Иван Бларамберг - Воспоминания

• Название: Воспоминания
• Автор: Иван Бларамберг
• Издательство: Издательство "Наука", Главная редакция восточной литературы
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1978

В своих воспоминаниях военный инженер генерал-лейтенант И. Ф. Бларамберг, полвека проведший на русской военной службе, рассказывает о путешествии в составе топографической экспедиции Г. С. Карелина на восточное побережье Каспийского моря в 1836 г., о пребывании в Персии и об участии в осаде Герата в 1837–1840 гг., о службе в Оренбурге в 1840–1855 гг.

Последние годы жизни И. Ф. Бларамберг провел в имении своей жены Е. П. Мавромихали на реке Черная близ Севастополя. Здесь он писал и готовил к печати воспоминания, вышедшие в 1872–1875 годах в Берлине на немецком языке.

На русском языке «Воспоминания» опубликованы в 1978 году издательством «Наука».

---

Сам город, большей частью деревянный и одноэтажный, насчитывал тогда с тремя предместьями 18 тыс. жителей (в 1871 г. уже около 33 тыс.). Городские стены служили местом общественного гулянья. Улицы, за исключением одной, были немощеные, но, так как почва состояла из твердого песка, в дождливую погоду грязи было мало. Тогда отсутствовали фиакры или извозчики, и каждый был вынужден держать собственный экипаж и лошадей.

Тем не менее жизнь была тогда там очень дешевой, хотя жители сетовали на то, что со времени Хивинской экспедиции 1839/40 г. подорожали все продукты и поднялись в цене дома. В первые годы моего пребывания в Оренбурге за воз сена платили от 1 рубля 40 копеек до 2 рублей ассигнациями (от 40 до 60 копеек серебром), за мешок овса весом 5 1/2 пудов — от 3 до 3 /2 рубля ассигнациями (75-100 копеек серебром), фунт говядины стоил 2 1/2-3 копейки серебром, баранины — 1-11/2 копейки серебром, пара рябчиков — 9-12 копеек серебром, фунт хлеба 3/4 копейки серебром, причем жители совсем не ели ржаного хлеба, а только хороший пшеничный хлеб, называемый здесь калачом. Горничная получала 2 рубля, повар — 4–5 рублей и кучер — 5–6 рублей серебром ежемесячно. За дом из шести-семи комнат, конюшни, амбара, прачечной, ванной, ледника и кладовой я платил в год 600 рублей ассигнациями, или 170 рублей серебром, а когда я позже переехал в больший дом с маленьким садом, я платил 720 рублей ассигнациями, или свыше 200 серебряных рублей ежегодно. Однако с тех пор, как и везде, стоимость продуктов питания, а также цены на жилье утроились и учетверились.

В центре города находится большой каменный рынок с многочисленными лавками как для здешних купцов и мелких лавочников, так и для бухарских и хивинских, которые ежегодно приводили большие караваны. Сам город расположен на высоком, правом берегу Урала в степи; на левом, низменном берегу реки находится небольшой лесок, в котором растут береза, ива и ольха и который почти каждую весну затопляется разлившимся Уралом; летом он служит жителям местом гулянья и отдыха.

В полутора верстах к югу от города, на левом берегу Урала, находится большой меновой двор, огромный параллелограмм из камня, с двумя входами (на юг и север), внутри которого помещаются сотни маленьких каменных лавок. В просторном дворе стоит большая греческая церковь, а также дома для таможенников и надзирателей. Поскольку здесь ежегодно меняют у киргизов тысячи овец, в меновом дворе сооружено из дерева несколько низких вместительных загонов треугольной формы с открытым основанием и узким проходом в вершине, чтобы выпускать овец по одной и тем самым определять их число. В западной части города, в степи, находится большой караван-сарай предназначенный для башкир, с роскошной мечетью и с высоким изящным минаретом, выложенным снаружи белыми изразцами, которые выглядят очень красиво. Недалеко от караван-сарая расположен большой госпиталь с пристройками, а также большой тенистый сад, принадлежащий военному губернатору; к нему из города ведет ивовая аллея, большинство деревьев на которой засохли от жары и песчаной почвы.

Так как все рода войск были представлены их начальниками, большей частью генералами, я нанес им свои служебные визиты; затем я посетил генерала фон Генца, начальника пограничной комиссии, т. е. Киргизского управления, затем доктора Карла фон Розенбергера и фон Даля,[118] своих старых знакомых. С тремя последними я преимущественно и общался. Как упоминалось выше, жизнь в Оренбурге была тогда очень оживленной. В зимние месяцы обычно в течение недели собирались каждый вечер в одном определенном, доме. Здесь обменивались новостями, музицировали, молодежь танцевала, пожилые господа и дамы играли в карты.

Поскольку генерал находился еще в Петербурге, я использовал свое свободное время для того, чтобы привести в порядок материалы о Персии и переписать их первую часть набело. Вечера я большей частью проводил у генерала Генца, у Розенбергера и Даля, где устраивались литературные вечера, а не карточные игры.

На улицах лежал еще глубокий и плотный снег, и здесь я в первый раз пережил несколько снежных бурь (буранов), которые неистовствуют в этих степных краях. Случалось, что люди, шедшие пешком из предместья в крепость (расстояние в 150 саженей), сбивались в такую снежную бурю с дороги, не видя далее десяти шагов, и замерзали. Мне рассказывали о страшном холоде и глубоком снеге в степи во время Хивинской экспедиции зимой 1839/40 г.; о лишениях, которые вытерпел русский солдат; о том, как от изнеможения пали тысячи верблюдов, а войска из-за глубокого снега не могли продвигаться вперед, потому что не хватало транспортных средств. Только русский солдат в состоянии выдержать такие бедствия и мороз в 30° и более. Несмотря на то что экспедиция закончилась неудачей, она все же возымела полезное действие: хивинский хан освободил всех русских пленных и доставил их на русскую границу. Кроме того, он направил в Петербург посланника с целью убедить наше правительство в своем дружественном расположении и дать заверения в том, что в будущем он больше не станет брать русских в плен; он желал также наладить торговые связи. Одновременно отправил в Петербург посольство эмир бухарский. Оба посольства были милостиво приняты и получили богатые подарки. В качестве ответного шага предполагалось послать в Бухару и Хиву русских представителей. В Хиву был послан капитан Генерального штаба Никифоров, а в Бухару — подполковник Бутенев от горного корпуса. Никифоров и Бутенев должны были сопровождать бухарских и хивинских посланников из Петербурга в Оренбург и оттуда в Хиву и Бухару.[119]

19 марта 1841 г. в Оренбург вернулся генерал-адъютант Перовский. Так как этот замечательный человек и командир сыграл в моей жизни большую роль, я хотел бы здесь привести некоторые подробности его богатой событиями жизни. Василий Алексеевич Перовский, получивший впоследствии графский титул, рано поступил на военную службу. Будучи молодым офицером, он при вступлении французов в Москву в 1812 г. был предательским образом пленен, вынужден был пешком двигаться во Францию, по дороге отморозил руки, так что пришлось отнять сустав одного пальца (позже он был заменен золотым[120]). После освободительной войны он стал первым адъютантом великого князя Николая (позднее его величества императора Николая), который с тех пор оказывал ему большое доверие и благоволил к нему. Во время русско-турецкой войны 1828–1829 гг. он принимал участие в осаде Анапы, затем некоторое время руководил осадой Варны и получил ранение в грудь, которое сделало невозможным его дальнейшее участие в этой войне.

После восшествия на престол императора Николая он был возведен в чин генерал-адъютанта, а когда в Оренбурге в 1832 г. неожиданно после двухлетнего пребывания в должности генерал-губернатора скончался граф Павел Сухтелен, Василий Перовский стал его преемником. Начальником своего штаба он назначил моего кавказского друга и спутника многих путешествий Платона Рокассовского.

Новый генерал-губернатор имел многочисленный штаб, составленный из образованных военных и гражданских чиновников, и первый срок его губернаторства в этом крае — с 1832 по 1842 г. — считался золотым веком Оренбурга. Свободно распоряжаясь значительными денежными средствами, генерал Перовский много делал для развития края и города; он, например, построил для башкир вышеупомянутый караван-сарай, а также соорудил грандиозное здание Дворянского собрания; автором обоих проектов был знаменитый в то время архитектор Александр Брюллов.[121] Так как жара летом в Оренбурге почти нестерпимая, то он каждое лето уезжал на кочевку (выражение, взятое из жизни кочевых башкир и киргизов). Вскоре после своего приезда он выбрал в живописном гористом районе Башкирии, богатом лесом и водой, в 80-100 верстах от Оренбурга, место для летней резиденции (кочевки); здесь он приказал построить для себя и своей многочисленной свиты дюжину коттеджей и постоянно приглашал к себе гостей обоего пола, которых как щедрый и любезный хозяин прекрасно принимал. Ежедневно совершались поездки или прогулки верхом по великолепным окрестностям кочевки, часто устраивались фейерверки, скачки башкир и другие увеселения; мы очень приятно проводили там время. Губернатор не был женат и находился в расцвете сил, а потому не удивительно, что он имел множество поклонниц и пленил немало сердец. В течение долгой зимы, как упоминалось выше, ежедневно устраивались танцевальные вечера; кроме того, генерал-губернатор ежегодно давал один или несколько балов, для которых он как галантный кавалер выписывал дамам из Петербурга бальные платья и часто дарил им дорогие украшения.

Сразу после его приезда в Оренбург я имел с ним личную встречу. Он принял меня очень дружелюбно, расспросил о моем пребывании в Персии, об осаде Герата и пр. Наконец, речь зашла о смерти несчастного Виткевича, который до 1837 г. был адъютантом у В. Перовского. Я рассказал ему изложенные в седьмой книге[122] данные о деятельности и смерти молодого человека, и Перовский никак не мог взять в толк, что толкнуло его на этот крайний шаг; я сказал, что, по моему мнению, это случилось из-за болезненного самолюбия Виткевича. Затем Перовский сообщил мне, что я буду находиться в его распоряжении, после чего я удалился.