Август Дерлет - Маска Ктулху

• Название: Маска Ктулху
• Автор: Август Дерлет
• Издательство: Издательство Дальневосточного Университета
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 1992

Август Дерлет самый известный и значительный продолжатель дела Лавкрафта, он написал целый ряд повестей в мире Лавкрафта. Первым таким сборником и была «Маска Ктулху».

Сборник получился интересным, так что настройтесь на новую встречу с Ктулху и его приспешниками!

     Ктулху фхтагн!

---

Не знаю, сколь долго я прожил в доме — возможно, недель шесть, возможно — два месяца, когда однажды ко мне пришел шериф округа с двумя своими помощниками. У них был ордер на мой арест. Шериф объяснил, что не хотел бы его использовать, но, тем не менее, ему нужно меня допросить, и если я не пойду с ним и его людьми добровольно, у него не останется иного выхода, кроме какарестовать меня. Он признался, что обвинения достаточно серьезны, хоть и кажутся ему сильно преувеличенными и ничем не мотивированными.

Я довольно охотно отправился с ними в Аркхэм, древний городок под острыми двускатными крышами, где чувствовал себя необъяснимо легко и совершенно не боялся того, что мне грозило. Шериф был настроен дружелюбно: у меня не было ни малейших сомнений, что "а этот шаг его вынудили мои соседи. Теперь, когда я сидел напротив него в участке, он готов был извиняться за доставленное беспокойство. Стенографист приготовился записывать мои ответы.

Шериф начал с вопроса, почему меня не было дома позавчера ночью.

— Мне об этом ничего не известно, — ответил я.

— Но вы же не можете выходить из дому и не знать об этом.

— Если хожу во сне, то могу.

— А вы страдаете сомнамбулизмом?

— Не страдал, пока сюда не приехал. А теперь — просто не знаю.

Он продолжал задавать с виду бессмысленные вопросы, постоянно уходя в сторону от главной цели своего задания. Но она постепенно выплыла в разговоре. Ночью на пастбище видели человеческую фигуру, ведущую стаю каких-то животных на стадо, пасшееся там. Весь скот, кроме пары коров, был буквально разорван на куски. Стадо принадлежало молодому Серено Мору, и именно он выдвинул против меня обвинения; его к этому действию подстрекал Бад Перкинс, еще более настойчивый, чем он сам.

Теперь, когда обвинение прозвучало, оно выглядело просто смешным. Сам шериф, очевидно, это чувствовал, ибо стал еще более предупредителен. Я едва сдерживал смех. Какой мотив мог у меня быть для столь безумного поступка? И каких таких "животных" я мог вести на пастбище? У меня никаких животных и в помине не было — ни кошки, ни собаки.

Тем не менее, шериф вежливо настаивал. Как у меня на руке появились эти царапины?

Я, кажется, сам впервые в жизни их увидел и стал задумчиво их рассматривать.

Я что — собирал ягоды?

Да, я ему так и ответил. Но прибавил, что совершенно не помню, поцарапался ли я.

Шериф вздохнул с облегчением. Он сообщил, что место нападения на скот было с одной стороны обнесено живой изгородью из кустов ежевики; это совпадение с моими царапинами бросалось в глаза, и он не мог его игнорировать. Однако, казалось, он вполне удовлетворился моими ответами: скрывать мне было явно нечего — и стал более разговорчивым. Так я узнал, что как-то раз похожее обвинение было выдвинуто против Сета Бишопа, но, как и сейчас, доказать ничего не удалось: обыскали весь дом, и, к тому же, нападение на скот было столь немотивированным, что на основе одних лишь темных подозрений соседей привлечь к суду никого не смогли.

Я заверил его, что совершенно не против того, чтобы мой дом тоже обыскали. Шериф при этом ухмыльнулся и вполне дружелюбно сказал, что это уже сделано: пока я находился в его обществе, дом обшарили от чердака до погреба и ничего не нашли, как и тогда.

И все же, когда я вернулся к себе в долину, мне стало тягостно и беспокойно. Я пытался не заснуть и посмотреть, как будут развиваться события ночью, но мне не удалось. Я крепко уснул — и не в своей спальне, а в кладовой, где размышлял над странной и ужасной книгой, написанной Сетом Бишопом.

В ту ночь мне опять снился сон — впервые после самого первого моего сна в этом доме.

Мне снова явилось громадное бесформенное существо, поднявшееся из провала с водой в пещере под домом. На сей раз оно не было туманной эманацией, оно стало поразительно жутко реальным: его плоть казалась высеченной из древней скалы. Эта огромная гора материи венчалась головой без шеи. От нижнего края головы отходили гигантские щупальца, которые извивались и разворачивались, вытягиваясь на невообразимую длину. Все это поднималось из воды, а вокруг плавали Глубокие, содрогаясь в экстазе обожания и раболепия; и вновь, как и прежде, поднималась зловеще прекрасная музыка, и тысяча нечеловеческих глоток хрипло пела в восторге преклонения:

— Йяа! Йяа! Ктулху фхтагн!

И вновь донеслись звуки падения гигантских шагов под домом, во внутренностях земли…

В этот момент я проснулся и к собственному ужасу действительно услышал эти шаги под землей и ощутил, как содрогается дом и вся долина, и услыхал, как в отдалении затихает неописуемая музыка — в глубинах под моим домом. Охваченный смертельным страхом, я вскочил и выбежал прочь из дома, слепо пытаясь спастись, и столкнулся с еще одной опасностью.

Передо мной стоял Бад Перкинс, и в грудь мне было нацелено его ружье.

— Ну и куда это вы идете? — потребовал он.

Я остановился, не зная, что сказать. За моей спиной дом молчал.

— Никуда, — наконец, вымолвил я. Затем любопытство победило нелюбовь к соседу, и я спросил: — Ты что-нибудь слышал, Бад?

— Мы все это слышим каждую ночь. Теперь мы сами охраняем наш скот. И вам лучше будет это знать. Мы не хотим стрелять, но если придется — будем.

— Это не я сделал, — сказал я.

— Больше некому, — кратко ответил он.

Я просто физически чувствовал его враждебность.

— Так было, когда здесь жил Сет Бишоп. Мы не уверены, что его теперь здесь нет.

При этих его словах я ощутил, как на меня наваливается страшный холод, и в эту минуту дом у меня за спиной — со всеми его затаившимися кошмарами — показался более дружелюбным, чем эта тьма снаружи, где Бад и его соседи стояли настороже с оружием, столь же смертоносным, как и все, что я мог найти в своих черных стенах. Сет Бишоп, возможно, тоже столкнулся с такой ненавистью: возможно, мебель так и не внесли в дом, оставив на веранде как защиту от соседских пуль.

Я повернулся и пошел обратно в дом, не произнеся больше ни слова.

Внутри все уже было тихо. Нигде не раздавалось ни звука. Я с самого начала счел несколько необычным то, что в брошенном доме не оказалось ни следа мышей или крыс, зная, насколько быстро эти маленькие создания занимают обычно дома. Теперь я бы только обрадовался шороху их лапок или зубов. Но не было ничего — лишь смертельная, грозная неподвижность, точно сам дом знал, что окружен кольцом мрачных решительных людей, вооруженных против ужаса, которого сами не могли осознать.

Было очень поздно, когда я, наконец, уснул в ту ночь.

IV

На протяжении всех этих недель мое ощущение времени оставалось не вполне ясным, как я уже упоминал, Если память меня не подводит, после той ночи наступило почти месячное затишье. Я обнаружил, что охрану от моего дома постепенно убрали, только Бад Перкинс продолжал угрюмо караулить меня каждую ночь.

Должно быть, спустя недель пять, я проснулся как-то ночью в проходе под домом: я шел в сторону погреба, прочь от зияющей пропасти в дальнем конце пещеры. Разбудил меня непривычный звук — точнее, вопль ужаса, который мог принадлежать только человеку. Кто-то жутко кричал далеко позади. Я слушал этот голос в холодном ужасе и в каком-то летаргическом оцепенении: кошмарный визг и вой звучали то тише, то громче, и, в конце концов, резко и ужасно прекратились. После этого я долго еще стоял на том же самом месте, не смея двинуться ни вперед, ни назад, и ожидая, что крик сейчас возобновится. Но все было тихо, и я, наконец, пробрался к себе в комнату и в изнеможении рухнул на постель.

Наутро я проснулся, предчувствуя, что произойдет. Ближе к полудню все и началось. Хмурая толпа мужчин и женщин, просто исходивших ненавистью, и все вооружены. К счастью, их сдерживал один из помощников шерифа, и шествие сохраняло видимость порядка. Хотя у них не было ордера на обыск, они требовали позволить им обыскать дом. Я видел, как они настроены: было бы глупо стоять у них на пути. Я не делал никаких попыток к сопротивлению — лишь вышел наружу и распахнул перед ними двери. Они ринулись в дом, и я слышал, как они переходят из комнаты в комнату, внизу и наверху, передвигают мебель и сбрасывают что-то вниз. Я не протестовал: меня охраняло трое рослых мужчин, одним из которых был хозяин лавки в Эйлзбери Обед Марш.

Именно к нему я обратился, в конце концов, с вопросом, стараясь говорить как можно более спокойно:

— Могу я узнать, что все это означает?

— А вы будто и не знаете? — презрительно спросил он.

— Нет.

— Сегодня ночью пропал сын Джереда Мора — один возвращался домой со школьного вечера. А дорога здесь неподалеку…

Я ничего не мог сказать. Было ясно: они верили, что мальчик пропал где-то в этом доме. Как бы ни хотелось мне протестовать против произвола толпы, у меня в ушах стоял ужасный вопль, который я слышал посреди ночи в тоннеле. Я не мог выбросить его из головы, но не знал, кто это кричал, и понимал, что просто не хочу этого знать. Я был достаточно уверен, что они не найдут входа в тоннель: он был искусно скрыт полками в тесном погребе, но с этой самой минуты меня все равно охватила агония подозрения, ибо я знал, что со мной сделают, если по какому-то невероятному случаю найдут у меня на участке что-либо из вещей пропавшего мальчика.