Андрей Тепляков - Антитело

• Название: Антитело
• Автор: Андрей Тепляков
• Жанр: Ужасы и Мистика

Одинокая ферма в далеком подмосковном уголке становится ареной страшных и необъяснимых событий. Непостижимое нечто окутывает ее стеной тумана, смертельная эпидемия распространяется по окрестным поселкам, брат планирует убийство сестры. А ключ ко всему — затерянная в лесу поляна.

Оказавшись в самом центре событий, главный герой противостоит угрозе. Он пытается спасти близких и выжить сам. Для этого ему необходимо понять, что происходит: пробуждение темных сил или месть человеку самой природы?

На чьей стороне добро, а на чьей — зло?

---

— Привет, Оля.

— Здравствуйте, — ответила девочка и улыбнулась.

Эта улыбка словно задела что-то глубоко внутри, и Насте снова пришлось сжать зубы, чтобы не заплакать. Вид ребенка, сидящего на стуле, уже почти полчаса ожидающего ее вот так — положив руки на колени, вызвал у нее потребность защитить, утешить, обнять девочку. Начать извиняться, заставить ее улыбаться, заставить!

«Только без истерик! Никаких истерик!»

— Ты уже выбрала себе книжку?

— Да. Я хочу про Карлсона.

— Хорошо. Сейчас найдем.

Настя пошла между полок, а в груди все клокотало. Она то улыбалась, то вновь мрачнела, неясные образы проносились в голове, словно летучие мыши. Сбившись в кольцо, они метались по кругу, мелькая, словно крошечные вспышки темноты, неустанно и бессмысленно проносясь мимо невидимого центра. Она почувствовала головокружение и облокотилась на стеллаж.

Книжка стояла на полке среди других таких же старых детских книг, свидетелей целых поколений. Настя взяла ее и пошла обратно. Подбородок дрожал, а она проводила пальцами по выцветшим корешкам и запрещала себе раскисать.

«Да что это со мной!».

— Нашла! — сказала она Оле, улыбнулась и села напротив.

Девочка поерзала на стуле, устраиваясь удобнее. Настя открыла книгу, и в этот момент рыдание, единственный неожиданно громкий всхлип вырвался у нее из горла, прежде, чем она успела среагировать. Она подняла голову, обхватила ладонью шею и посмотрела в окно, пытаясь заставить себя успокоиться. Болезненный комок в горле прыгал вверх-вниз.

— Вам грустно?

Настя покачала головой.

— Нет. Все нормально.

Девочка залезла в карман платьица и вытащила ириску.

— Возьмите.

Настя улыбнулась. Приступ пошел на убыль. Она наклонилась к девочке и погладила ее по голове. Нежный жест, почти материнский, несущий что-то гораздо большее, чем простая ласка.

— Спасибо. Кушай сама. Сейчас мы будем читать, и нам станет весело. Правда?

— Это веселая книжка, — согласилась Оля и стала деловито разворачивать свою конфету.

Настя несколько раз глубоко вздохнула и стала читать.

В городе Стокгольме, на самой обыкновенной улице, в самом обыкновенном доме живет самая обыкновенная шведская семья по фамилии Свантесон. Семья эта состоит из самого обыкновенного папы, самой обыкновенной мамы и трех самых обыкновенных ребят — Боссе, Бетан и Малыша.

— Я вовсе не самый обыкновенный малыш, — говорит Малыш.

Но это, конечно, неправда.

5

Знахарка возилась в саду, опрыскивая яблони, когда зазвонил телефон. Обычный звук, но ей он показался настойчивым и тревожным. Она бросила опрыскиватель и поспешила к дому, чтобы успеть поднять трубку.

— Алло?

— Аня? Это Федор.

— Здравствуй. Я была в саду, не сразу услышала.

— Ничего, я терпеливый. Я кое-что нашел для тебя.

— Спасибо!

— Вобщем-то не за что — сведения неутешительные. Если бы я писал об этом статью, я назвал бы ее Кокошинский мор.

— Господи!

— Да. Ладно — слушай. Село Кокошино, Московской губернии, Волоколамского уезда. Когда и как возникло — не знаю. Я нашел упоминание о нем в связи с моровой болезнью. По времени это восьмидесятые годы позапрошлого века. Уездный фельдшер доложил об эпидемии неизвестной хвори, признаками всеми похожей на чахотку. Как я понимаю, штука оказалась очень заразной. По словам жителей, начавшись в середине мая, к концу июня мор выкосил пятьдесят девять человек из почти сотни населения. Практически все оставшиеся были больны или чувствовали себя плохо. На все село оказалось человек пять здоровых, но и те, отвечая на вопросы дознавателей, привели их к заключению, что лихорадка села Кокошино вызывает страдания не только тела, но и души. Люди рассказывали про живой лес, который хочет погубить всех, чертей и прочее в том же духе.

На волне истерии было несколько случаев насилия, один из которых показался полицейским странным и удручающим. Местный крестьянин, Степан Сытый, зарубил своего малолетнего сына и ушел в лес. Следователей поразил тот факт, что никто из села не пытался найти его или помешать; скорее всего, они предпочли просто не замечать происходящего. Мало того — в тот же день была проведена церковная служба, по всем признаком напоминающая обряд изгнания демонов. К тому моменту, как в село прибыли власти, тамошний священник, Захар Винник, уже умер, и выяснить подробности не удалось. Степана Сытого искали в лесу несколько суток, оповестили полицию по всему уезду, но не нашли. Никаких аномалий тоже не обнаружили.

Люди продолжали умирать, и село изолировали казаки. За два месяца от странной лихорадки скончались девяносто три человека. Двое каким-то образом не заразились. Лечение заболевших не принесло никаких плодов. За это время, помимо жителей Кокошино, преставились трое фельдшеров, два казака и двое полицейских. Мертвых хоронили у самой кромки леса в общей могиле. Там крест поставили. По идее, он должен был сохраниться. Село сожгли.

Два месяца и сто человек. Если не считать этого Степана Сытого.

Федор замолчал, переводя дыхание.

— Знаешь что, Аня — если у вас там творится какая-нибудь чертовщина, я совсем не удивлюсь. Место вполне подходящее.

Трубка ответила тишиной.

— Аня? Ты там?

— Да.

— Что у вас происходит? Там снова плохо?

— На месте Кокошино сейчас ферма. Там четыре человека: семья с маленькой девочкой и племянник хозяина. Девочка заболела и ее мать тоже. Ко мне приходил этот парень, его зовут Глеб, он рассказывал про лес. Все как ты сейчас говорил и… Я действительно что-то чувствую. Там очень плохо, Федор! Очень плохо!

— Похоже, история повторяется?

— Да. Видимо так.

— А рядом еще есть деревни? Что-нибудь?

— Титовка. Примерно в километре от них.

— И как там?

— Не знаю.

— Да-да-да… Что будем делать?

Анна промолчала.

«Делать. Что тут можно делать?»

— Аня, не исчезай!

— Я здесь. Просто не знаю, что тебе сказать.

— Ладно. Давай сделаем так — у меня сейчас отпуск. Пожалуй, я заскочу в ваши края. У тебя найдется комната?

— Да. Конечно!

— Вот и отлично! Придумаем что-нибудь. В конце концов, на дворе двадцать первый век. Позовем ребят в защитных костюмах, лаборатории. Буду у тебя завтра утром.

— Боюсь, не помогут там защитные костюмы… Хорошо. Жду тебя.

— Ты только ничего пока не делай. Просто жди. У меня есть кое-какой опыт. Ты и представить не можешь, сколько чертовщины творится на свете. Обо всем и не напишешь!

— Я бы не хотела этого знать.

— И правильно! Значит, до завтра?

— До завтра.

Голос в трубке переменился. Стал мягче и как будто ближе.

— Не волнуйся, милая, мы все поправим.

— Да. Да, я надеюсь.

— Ну, пока!

— Пока.

Знахарка положила трубку и тяжело села на стул, скрипнувший под ее весом. Ей стало жутко. Разговор нисколько не утешил ее, наоборот — он вызвал ощущение безнадежной тоски. Казалось, черная тень накрывает их край, и в ней нет ничего из тех бездушных явлений природы, с которыми она обычно имела дело. Это было зло. Настоящее, первородное, имеющее цель. Единственную цель — сеять смерть. Впервые в жизни Анна подумала о том, что у ее дара может быть предназначение.

Она встала, прошла в угол, где висела старая бабушкина икона, опустилась на колени и, перекрестившись, зашептала что-то быстро-быстро.

6

Глеб стоял у стола и резал мясо большим разделочным ножом. Дядя сидел рядом на стуле и внимательно наблюдал за процедурой. Это навязчивое внимание раздражало. Умом Глеб понимал, что находится под подозрением, и тому есть причины. Нож в его руках для домочадцев выглядит оружием, а не кухонной утварью. Он понимал это, но эмоции бурлили в груди, как на медленном огне. И готовили они обиду. Раздражение.

В этот день тетя так и не поднялась с постели. Она то просыпалась, то засыпала вновь, разговаривая в минуты бодрствования страшным шипящим шепотом. У нее держалась высокая температура, и дядя, пользуясь всеми известными ему средствами, как мог, сбивал ее. Иногда ее охватывало затмение: она говорила что-то про свою институтскую подругу, которую не видела уже много лет; пыталась встать, утверждая, что чувствует себя хорошо и должна убраться в доме. Несколько раз хотела пойти к Аленке, но дядя препятствовал этому, уговаривая ее вернуться в постель. Пока что уговоры действовали.

Несколько раз она спрашивала, где Глеб.

По сравнению с родителями, Аленка чувствовала себя гораздо лучше. У нее болело горло, не дышал нос, но температуры не было. Она могла ходить, и дядя много времени проводил с ней, играя или рассказывая сказки.

Сам он заболевал все серьезнее. С самого утра его бил озноб и, несмотря на теплую погоду, по дому он ходил в свитере.