Кирил Бонфильоли - ГАМБИТ МАККАБРЕЯ

• Название: ГАМБИТ МАККАБРЕЯ
• Автор: Кирил Бонфильоли
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-20062-2

«М-да, ну что ж — вот и все. Вот и ага. Жизнь у меня — была». Таково начало. Далее — малообъяснимое спасение главного героя в последнюю минуту, венчанье, покушение на королеву Великобритании, офорты Рембрандта ван Рейна как средство хранения наличности, сугубо неудовлетворительное обучение в Педагогическом колледже для юных дам, рейд в Гонконг, контрабанда зубного порошка и обострение отношений с разгневанными спецслужбами нескольких стран. Достопочтенный Чарли Маккабрей, преуспевающий торговец искусством, любитель антиквариата и денег, аморальный и обаятельный гурман и гедонист, а с ним — его роскошная жена, бывшая миссис Крампф, и их слуга, профессиональный головорез и «анти-Дживс» Джок — на очередном витке опаснейших приключений в книге, которой гордились бы Рэймонд Чандлер и П.Г. Вудхаус. Во втором томе блистательной «Трилогии Маккабрея» вы узнаете много нового о контрабанде искусства и искусстве контрабанды, о всемирных заговорах, цареубийцах и китайских спецслужбах. Быть может, даже слишком много для вашего же блага. Мораль не гарантирована, продолжение, по традиции, следует.

---

Кирил Бонфильоли ГАМБИТ МАККАБРЕЯ После вас с пистолетом Трилогия Маккабрея Том II

Все персонажи этой книги вымышлены; любое сходство с реальными людьми или трупами и случайно и отвратительно.

Все эпиграфы сочинены Альфредом, лордом Теннисоном, за исключением одного — осязаемой подделки. Подделка некоторым образом подписана.

ОГОВОРКА

В этой книге нет ни слова правды. Рад сообщить, что я не знаком с теми, кто напоминает кого-либо из персонажей, и даже не слыхал о них. Все они — плод моего разгоряченного воображения, все до единого. В особенности это касается вымышленного рассказчика, чье единственное сходство со мной залегает на широте талии.

Я приношу свои извинения за то, что он говорит о торговле произведениями искусства. Да что вы, кое-кто из моих лучших друзей… и т. д.

По-моему, к югу от Темзы существует некий образцовый околоток, но я его никогда не видел, разве что — мысленным взором, перед коим мне и хочется его сохранить. Единственная пивная под названием «Гроздь винограда» существует в бессмертной песне Грэйси Филдз[1] об азиатских ландышах. Также полагаю, что в Ист-Энде некогда имелась лавка под названием «Электрика Мойхера», но свинобойни с таким названием мне не известны.

Трюк с использованием смотрового лючка в уборной для контрабанды героина действительно некогда применялся, но его давно «засекли», иначе я бы вам о нем не рассказывал. Он также старомоден, как автомобильные покрышки, фотоаппараты из Коулуна, выдолбленные бумеранги из Бендиго (Новый Южный Уэльс), «беременные» дамы из Амстердама, долгоиграющие пластинки, отпрессованные из пластилина ганджи, и даже пыльные ковры из Кашмира, перед доставкой грузополучателю требующие чуточку внимания в некой химчистке у Лондонского порта. То же относится и к прочим методам шалостей, тут описанным: умоляю, не дайте им соблазнить вас и не ступайте на преступную дорожку. Вы, может, и заяц, но «Старый Билл»[2] — крайне искусная черепаха.

Приношу извинения компании «Эр Франс»: все ее стюардессы — превосходные лингвисты. Многие даже понимают мой французский.

1 Маккабрей готовится к встрече с Создателем

Приди же к саду, о Мод,

Я здесь у ворот один…

«Мод»

М-ДА, НУ ЧТО Ж — вот и все. Вот и ага. Жизнь у меня — была.

Итак, я допил виски, окинул еще одним последним любящим взором нагую Герцогиню и пролил, быть может — я уж и не упомню, — слезу жалости к себе, допустил, так сказать, это прощальное роскошество, после чего неловко воздвигся на ноги. Тяжелый и дружелюбный старый-добрый «смит-и-вессон» всеми своими каморами был заряжен смертоносными боеприпасами из мягкого свинца. Я немного отвел курок, отчего барабан проворачивается. Я его и провернул, прислушиваясь к быстрому и густому хмыканью собачки.

И снова сел.

Несколько минут — и уже слишком поздно: на донышке бутылки осталось чересчур мало скотча. Плещись там хотя бы одной жидкой унцией больше, я бы с ревом вырвался из своей вонючей берлоги, аки некий матерый гризли, однако ныне трезвость держала меня за глотку. Ибо я начал, изволите ли видеть, прикидывать, в какие именно части моего упитанного тела вопьются пули; какие кости треснут и какие осколки вышепомянутых костей разлетятся, вонзаясь в какие именно из моих нежнейших внутренних органов; а также сколь долго все это калеченье продлится, пока щедрая Смерть не отведет боль и не обмахнет своею дланью мои вежды, закрыв их навсегда.

Нет, секундочку, извините. Погодите-ка. Мне только что пришло на ум: вас может чуточку удивить, чего это ради Чарли Маккабрей — я — должен готовиться к смерти в какой-то вонючей пещере под призором одной лишь нагой Герцогини, крупного револьвера и пустой бутылки из-под виски. Я отдаю себе отчет, что некоторые сочтут подобные обстоятельства необычными, а то и крайне причудливыми.

Вот, стало быть, что происходило, пока вы не явились. Тут начинают голенькие новорожденные читатели. Вот этот приятель, Я, понимаете ли, — достоп. Чарли Маккабрей (меня действительно окрестили Чарли), — кой есть — или, скорее, есмь — мил, богат, трусоват, любит поразвлечься и торгует искусством; кроме того, он балуется преступностью, чтобы отвлечься от геморроя. А вот эта фантастическая картина Гойи — «Герцогиня Веллингтонская», коя в момент рисования себя по рассеянности забыла снова надеть трусики. Как и вообще-то все остальное свое облачение. Уважая чужую собственность настолько, что иногда я полагаю себя обязанным заботиться о ней собственнолично, я умыкнул сию картину из музея Прадо в Мадриде и лично же экспортировал оную в Нью-Мексико одному любящему искусство миллионеру. По прибытии я обнаружил любителя искусства свежеприконченным, а распутноокая вдовица уже раскидывала сети на его заместителя. Все пошло сикось-накось, как оно обычно и бывает, мои представления о развлечениях несколько поистрепались в манжетах, и потому я укоротил линии связи — как выражались раньше генералы — и направил стопы свои к Англии, дому и красоте[3] — в означенной последовательности.

К тому времени Маккабрея уже тепло невзлюбили разновидные люди, и, спасаясь от жаркой и чуть ли не смертельной погони, я вынужден был пройти по голове своего испытанного головореза Джока, коему суждено было еще более неприятным манером окончить дни свои в зыбучих песках залива Моркам, Ланкашир. Я — Маккабрей то есть — забился в неиспользуемую охряную копь Уортон-Крэга (в том же Ланкашире), осознал, что гонители мои выследили меня и здесь, и пришел к выводу, что жизнь моя кончена. К тому времени я уже пребывал в достаточно расхристанном состоянии умственно и физически, а потому решился как можно крепче надраться, после чего с ревом выскочить из этой вонючей берлоги и прикончить, как минимум, Мартленда, у моих притеснителей главного.

Ага? Вопросы есть? Вот, стало быть, я, готовый явиться на свет божий и встретить неряшливую кончину, коя частенько на моих глазах поджидала других людей. Себя в этой роли я, как ни верти, представить не мог.

Ах да — но. Что еще? Где тут ощутимая альтернатива?

Я перевернул бутылку и сцедил в рот еще три капли — или, быть может, четыре.

— Возьми себя в руки, Маккабрей, — сурово сказал себе я. — Ничто в жизни не подобало тебе так, как расставание с нею. Гораздо, гораздо лучше, что ты это делаешь сейчас. Ты готов, ты созрел для смерти. Тебе понравится там наверху.

«Наверху? — подумал я. — Где — наверху? Неужто обязательны в такое время шуточки?»

После чего я снова оглядел нарисованную Герцогиню: холст был прислонен к стене шурфа, и она улыбалась мне оттуда, точно целый хор Мон Лиз, сладострастно бесполая, эротичная лишь на том уровне, коего мне вовек не достичь. Хотя бог свидетель, я старался.

— О, ну что ж — очень хорошо, — сообщил ей я.

И подполз к устью шурфа. Снаружи не доносилось ни звука, ни движенья, но гонители мои — там, это уж наверняка. Где им еще быть?

Я возник.

Вспыхнул ярчайший свет, однако необъяснимым образом нацелен он был не в меня, а в противоположном направлении. И осветил, соответственно, не меня, а смертельно бледного и насмерть перепуганного Мартленда. Что ж, по крайней мере, эту часть программы выполнить я сумел. Мартленд вперился в меня вдоль светового луча, руками производя настоятельное мельтешенье.

— Мартленд, — произнес я. Раньше за собой такого голоса я не замечал, но осознавал, что более чем в одном слове нужды не возникнет.

Он открыл рот. Похоже, это ему далось не без затруднений. Вероятно, собирался мне напомнить, что мы с ним учились в одной школе. У меня в сердце не отыскалось склонности пристрелить того, кто выглядит настолько жалко, но мой палец на спусковом крючке жил собственной жизнью. Револьвер жестко подскочил в руке, и от Мартлендовых брюк поднялось облачко пыли — под самой ременной пряжкой.

Зачарованный, я не сводил с нее взора. Крови не было — даже входного отверстия не разглядеть. Мартленд озадаченно воззрился на меня — даже, я бы сказал, возмущенно. Шлепнулся на задницу и посмотрел сердито и разочарованно. После чего принялся умирать — это выглядело довольно ужасно, все тянулось и никак не заканчивалось, отчего мне стало хуже, чем было, и я просто не мог этого вынести, а потому выстрелил в него еще раз и еще, но, судя по всему, прекратить его умирания был не в силах.

Тот, кто управлял фонарем, наконец оторвался от сего зрелища и пригвоздил лучом меня. Я щелкнул курком еще раза три-четыре — барабан был так же пуст, как сам Маккабрей, — три или четыре раза прямо в зияющее око света, потом что было мочи швырнул в него оружие; снова промазал.