Николай Андреев - Трагические судьбы

• Название: Трагические судьбы
• Автор: Николай Андреев
• Издательство: Олма-Пресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2001
• ISBN: 5-224-01944-3

Книга «Трагические судьбы» открывает новую серию издательства «ОЛМА-ПРЕСС» — «Как это было на самом деле». Автор — журналист Николай Андреев исследует судьбы незаурядных людей — наших соотечественников, которых время и обстоятельства попробовали на излом. Вот некоторые из тех, по кому прошелся катком наш жестокий век: ученый и гуманист Андрей Дмитриевич Сахаров, герой войны и шпион Олег Пеньковский, футболист Эдуард Стрельцов, советский генерал и символ борьбы за независимость Чечни Джохар Дудаев, деревенские мудрецы Иван Снимщиков и Иван Худенко… Не всегда точно можно определить, что стало причиной трагедии, — то ли так распорядилась судьба, толи просто жизнь так складывалась… Надеемся, что эта книга поможет вам через судьбы отдельных людей, выдающихся личностей, прочувствовать историю нашей страны и лучше понять свою собственную жизнь.

---

Какие аргументы выдвигал Черниченко? Человек на земле должен заниматься истинно сельским трудом: выращивать хлеб, мясо и прочее… а промыслы — это в несезон, это зимой… так на Руси испокон веков было… На что Лисичкин аргумент: а что мне делать, если скот мрет, денег на оплату нет, если не на что купить удобрения, если мои колхозники живут в скотских условиях, надо строить им дома, а денег нет? Стреляный выстроил линию защиты: не себе в карман тащил председатель, работал на пользу хозяйству, на пользу потребителю, на пользу государству, ведь и консервы, и веревка, и цветы шли не по криминальным каналам, а по государственным. (Они и подумать не могли, что вскоре по воле партии будет развернут настоящий суд над Снимщиковым. И оба — и прокурор Черниченко и подсудимый Лисичкин — ринутся на защиту Снимщикова.)

Судья Волков выслушал прения сторон, речь подсудимого и вынес решение: Черниченко и Лисичкин выступят в «Журналисте» каждой со своей точкой зрения. Так появилась публикация «Молоко и веревка». Лисичкин: «Тогда я еще верил, что выйдет статья, к ней прислушаются, и все будет улучшаться». В бытность свою в газете и я так думал. Да иллюзии быстро рассеялись. Вроде бы неопровержимо докажешь: хорошим занимается человек, польза от него бескрайняя, всех бы увлечь этим — но статья падала, будто камень в бездонную шахту, никакого отзвука. Но вот если наоборот: разгромная публикация — расправа не заставляла себя ждать. Как, например, в случае со Снимщиковым.

Но все-таки вопрос-то остается: джемы и соки — это замечательно, а как же в Черной с производством мясо-молочной продукции? Снимщиков не такой раззява, чтобы забыть про молоко и мясо, он знал, что догляд партии за этими показателями самый внимательный. Не сдал план — нервы потреплют знатно. Хотя времена уже были не людоедские, срыв плана уже не рассматривался как акт саботажа. В колхозе имени Кирова развивались не только промыслы, но и профильные направления. По молоку, по мясу, по картошке колхозу не было равных не то что в районе, а и в области. Вот и Комиссаров свидетельствует: «Я такой факт приведу. В 1969 году двух председателей колхоза из Московской области представляли на Героя соцтруда. У одного председателя показатели были в два с лишним раза ниже, а другой работал много хуже, чем Снимщиков. Вы понимаете, какие разительные цифры? Так вот тех представляли к званию героя, а этого отдавали под суд. Это просто в голове не укладывалось».

«Эх, Ваня, привык ходить по нужде во двор и даже не представляешь, как удобно это делать в доме»

А как красиво, зажиточно стали жить колхозники: в новеньких домах, с газом, с отоплением, приоделись, стали наезжать в столичные театры, детей направляли учиться в престижные вузы, полюбили отдыхать на Черном море. В деревне Черной появился первый в области широкоэкранный кинотеатр с концертным залом — по тем временам вещь для сельского пейзажа неординарная.

Кстати, и у Худенко в Акчи дома были на зависть соседям. Филатов со своим строительным звеном постарался. В домах все было для удобной красивой жизни. Посетил Акчи министр сельского хозяйства Кахастана Рогинец и сказал, что завидует людям, которые живут в таких условиях, даже жены могут себе позволить не работать. Кинуло министра и в возвышенный тон: «У меня такое чувство, что люди здесь построили кусочек коммунизма». (Кстати, когда Худенко посадили в тюрьму, а всех его соратников разогнали, в этих домах поселилось райкомовское начальство.) Так и должно быть. Дом много значит для человека.

Я много поездил по России, посмотрел, как человек живет. Чаще всего это убогое, неудобное жилье. Люди как-то даже стесняются жить красиво. Вот Болтенков, про которого я уже упоминал. Бывший пилот построил дом в воронежских Костенках. С точки зрения деревенских, место для строительства выбрал странное: на склоне оврага. А теперь посмотришь на его аккуратный дом: до чего же оригинально вписан в пейзаж. В овраге Болтенков сделал два пруда, а будет и третий — нарисуется каскад. Засадил все плодовыми деревьями и кустарниками. Подсадил и декоративные растения — опять же для красоты. Дом со всеми удобствами, телефон, подведен асфальт к крыльцу. Но все это местными рассматривается как ненужное чудачество. Здешний лесник Василий расказывает: «Я у себя устроил в доме туалет, ванную, провел внутрь воду. Ко мне заходит сосед: ну, у тебя, как у пилота. И так осуждающе говорит. «Эх, Ваня, — отвечаю ему, — привык ходить по нужде во двор и даже не представляешь, как удобно это делать в доме».

Меня мой друг Анатолий Головков как-то спросил: «А знаешь, почему у немцев, где бы они ни жили — в городе, на хуторе, — туалеты в доме, а у русских — на улице?» — «Ну?» — «Потому что немцы не представляют туалета на улице, а для русских это норма». Уместно тут привести афоризм Салтыкова-Щедрина: что русскому здорово, то немцу — смерть. Да и не помешает понять разницу между русским и немцем воспоминания участника Первой мировой войны — штабс-капитана Кузевлева. Дело происходило на русско-германском фронте. Идут парламентеры от русских к немцам. Пробираются по русским позициям — всюду сырость, течет, загажено, вонь. Солдаты в землянках, отдыхают прямо на земляном полу, грязь несусветная. И вот позиции германца. Кругом полная сухость, в окопах дренажная система, чистые уборные, в которых есть тончайшая туалетная бумага с водяными знаками. Солдаты в убежищах, спят на койках. Понятия не имеют о вшах. В чем же причина такой разницы? Одна территория, одна погода. Причина в том, что немцы — война не война — располагаются на любой территории по-хозяйски: здесь нам жить, значит, будем жить со всеми удобствами. Русский же всюду ведет себя как временный житель, потому приспичит — он тут же и присаживается.

Вспомнилось мне и документальное свидетельство писателя прошлого века Николая Лескова о том, какие дома предпочитает русский крестьянин. Лесков служил управляющим в одном из имений Пензенской губернии. По соседству — помещик Всеволожский, который, по словам писателя, «жил как будто в каком-то исступлении или в чаду». Вдруг ввел, как пишет Лесков, «ересь: стал заботиться, чтобы его крестьянам было лучше жить, чем они жили в Орловской области, откуда их вывезли». И в деревне Райская построил Всеволожский для них деревню из каменных домов.

О таких чистых и удобных помещениях и помышлять не могли орловские крестьяне. Все дома были из отличного кирпича, с печами, трубами, полами, под высокими черепичными крышами. И место выбрал Всеволожский прекрасное: на высоком берегу чистого ручья, за которым дремучий бор с изумительной крастоты соснами. Но орловские крестьяне, как увидели каменные дома, уперлись: это что за выдумка? Деды наши не жили в камне, и мы жить не станем. Купили по дешевке срубцы (слово Лескова), приткнули их где попало и как попало, и стали жить в них без печей, труб, в тесноте и копоти. Довольны! А просторные каменные дома определили как место, куда ходить до ветру. Скоро по деревне нельзя было проехать из-за лютого запаха дерьмеца. Пензенский люд об этом сообщал друг другу с радостью: «Райские мужики своему барину каменную деревню всю запакостили». И с жизнерадостным злорадством: «Так ему и надо!»

Академик Заславская вспоминает о своей поездке в Прибалтику, еще в советские времена. «Уровень экономического и социального процветания прибалтийского села поразил нас, особенно на фоне сибирской деревни. Выделялась Литва. Едешь, и глаз радуется: великолепные поля, механизированные животноводческие фермы, ухоженные стада. А какая великолепная застройка хуторов и сел! Сплошные парки и цветники, огромные приусадебные участки. Образ жизни, едва ли не более привлекательный, чем городской».

Любознательная Заславская, естестественно, выпытывала секреты этого благополучия. К кому ни обратится, ответ один: не успела нас испортить Советская власть. «У вас Советская власть уже 60 лет, а у нас только 35»… «Здесь еще живы те, кто помнят капитализм»… «Наши люди не успели испортиться: они не могут работать плохо»… «Мы любим и уважаем труд»… «У нас меньше пьют и воруют», — такие суждения запомнились академику.

И Татьяна Ивановна делает вывод: «Ни особо благоприятных природных условий, ни недоступных сибирякам особенностей экономического механизма обнаружить не удалось. В одних и тех же условиях, примерно на такой же земле, с помощью такой же техники крестьяне Прибалтики собирали в 2–3 раза большие урожаи, получали соответственно более высокий доход и, кроме того, разумно и эффективно расходовали средства на благоустройство и украшение жизни. Все это благоденствие было обусловлено еще не утраченными социокультурными качествами населения, сформировавшимися в период капитализма. Вывод напрашивался довольно пессимистический — большинство россиян явно не обладало этими социальными качествами, и для их формирования в лучшем случае были необходимы десятилетия».