Хож-Ахмед Нухаев - Давид и Голиаф, или Российско-чеченская война глазами варвара

• Название: Давид и Голиаф, или Российско-чеченская война глазами варвара
• Автор: Хож-Ахмед Нухаев
• Издательство: Независимая газета
• Жанр: Публицистика
• Год: 2000

Хож-Ахмед Нухаев — бывший начальник разведки у Дудаева, вице-премьер в правительстве Яндарбиева. Сейчас возглавляет Кавказский общий рынок.

---

Привыкший к гонке за «хлебом и зрелищами», к прагматичным и рациональным алгоритмам поведения, типичный гражданин цивилизованного мира крайне неохотно загружает свое сознание явлениями, которые не относятся к его ситуации, определенной пространственно-временными рамками «здесь» и «сейчас». Диапазон его мышления очень редко выходит за рамки контракта, по которому в данный момент своей жизни он существует и который четко регулирует все вопросы, касающиеся места и времени его контрактного, условного бытия. Если он высокого ранга чиновник, это место — столица его государства в отрезке от дома до офиса, а диапазон реально ощущаемого времени — от сегодня до ухода на пенсию. Если он солдат, эта точка — казарма, а время — от сейчас до следующего приказа. Так или по другому, для гражданина эпохи «нового времени» априорная категория пространства переводится на место снабжения «хлебом». Столь же априорная категория времени сводится к вопросу, когда подключиться к источнику «зрелищ», во сколько включить тот или другой канал своего телевизора. В этом смысле мир «чиновника» и «солдата» целиком ограничен двумя измерениями пространства и времени. Это «двухмерный» мир.

Начинать с гражданином такого мира разговор о российско-чеченской войне кажется бессмысленным. Как же ему охватить своим катастрофически близоруким, цивилизованным взглядом такое явление, как длящаяся беспрерывно уже пятое столетие российско-чеченская война? Это возможно. Пусть не для всех и пусть только на миг. Однако бывают мгновения такой эмоциональной обнаженности и такой духовной полноты, которых вполне достаточно, чтобы «двухмерное» существо — гражданин вновь превратился в «трехмерное» творение — в человека.

Как может произойти такая революция сознания?

Для объединенной вокруг телевизора виртуальной семьи, привыкшей к повседневным всплескам кровавых зрелищ то в одном, то в другом уголке где-то на периферии цивилизации, эти явления стали уже настолько банальными, что ей не стоило бы отвлекаться от ужина для их обсуждения, если бы не образы разрушенного до основания Грозного, у одних вызывающего перед глазами Гернику, у других — Берлин, а у третьих — Хиросиму. Именно эти образы уничтожаемого ковровыми бомбардировками, превращенного в руины, европейского, вполне цивилизованного города, вызвали у телезрителей в цивилизованном мире, привыкших чувствовать себя в своих цивилизованных городах уютно и безопасно, шок, выливающийся в удивленные вопросы: «Неужели это делает Россия? Неужели это возможно в стране Пушкина, Гоголя и Чайковского? Неужели в конце XX века еще возможно так обходиться с целыми городами?»

Потом, когда эти образы не исчезали и упорно возвращались каждый день, неделя за неделей, месяц за месяцем, потрясение перешло в тревогу. Появились беспокоящие мысли: «Да. Это действительно делает Россия. Однако не та, к которой мы как-то уже привыкли, а та, другая, которую мы уже забыли или вернее — надеялись забыть. Да. Это тот самый непредсказуемый, полудикий гигант, противоречивая душа которого способна одновременно порождать и насыщенные юмором «мертвые души», и истекающие кровью «преступления и наказания». Да. Этот медведь вновь поднял свою ужасную лапу. Как же мы так быстро забыли, что этот восточный дикарь, вместо того, чтобы договориться с Наполеоном, безумно сжег свою собственную столицу с ее библиотеками и университетом, с ее великолепным Большим Театром, с ее древними иконами Рублева и прекрасными храмами? Что затем он превратил одну шестую часть обитаемой им суши в один большой ГУЛАГ, методично, год за годом, истребляя десятки миллионов своих граждан. Что уже полвека он терроризирует своим ядерным арсеналом весь мир». После такой шоковой терапии у сидящего перед своим телевизором гражданина неизбежно возникают вопросы. «А что же там случилось на самом деле? Что так разозлило этого гиганта? Что это за горстка сумасшедших мятежников, которые, воюя с ним из-за своего пятачка земли, подвергают опасности весь мировой порядок, с таким трудом налаженный после десятилетий холодной войны?»

Во время российско-чеченской войны 1994-96 годов гражданин цивилизованного мира уже с самого начала ожидал, что этот «внутренний вооруженный конфликт» завершится в считанные дни или даже «одним десантным полком за два часа», как громко заверяла на весь мир готовящаяся к штурму Грозного Россия. Когда и этот штурм, а затем и вся война закончились российским поражением, цивилизованный мир, за исключением горстки военных корреспондентов, наблюдавших это чудо своими глазами в Грозном в августе 1996 года, воспринял этот невероятный факт так, как это было доступно его секуляризованному, рациональному сознанию: конечно, не как военную победу крохотной Чечении и, тем более, не как поражение могучей России. Это не поддающееся научному анализу явление было воспринято миром, привыкшим к парадигме «реальной политики», как случайное стечение не имеющих прямого отношения к боевым действиям, неблагополучных для российской милитаристской машины обстоятельств: отсутствия политической воли в Кремле, нехватки средств в государственной казне, недальновидности командиров, деморализованности солдат и прочее.

Когда накануне президентских выборов в прошлом году российские войска вновь вторглись на чеченскую землю, превратив всю равнинную и предгорную Чечению в лагерь смерти, а соседнюю Ингушетию — в концлагерь для чеченских беженцев, на этот раз цивилизованный мир поднял шум. Но не из-за внезапных угрызений совести за свое молчание во время минувшей войны. Дело вовсе не в Чечении или в защите «прав человека и гражданина», по букве международного права принадлежащих чеченцам как народу, который компактно проживает на своей исконной земле, обладает собственным языком, извечными традициями, унаследованными от своих предков, и собственными эффективными структурами традиционной власти. На этот раз Запад увидел, что, в отличие от России Ельцина, Россия Путина по-настоящему угрожает геополитическим интересам морской цивилизации Pax Americana в каспийско-черноморском регионе — на Кавказе. Разворачивая шумную кампанию в защиту чеченцев, Запад на самом деле наказывал Россию не за совершаемое ее руками кровавое преступление, не за геноцид в Чечении, а за ее риторическую наглость, проявившуюся в осуждениях натовских бомбежек Багдада и Белграда. Дисциплинируя таким образом Россию, Запад демонстративно поддерживает чеченских эмиссаров в Страсбурге, Брюсселе и Вашингтоне, прекрасно зная, что в первый подходящий момент использует Чечению как разменную монету в очередной «сделке» с Москвой, будь то на Балканах, Ближнем Востоке, в Северной Корее, словом, в любом грязном компромиссе из числа тех, которые постоянно совершаются за закрытыми дверями Совета Безопасности ООН, «большой восьмерки» или «президентских апартаментов» в гостиницах Давоса, Кранц-Монтана или Аспена.

Сегодня, на втором году войны, для наблюдателя изнутри ясно, что ни чудовищной военной машиной, ни террором невозможно сломить сопротивление чеченцев. Для чеченских воинов и для российских солдат уже очевидно, что Россия проиграла и эту войну. Для них нет сомнений, что исход этой войны будет аналогичен исходу войны 1994–1996 гг. Но политическому руководству в Кремле признать этот факт пока невозможно. Тесно связав свою судьбу с результатами российско-чеченской войны, надеясь с победой в этой войне возродить свою гегемонию на постсоветском пространстве и восстановить свое влияние на всем Кавказе, Россия стремится решительно повернуть геополитический баланс сил на евразийской суше в свою пользу. Признать свое очередное поражение в Чечении — это раз и навсегда признать крах всей пятисотлетней стратегии экспансии на Юг, к теплым морям. Но несмотря на эту страусиную политику бегства от реальности в иллюзорный мир сконструированных государственной пропагандой фикций, поражение не за горами, оно уже здесь, и признать его придется очень скоро.

А что при столкновении с этим фактом случится с массовым сознанием гражданина цивилизованного мира? Как он справится с этим вызовом? Путь к правильному ответу проторили те немногие из обозревателей российско-чеченской войны, которые побывали в эпицентре сражения и увидели силу чеченского удара, или те, которые, сидя перед телевизором, почувствовали тревогу и, освободившись от рабства стереотипов, сумели поставить себе ряд фундаментальных вопросов: «А что это за сила? Откуда она? К чему она стремится? В чем ее конечная цель? Чем объясняются непреклонность этой горстки «варваров» и их победы над «империей зла»?». Наиболее близко к ответу подошли те, кто в четырехсотлетней войне чеченцев против России увидели аналогию с произошедшим три тысячи лет назад сражением Давида с возглавляющим силы филистимлян Голиафом.

Почему я настолько уверен в истинности этой аналогии, ее соответствии самой сути российско-чеченской войны? Потому что смотрю на эту реальность глазами чеченца и мусульманина, что в фундаментальном смысле — одно и то же. Эти два слова — не два знака, обозначающие различные объекты, а два имени единой, неделимой реальности абсолютных императивов.