Дино Динаев - Собака Кантерсельфа

• Название: Собака Кантерсельфа
• Автор: Дино Динаев
• Жанр: Ужасы и Мистика

Тебе исполнилось 18. Ты совсем большой, в день твоего рождения за тобой придет Черный пароход, с которого никто никогда не возвращается. А жить так хочется!

---

– Значит, ты тоже можешь умереть в любой момент?

– Меня он оперировал, а просто выходил. Я стала тем, что есть в другом месте, а он воспользовался мной, пока я ничего не помнила. Но теперь это не пройдет.

– Зачем ему это надо?

– Ему нужна власть. Он хочет завладеть городом.

– А Иван Иваныч как же?

– Он уже ничего не может поделать с Живым. Тот стал чересчур сильным для него.

Сафа с трудом осмыслил услышанное.

– Тогда получается, что во всем, что случилось в Алге, виноват Живой! Если его не станет, все должно вернуться, как было. Заработает порт, сгинет Черный пароход, и никто не посмеет забирать нас с Максом.

– Никто не знает, кто скрывается под этим именем.

– Ты постарайся! Ты ведь все можешь. Ты такая… необычная! Слушай, если Живолуп Жеку не сдавал, то тогда кто?

В ответ на скрип двери Сека обхватила Сафу руками и увлекла в кабинку, заставив выпущенные в упор пули пройти мимо.

– Где вы, придурки? – раздался голос Чемоданова.

Он пару раз выстрелил на удачу сквозь кабинку.

– Выходите, все равно вас прищучу, уроды!

Он бы выполнил свою угрозу, если бы наверняка знал, что они без оружия. Но его незнание должно было скоро рассеяться.

Сека оглянулась в поисках выхода, и взгляд ее замер на продолжающим пребывать в беспамятстве Живолупе. Под сбившейся набок курткой просматривался умхальтер в кобуре. Черт, ведь Сафа знал, что боксер не расстается с оружием.

Чемоданов выстрелил еще, после чего последовал щелчок. Кончились патроны. Едва он стал их перезаряжать, Сека метнулась к лежащему. Сколько надо времени, чтобы достать умхальтер из кобуры, снять с предохранителя и начать стрелять. Дольше или нет времени, необходимого Чемоданову, чтобы вставить новую обойму.

Сека начала стрелять, не тратя времени на доставание оружия из кобуры. Пулям это не стало помехой. Полетели щепки, и ударила хлопнувшая дверь.

– Удрал, подлец! – констатировала Сека, осторожно выглянув.

– Ума не приложу, почему Чемоданов? Он всегда за меня заступался.

– Способов, чтобы сделать из него чудовище, тысяча. Достаточно разок попасть к доктору.

– Он часто про навозные вилы рассказывал, – вспомнил Сафа. – Наверное, про себя.

– Есть кто живой? – крикнул Ромка.

– Есть! – поторопился откликнуться Сафа, пока бармен не пальнул в него чем-нибудь.

Они вышли под недобрые взгляды таксистов.

– Вам придется задержаться, – сказал Ромка, отводя глаза. – Чтобы заплатить за причиненный урон.

– А мы тут при чем? Это все Чемоданов. Мы, пожалуй, пойдем, – Сафа подтолкнул Секу к двери, которая на глазах становилась снулой как мороженая рыба.

– Погоди, парень, – один из мужчин схватил его за руку.

Сафа выдернул руку, крикнув:

– Сека, беги!

Та сделала пару шагов по направлению к выходу и стала заваливаться. Сафа сунул под ноги ближайшему преследователю табурет, подхватил девушку и бросился бежать.

У самых дверей его настиг наиболее шустрый таксист, мужчина лет сорока, малорослый, но коренастый. Сафа понял, что шанс у него только один, но все дело в том, что взрослых мужчин он никогда не бил по настоящему. Развернувшись и крикнув как можно более тонким голоском "Не бейте, дяденька", он со всей силы засветил таксисту в скулу.

Ощущение оказалось не из приятных. Мужики на пробу оказались твердыми словно колоды, и кулак полыхнул огнем. Сафе показалось, что сейчас из него посыпятся пальцы. Но таксисту пришлось явно хуже. Голова его запрокинулась, и он рухнул через перевернутый стол. Остальные преследователи оказались далеко, чем Сафа воспользовался и выволок спутницу на улицу. За ними никто не последовал.

27.

Чутко спавший Никита Ребрий проснулся от тихого скрипа двери, и пистолет очутился у него в руке раньше, чем он открыл глаза. В дверях, заслоняя вечеряющее небо, стояли двое. Счастливчик сжимал плечи Марины, возвышаясь над ней и глумливо подмигивая:

– А вот и мы!

Полковник почувствовал некоторый дискомфорт оттого, что лежит в одних трусах, к тому же скатанных в размер набедренной повязки, и поэтому ответил грубее, чем хотел:

– Чего надо?

– Уборочку у вас давно не делали, господин командир, – продолжал юродствовать Счастливчик.

– Убирайтесь к черту!

– Хорошо, – тихо проговорила Марина, готовая шмыгнуть обратно в дверь.

– Стойте! – Никитос проговорил это раньше, чем подумал, зачем.

– Вот и ладушки! – подсуетился Счастливчик, подталкивая женщину по направлению к лежащему Ребрию, и продолжал усердствовать до тех пор, пока колени женщины не уперлись в кровать.

– Иди уже! – был вынужден прикрикнуть на него Ребрий.

Счастливчик щелкнул каблуками чище унтер-офицера, отдал честь, и еще бы секунда такого спектакля, и Никитос бы ему врезал, но, чутко прочувствовав момент, Счастливчик ретировался за дверь за мгновение до драки. Оказалось, что наглец был единственным стержнем, хоть как-то удерживающим всю сцену в целостности.

Едва заместитель ушел, возникли недопустимо неловкие паузы. Никитос поймал себя на том, что по-прежнему лежит, глядя на подошедшую женщину снизу вверх. Он судорожно соображал, для чего она пришла. Не для уборки же.

– Что же это я? – всплеснула женщина руками. – Вам же одеться надо. Я выйду.

– Нет, нет! – его вихрем выкинуло их кровати.

И чего он боялся? Что она выйдет за дверь и убежит?

Повернувшись спиной, он натягивал галифе, когда она спросила:

– Какая татуировка у вас на спине страшная.

– Это не татуировка, – беззаботно махнул он рукой. – Это меня миной в Суметии накрыло.

– Суметия? А где это?

– Счастливая вы женщина, однако, – констатировал Ребрий и по возникшей паузе понял, что опять ляпнул что-то не то.

Когда повернулся, в глазах женщины стояли слезы.

– Извините, я не привык с женщинами разговаривать.

– Да, ничего, – она теперь смотрела на его богатырскую грудь. – Это тоже мина?

– Нет, это я в детстве шифер в костер бросил.

Она провела пальцем по шраму, и Никитос почувствовал неземное наслаждение.

Правда, мучительно хотелось, чтобы она задействовала другой шрам, вертикальный, тянущийся ему прямо под трусы и упирающийся в причинное место, но оный не задевший, и полученный им…Впрочем, наплевать, когда полученный.

– Мне вас так жалко, – произнесла вдруг женщина.

Полковнику Ребрию шел 41-й год и еще никто никогда его не жалел, старались только убить. Он услышал в словах женщины материнские нотки и понял, что, возможно, эти слова, эти секунды, единственные в его жизни, отпущенные в качестве компенсации за все прошедшие годы. Он положил ей руки на плечи, совершенно не представляя, что предпримет дальше. Ему хотелось упасть перед ней на колени и спрятать лицо в складках фартука с крупной надписью "ФАРТ". Может, ему действительно повезло.

– Надо убираться, – она не отстранилась, но так отвернула лицо, что любое действие с его стороны воспринималось бы как посягательство.

– Да, конечно, все в вашем распоряжении, – он махнул рукой, чувствуя невыносимый стыд.

Вокруг царил дикий срач, повсюду виднелись следы былого веселья, на полу баррикадами возвышались ссохшиеся консервные банки, на которые даже смотреть было страшно, на батареи пустых бутылок были надеты использованные презики.

Никитос и не подозревал, что их так много, к тому же он очень вовремя вспомнил о запертых в сауне проститутках. Сколько их там – две? Три?

Он попросил у Марины пять секунд, но на самом деле ему понадобилось гораздо больше, чтобы собрать и выкинуть мешок презиков и непонятно чьих трусов. Открыв дверь сауны, он остолбенел. Нет, столько пить нельзя. Шлюх было не две и даже не три. Свесив кудлатые головы с полок, вповалку спало шестеро. Он их брал по две и вышвыривал вон, голыми на траву. Бабы подняли ор, который бы услышали, если бы в главном корпусе не шла очередная попойка, и не орали еще громче.

– Зачем вы так? Им же больно, – мягко укорила Марина, но в ее глазах он прочитал одобрение.

Потом она налила ведро воды и взяла в руки швабру.

– Вы что мыть здесь собрались? – недоуменно поинтересовался он.

– Ну да. А вы что подумали?

Вообще то он подумал всякое, но вслух произнес, что тут отродясь никто не убирался, и стоит ли начинать. Она убежденно сказала, что стоит. Дело кончилось тем, что он начал помогать, в его руках оказывалась то швабра, то ведро. Марина трудилась, словно хотела поставить рекорд по скорости мытья полов. Женщина раскраснелась, на лице выступил пот. Капли стекали по пышной груди и убегали за вырез, словно звали за собой.

– Пойдем, – позвал он против воли.

– Куда? – она выпрямилась, груди тяжело смотрели чуть в стороны, облепленные мокрым платьем.

– Прогуляемся, тут жарко, – нашелся он.

Вечерело. Ледяной бриз путался в деревьях окружающего пансионат парка и отлетал обратно в море, казавшееся черным как смоль.