Эдвард Уитмор - Синайский гобелен

• Название: Синайский гобелен
• Автор: Эдвард Уитмор
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2004
• ISBN: 5-699-05520-7

Впервые на русском — вступительный роман «Иерусалимского квартета» Эдварда Уитмора, безупречно ясного стилиста, которого тем не менее сравнивали с «постмодернистом номер один» Томасом Пинчоном и южноамериканскими магическими реалистами. Другое отличие — что, проработав 15 лет агентом ЦРУ на Дальнем и Ближнем Востоке, Уитмор знал, о чем пишет, и его «тайная история мира» обладает особой, если не фактической, то психологической, достоверностью. В числе действующих лиц «Синайского гобелена» — двухметрового роста глухой британский аристократ, написавший трактат о левантийском сексе и разваливший Британскую империю; хранитель антикварной лавки Хадж Гарун — араб, которому почти три тысячи лет; ирландский рыбак, которому предсказано стать царем Иерусалимским; отшельник, подделавший Синайский кодекс, и еще с десяток не менее фантастических личностей…

Основной сюжетный стержень, вокруг которого вращается роман — это история монаха из Албании, обнаружившего подлинник Библии, в котором опровергаются все религиозные ценности. Монах решает написать поддельную Библию, чтобы никто не смог усомниться в истинности христианства. Он работает много лет, чуть не погибает во время своего великого подвига и сходит в конце-концов с ума. А потом прячет настоящую Библию на задворках армянского квартала в Иерусалиме. Именно этот подлинник и ищут почти все герои романа. Но найти его как бы невозможно, ведь он — миф, символ, сама тайна жизни. Закончатся ли эти поиски успешно, можно узнать только в финале.

---

После тихой, трогательной службы в Дорсетской объединенной церкви были устроены поминки — на широкой лужайке перед фамильным домом, бывшим «дачей» для Теда в последние десять лет его жизни. Там и сошлись несопоставимые части мира Теда, может быть, впервые: там была его семья, две его сестры и два брата с супругами, племянники и племянницы с собственными семьями (но не было ни его жен, ни дочерей, прилетавших в Нью-Йорк, чтобы проститься с отцом, которого едва знали, на смертном одре), там были соседи, друзья по Йелю и пара коллег из линдсеевской администрации. А как насчет «призраков прошлого»? Не могу ручаться, но восемь йельских «призраков», члены «Скролл-энд-ки» 1955 года, были точно. Энн и Кэрол тоже были. Они стали союзницами, ухаживая за Тедом в те последние горькие дни.

Иерусалим и Дорсет. Прекрасный Священный город на скале, глядящий сверху на выжженную серо-коричневую пустыню. Город с тысячелетней историей, раздираемый неистовой борьбой величайших империй и трех самых стойких, насущных религий, данных человеку Богом. И зеленая долина и Вермонте (заснеженная зимой и по колено в грязи — весной), где между пологих отрогов Зеленых гор угнездился Дорсет: в свое время — одна из колыбелей Революции и американской демократии, а затем — процветающее сообщество фермеров и мелких промышленников; в этом месте время не двигалось с начала двадцатого века. Иерусалиму были посвящены мечты и книги Уитмора, Дорсет же был тихой гаванью, давшей ему возможность мечтать и писать в последние десять лет жизни.

Наконец Тед вернулся домой, в Новую Англию. Это было долгое путешествие: Портленд, Нью-Хейвен, Япония, Италия, Греция, Крит, Иерусалим, Нью-Йорк и вот теперь — Дорсет, штат Вермонт. В пути он завел много друзей, он был не особенно хорошим мужем и отцом и многих разочаровал. Но постепенно обрел свой авторский голос, написал свои романы и влюбился в Иерусалим. Мне хочется думать, что Тед умер, мечтая о своем любимом Священном городе. В некотором смысле он был заодно с каменотесом/средневековым рыцарем/торговцем древностями Хадж Гаруном. Ведь Уитмор был вечно странствующим рыцарем, который «расцвел» в Йеле пятидесятых, «увял» в ЦРУ в шестидесятые, а потом создал из себя чудесного писателя с уникальным авторским голосом. Голос мистика, который впитал лучшее из иудаизма, христианства и мусульманства. Его прадед-священник и его прабабка-писательница могли бы одинаково им гордиться. Дух его мирно покоится в Дорсете, штат Вермонт.

Томас С. Уоллес

Нью-Йорк, июнь 2000

Посвящается Кэт

Часть 1

Глава 1 Стронгбоу

Прямо перед собой он держал наготове средневековую пику двенадцати футов длиной, тяжелую и зловещую.

Сей арабский ли еврей, еврейский ли араб, владевший в середине столетия всем Ближним Востоком, провел свое детство так же, как и все его английские предки на протяжении шестисот пятидесяти лет.

В фамильном имении на юге Англии его учили растить цветы, и прежде прочего розы. Его родители умерли, когда он пребывал в совсем еще нежном возрасте, и в имение съехались дядюшки и тетушки, чтобы растить его самого. В положенный срок ему предстояло обрести свой титул и стать двадцать девятым по счету Плантагенетом Стронгбоу, то есть очередным герцогом Дорсетским, не больше и не меньше.

Ибо, судя по всему, в стенах дома Стронгбоу надолго и всерьез поселился злой рок. Когда-то, году примерно в 1170-м, кто-то из их рода участвовал в покорении восточной Ирландии, за что и получил дворянский титул. С той поры семейная история продвигалась вперед аккуратными и схожими между собой как две капли воды отрезками. Неразбериха закончилась и канула в Лету. На смену ей пришли однообразие и порядок.

Старший сын каждого следующего поколения в день своего совершеннолетия неизменно женился и становился новым лордом. Супруга его, всегда из столь же состоятельной семьи, непременно разделяла его страсть к цветам. Через равные промежутки времени на свет появлялись дети, числом пять или шесть, мальчиков и девочек приблизительно поровну. К тому времени герцог с герцогиней доживали до тридцати или около того и внезапно умирали оба от несчастной случайности.

Случайности эти обыкновенно бывали глупыми. К примеру, засидевшись заполночь и упившись сверх меры ставленым медом, герцогская чета могла уснуть и среди ночи свалиться в камин. Или, ловя форель в ручье, задремать и утонуть в таком месте, где и воды-то едва по колено.

Они могли встать из-за завтрака, чтобы проследить полет запорхнувшей к ним бабочки, и перевалиться через балконные перила. А могли по рассеянности проглотить бараний мосол и задохнуться насмерть. Или даже умереть от кровоизлияния в области таза, полученного от средневековых доспехов, надетых, дабы разнообразить любовные утехи.

Во всех случаях оба супруга умирали по достижении примерно тридцатилетнего возраста, предоставив младшим братьям и сестрам покойного лорда возможность вернуться в имение и воспитывать пять или шесть племянников и племянниц.

По семейной традиции младшие братья и сестры, не сильно различавшиеся по возрасту, в брак не вступали и охотно съезжались в родное поместье, вспомнить детство и насладиться обществом друг друга. Незадолго до Рождества они собирались в большом банкетном зале на двенадцатидневное празднество, именуемое фамильной игрой — традиционное состязание, для которого зал освобождали от мебели, — и делились на две команды; задачей каждой команды было доставить атласную подушечку в противоположный конец зала.

В течение первого часа каждого дня игры дозволялись жесткие захваты, отсюда и тактика: жесткого захвата гениталий игрока соперничающей команды было вполне достаточно, чтобы остановить продвижение подушки и развернуть новое сражение за обладание ею.

В подобных условиях, несмотря на богатство и на врожденную страсть к цветам, вряд ли кто из герцогов Дорсетских смог бы добиться в этом мире чего-то сколько-нибудь примечательного, даже если бы герцоги Дорсетские время от времени преодолевали порог тридцатилетия; чего, впрочем, никогда не случалось.

С конца двенадцатого и до начала девятнадцатого века один за другим Плантагенеты Стронгбоу вырастали, храня прочные знания о разведении роз и смутные воспоминания о родителях, учились фамильной игре, наблюдая за дядюшками и тетушками, мужали, производили на свет наследника и новый выводок тетушек и дядюшек, после чего становились жертвой очередного нелепого случая, укрепляя тем самым сложившуюся семейную традицию, которая и оставалась их единственным приношением Богу, человечеству и Англии.

Оставались до тех пор, пока в 1819 году, в год появления на свет королевы Виктории, в Дорсете не родился наследник титула, совершенно не похожий на предыдущих. Возможно, причиной подобного отклонения от нормы стала генетическая мутация; возможно — тяжкое заболевание, которое будущий герцог перенес в возрасте одиннадцати лет. Во всяком случае, этому хрупкому мальчику суждено было однажды покончить с шестисотпятидесятилетней безмятежной рутиной рода Стронгбоу и стать удивительнейшим из путешественников своей страны.

А заодно и самым скандально известным ученым своего времени. Ибо пока прочие знаменитые теоретики девятнадцатого века выдвигали многочисленные, но замкнутые каждая в пределах своей области концепции — в сферах умственной, телесной и общественной, — Стронгбоу настаивал на рассмотрении всех трех единовременно.

То есть секса во всей его полноте.

Секс не как необходимость и не как забава, не как предвестник и не как воспоминание, даже не секс как непосредственная причина или неопределенное следствие. И уж, конечно, не с точки зрения естественной истории или свода непреложных законов.

Секс не как привычка, не как возможность, а просто секс как таковой, незапланированный, хаотичный и ничему не сопутствующий, без всякой надежды на тайну, никем не опознанный, неразличимый загодя — и вдруг становящийся бесконечно зримым.

Секс как практика. Секс как таковой.

Невероятное заявление — по тем временам.

* * *

Вдобавок к фамильному игрищу в Стронгбоу-Холле имелась еще и фамильная тайна. В любом старинном поместье, подобном этому, само собой предполагалось существование некой таинственной связи между самим зданием и его обитателями, какого-нибудь древнего секрета наподобие потайной двери в стене, за которой открывался бы мрачный, уводящий в глубину веков коридор.

Действительно, поговаривали, что огромная усадьба построена на развалинах большого безымянного средневекового монастыря, который вроде бы закрыли после того, как обнаружилось, что здешние монахи занимались такими делами, что и вслух не сказать. А близ тех развалин находились руины неприступных подземных каменных палат, тайного убежища времен короля Артура, которое также было проклято, когда выяснилось, что рыцари там занимаются еще кое-какими делами, про которые опять-таки лучше не упоминать.