве так изящно, словно она была из самого тонкого хрусталя, а вовсе не из олова.

Женевьевы сделала глоток. Возможно, ей это было в новинку, но вино оставило на языке чувство легкого взрыва, как если бы это было шампанское, хотя и слегка выдохшееся. Где-то у ее туфель снова начал фыркать и сопеть поросенок, так что Женевьева подтянула ноги на кушетку (леди никогда не сидит ни в каком другом положении, кроме приличного!), искоса из-под ресниц поглядывая на Тобиаса. Он вытащил пирог с бараниной и разломил его пополам. Ни о чем не спрашивая, половинку он вручил ей. Та все еще была теплой, и от нее исходил соблазнительный запах.

Леди никогда не едят на улице! Женевьева откусила кусок. Ах, это было так вкусно, что она откусила еще. Теперь дождь уже сбивал с ног, и единственными людьми, все еще отважно остававшимися на площади, были ребятишки, играющие в энергичную игру, в которой команды, похоже, назывались в честь королевы Марии[19] и лорда Спенсера[20]. Мальчишки отбегали на некоторое расстояние и с невероятным энтузиазмом вопили: "Прибыл Спенсер" или "Прибыла Мария", при этом раздуваясь от важности настолько, насколько это вообще было возможно.

Тобиас подтянул Женевьеву к своему плечу. Она услышала слабый негодующий визг, это он отпихнул поросенка подальше от своих ботинок. Кроме этого визга, слышны были только слабеющие выкрики мальчишек и звуки, издаваемые серебристыми струями дождя, наклонно бьющими по земле и отскакивающими в разные стороны.

- Я хочу поцеловать вас, - внезапно произнес Тобиас.

Женевьева положила голову ему на плечо, она подумала о том же, хотя, конечно, все это происходило из-за ностальгии. Ведь она отчаянно влюблена в Фелтона. Но Фелтон и все его изысканные манеры казались сейчас такими далекими. А потому она просто подняла лицо навстречу Тобиасу.

Повторного приглашения Тобиасу не потребовалось. Его голова закрыла собой дождь еще до того, как Женевьева успела прикрыть глаза. Если леди никогда не едят на публике, то они, определенно, и не...

Но мысль уже где-то затерялась. Его греховно сладкие губы коснулись ее, и эта варварская сладость окончательно расплавила ее всю, оставив на поверхности лишь ощущение их близости.

- Тобиас, - выдохнула она, запустив руки в его волосы и притягивая его как можно ближе. Он вовсе не возражал против подобной дерзости, а лишь застонал и посадил ее себе на колени. Тонкий муслин платья Женевьевы позволил ей очень точно определить, что он чувствует. Сила обнимающих ее рук, едва слышный стон, вырвавшийся из его горла, то, как его губы оторвались от ее, чтобы продегустировать ее щечку, ее бровь, ее мочку уха - все это говорило о многом.

Женевьева дрожала. Единственное, что было видно за дверью - занавес серебряного дождя. Их никто не мог увидеть, как и они сами не могли никого рассмотреть. Было похоже, что мир сузился до губ Тобиаса, целующих ее снова и снова, до этих его локонов, скользящих между ее пальцев. В голове Женевьевы появились мысли, вовсе не присущие благовоспитанной леди - вне всяких границ светского благонравного поведения! Прикоснись ко мне? Ни одна леди ни за что не сказала бы подобного. Почему его руки до сих пор находятся на ее плечах, когда ей хочется... ей хочется... Ни одна леди не захочет ничего подобного!

- Тобиас, - услышала Женевьева свой приглушенный шепот.

Ответ был невнятен, больше похож на мурлыканье, чем на слова.

Она схватила его за руку. Он немедленно отстранился и посмотрел вниз, на нее. Его лицо скрывала тень.

- Женевьева? - спросил Тобиас.

Она мгновенно поняла, о чем он подумал: будто она хотела, чтобы он прекратил ее целовать. Рискнул бы выйти под холодный ливень и вернулся с каретой. Ни слова не говоря, только удерживая его взгляд, она медленно, очень медленно прижала его руку к своей груди. Ее щеки горели, но, заглянув в его глаза, она осознала, что всякая благовоспитанность - это всего лишь глупое, никчемное слово.

- Ах, Женевьева, - выдохнул Тобиас где-то возле ее рта, его рука удобнее устроилась на ее груди. Она с трудом дышала прямо ему в рот, чувствуя, как напрягся ее сосок под его ладонью, а вслед за этим горячая слабость разлилась между ног. - Ты меня убиваешь, - произнес он осипшим голосом, в котором чувствовалось безграничное желание.

Она сразу же поняла его, раздвинула ноги, почувствовав влагу, и откинулась назад на его руках, наблюдая за тем, как его глаза с трудом отрываются от ее груди.

Тобиас встал и резко задернул алые занавески, отделив палатку "Заклинателя Змеи" от остальной части мира, утонувшей в дожде. Проникающий сквозь занавески свет окрасился в розовые тона, разливая жар по их одежде. Тобиас скинул жакет. После чего нагнулся, целуя шею Женевьевы. Она откинула голову назад, открывая его взору арку из сливочной кожи, водопад золотистых волос и тело, с напряжением ждущее его прикосновений.

Когда она одевалась, ей и в голову не приходило, что ее простое платье, - о, так просто одеваемое, - столь же легко снять. Ни одной леди не могут прийти в голову такие мысли.

- Ты так на меня смотришь, - сказала она, запинаясь, - так смотришь...

Он поднял голову.

- Словно ты - это все, что я хочу, Женевьева? Словно я готов навсегда преклонить свою голову на твою грудь?

Слова душили ее, не давая вздохнуть.

- Как будто ты - Святая Чаша Грааля, - продолжал он, и его надтреснутый голос не оставлял никаких сомнений. - Чаша блаженства, в поисках которой я прошел многие сотни миль. В первый раз я нашел тебя так легко...

Слова кружили Женевьеве голову. Его губы исследовали изгиб ее груди, а затем... затем он начал посасывать ее сосок, как недавно делал это с цветком жимолости. Из ее горла вырвался тихий стон, и он принялся сосать еще усерднее.

- Моя медовая жимолость, - хрипло прошептал он. - Медовая сладкая Женевьева.

Однажды это уже случилось, целых семь лет назад, и оставило о себе много плачевных воспоминаний, лежащих между... но Женевьева точно знала, что сейчас должно произойти. Он будет ее. Семь лет назад, как только она оказалась в карете рядом с Тобиасом, ее одежда мгновенно исчезла. Конечно, тогда это принесло ей боль. Но сейчас Женевьева совершенно не волновалась об этом. Да здравствует боль! Все что угодно, лишь бы удовлетворить это жгучее желание. Она нетерпеливо потянула Тобиаса.