Эдвард Уитмор - Синайский гобелен

• Название: Синайский гобелен
• Автор: Эдвард Уитмор
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2004
• ISBN: 5-699-05520-7

Впервые на русском — вступительный роман «Иерусалимского квартета» Эдварда Уитмора, безупречно ясного стилиста, которого тем не менее сравнивали с «постмодернистом номер один» Томасом Пинчоном и южноамериканскими магическими реалистами. Другое отличие — что, проработав 15 лет агентом ЦРУ на Дальнем и Ближнем Востоке, Уитмор знал, о чем пишет, и его «тайная история мира» обладает особой, если не фактической, то психологической, достоверностью. В числе действующих лиц «Синайского гобелена» — двухметрового роста глухой британский аристократ, написавший трактат о левантийском сексе и разваливший Британскую империю; хранитель антикварной лавки Хадж Гарун — араб, которому почти три тысячи лет; ирландский рыбак, которому предсказано стать царем Иерусалимским; отшельник, подделавший Синайский кодекс, и еще с десяток не менее фантастических личностей…

Основной сюжетный стержень, вокруг которого вращается роман — это история монаха из Албании, обнаружившего подлинник Библии, в котором опровергаются все религиозные ценности. Монах решает написать поддельную Библию, чтобы никто не смог усомниться в истинности христианства. Он работает много лет, чуть не погибает во время своего великого подвига и сходит в конце-концов с ума. А потом прячет настоящую Библию на задворках армянского квартала в Иерусалиме. Именно этот подлинник и ищут почти все герои романа. Но найти его как бы невозможно, ведь он — миф, символ, сама тайна жизни. Закончатся ли эти поиски успешно, можно узнать только в финале.

---

В-третьих, на пыльных дорогах стоял оглушительный шум, и как старику уловить связную тему из стольких шумов?

Наконец, у него сложилось впечатление, что правда может быть точнее отражена, когда имеешь дело с просторами будущего, а не с сумрачными глубинами прошлого. В будущем может произойти что угодно, и его рассказ может оказаться безупречно точным. В то время как в прошлом хоть некоторые события уже известны, а о прочих можно догадаться, больше таких, о которых люди ничего не знают и не догадываются.

К тому же зачем мучить бедных слушателей прошлым? Эти несчастные мечтают о новом мире, а не о старом. Они едва наскребают сообща несколько медяков, дабы услышать что-нибудь обнадеживающее о том, что грядет, а уж о том унижении, в котором жили всю жизнь, они и так знают.

Во всяком случае, скромно замечал слепец, люди склонны становиться легендами, а легенды имеют способность превращаться в людей, так что в конце концов неважно, о чем рассказываешь, о прошлом или о будущем. В итоге все равно выйдет то же самое.

Не может ли так случиться, что все пророчества являются подлинными событиями, случайно переместившимися во времени? Ложными воспоминаниями? Память рассыпает боль и муки, когда уже не может хранить их тяжкий груз. И для облегчения не переставляет ли она куски прошлого — в будущее?

Он полагает, что так оно и есть, но даже в сомнениях своих он старался не подводить слушателей, разнообразя рассказы, чтобы им каждый раз было, над чем поразмыслить. Порой он пел им о великих войнах и переселениях народов и о том, кто кого породил, но даже чинные сказания оживлял примесью чудесного и чувственного, былями, баснями и анекдотами, занимательными новшествами, всякого рода приключениями и событиями, приходившими ему на ум.

Так и тянулось это представление на пыльных обочинах год за годом — слепой старик-сказитель и его дурачок-сын, записывающий за ним слово в слово.

До тех пор, пока с возрастом они оба не стали тяжелы на подъем. Тогда в поисках теплого места, чтобы умерить боль в суставах, они ушли в пустыню к подножию горы под названием Синай, где и сидят теперь, заканчивая эту последнюю главу.

Прожив уже немало времени в пустыне, слепец не может точно сказать, что творится нынче в Ханаане. Но не так давно мимо них проходил странник и на вопрос, какие новости, поведал, что на высокой горе великий царь по имени Соломон построил огромный храм, но слепцу проку от этого известия мало, потому что, сколько он помнит, в Ханаане всегда на вершинах холмов воздвигались огромные храмы царями, каждого из которых как-нибудь, да звали.

Вот так диктовка подходит к концу. К сожалению, он не имеет возможности приобщить к этим сказаниям свое имя, так как в бедности, слепоте и ничтожестве своем он просто таковым не обзавелся.

И наконец, в заключение он советует читать эти стихи нараспев, под аккомпанемент лиры, флейты и рожка, так они действуют лучше, к тому же мелодичные звуки эти привлекают прохожих, давая понять, что возле дороги происходит что-то интересное.

Но добрый слепой нельзя не будет не может знать {дописано было ниже, чуть отступив от предыдущего текста, и эти слова выделялись особенно гордым и элегантным почерком} глаголет дурачок из дурачков добавлять чуть-чуть несколько немножко собственные мысли сперва Авраам последний Иисус последний Исайя сперва Магомет мысли из мыслей добавить через годы из годов глаголят хотеть надеяться надежда из надежд здесь Матфей Марк Лука Иоанн сообща трудиться здесь Пророк любовь из любвей здесь Господь никогда не добавлять много Гавриил нельзя не будет не может много добавлять немножко Руфь немножко Мария немножко Фатима здесь Илия там Царства здесь Судии там Мелхиседек слово из слов Бог из Богов глаголет скоро нельзя не будет не может зима лето день ночь кончиться дурачок из дурачков кончиться пустыня кончается добрый кончается слепой кончается без имени кончается нельзя не буду не может слишком холодно слишком жарко слишком голодно устал глаголет без сна глаголет без еды умирать глаголет держать руки кончаться отец из отцов сын из сыновей без имени кончаться королевство приходит конец аминь кончаться да пребудет с тобой кончаться глаголет кончается конец из концов конец.

* * *

Брат Антоний закрыл книгу и застонал. Последние страницы он читал, охваченный ужасом. От одной только мысли о книге он цепенел.

Безымянный слепой нищий, лопочущий, что на ум взбредет? И записывающий его болтовню дурачок, который счел уместным вставить несколько собственных спутанных мыслей? Вот эти двое влачили свое убогое действо с обочины на обочину с единственной целью продлить нищенское существование?

И удалились в пустыню, когда Соломон строил свой храм? Пришли к подножию Моисеевой горы по той лишь причине, что их донимал артрит? Сумасшедшие пророчества и слабоумная фантазия совместно произвели оригинальный текст Священного Писания за полных семьсот лет до появления Ветхого Завета? И более чем за одиннадцать веков до первых обрывков Нового Завета?

Куплеты у пыльных обочин, обновляемые, дабы оживить представление? Бренчание лиры, визг флейты и скрип рожка для привлечения внимания, подслушанные и пересказанные дорожные сплетни? Люди, родившиеся в Ханаане? Любопытные новшества в Ханаане? Все эти и прочие слухи, перевранные за медяк?

А потом опять на обочину? И так до самого ухода в теплое местечко для пользы суставов? Божественный источник религиозного вдохновения — вот эти бредовые враки, состряпанные двумя безымянными бродягами в 930 году до Рождества Христова?

Брат Антоний опустился на колени и стал молиться о просветлении.

* * *

Настала ночь. Он запеленал манускрипт обратно в ткань и зарыл его там же, в чулане. По пути в свою келью он знаками объяснял братьям, что Бог велел ему оставаться в уединении, пока он не разрешит серьезную личную проблему.

Всю следующую неделю он постился в своей келье, выпивая одну чашечку воды на рассвете, другую на закате, и к концу этих семи дней он знал, что ему делать.

У Мелхиседека должен быть Град Мира, у людей должен быть свой Иерусалим. На свете должна быть вера, и если у веры той нет основания, он его добудет. Коль отец этой подлинной Библии — старый нищий слепец, а сын — полоумный писец, то Валленштейн станет Духом Святым и перепишет Писание так, каким тому следует быть.

Он принял решение подделать оригинал Библии.

* * *

Конечно, он не мог датировать свой подложный текст десятым веком до Рождества Христова, когда дурачок записывал сказания слепца. Его Библия должна была стать подлинной исторической находкой, а не кучей разрозненных басен, собранных двумя бродягами. Следовательно, ей нужно было появиться через некоторое время после Христа, а значит, писать надлежало по-гречески. Но когда же?

В молитве он обратился к своему тезке за напутствием и немедленно получил ответ. Великий Святой Антоний ушел в пустыню в четвертом веке, этим временем и будет датирована его подделка. Вполне достаточно времени после жизни Христа, чтобы собрать всю правду о нем, но все равно раньше, чем любая из существующих Библий.

Он вторично тайком посетил чулан, закопал настоящую Синайскую Библию поглубже в глину, чтобы ее не обнаружили в его отсутствие. Затем покинул монастырь без предупреждения и вернулся в Иерусалим, в резиденцию своего ордена, где его неожиданное появление во время утренней трапезы вызвало беспокойные взгляды братьев.

Он сразу же нарушил наступившую тишину, объявив, что в монастыре Святой Екатерины ему было открыто нечто, что превыше обетов послушания, молчания и бедности. Несколько лет пусть ему позволят следовать своим путем, иначе он будет вынужден выйти из ордена траппистов.

Собравшиеся в трапезной монахи были поражены. Когда потрясенный настоятель дрожащим голосом предостерег его, что одним фактом своего высказывания такое богохульство неизбежно являет его в пагубной наготе перед Богом, бывший брат Антоний мгновенно скинул с себя не только рясу, но даже набедренную повязку, обнажив гениталии, и, не вдаваясь более ни в какие объяснения, вышел из трапезной. За спиной он оставил коленопреклоненными и рыдающими бывших братьев, которые еще несколько часов не прекращали молиться над плошками с овсянкой.

Тем временем Валленштейн, без гроша, нагой, трясясь от пронизывающего зимнего ветра, ковылял по узким улочкам Иерусалима, униженно прося подаяние. Замерзая и голодая, первые собранные монеты он потратил все же не на повязку и не на корку хлеба, а на конверт и марку. В своем письме в Албанию он приказал выслать огромную сумму денег, полагающуюся ему как полноправному здравствующему Скандербегу.

В ожидании денег он продолжал просить милостыню на улицах, но находил время для специальных занятий, тяжелых и кропотливых, изучал составы чернил, а более подробно — древние способы их приготовления из грубых красителей и химикатов. Он начал учиться определять подлинный возраст древнего пергамента на ощупь, вкус и запах. Позже он занялся особенностями разных почерков.