Газета День Литературы - Газета День Литературы # 93 (2004 5)

• Название: Газета День Литературы # 93 (2004 5)
• Автор: Газета День Литературы
• Жанр: Публицистика

---

"Яркий солнечный полдень рассыпался по Речникам. Мелкая молодая листва на деревьях просвечивала, пенилась на ветру и плескалась под балконом. Служкин на балконе курил. Справа от него на банкетке стояла дочка и ждала золотую машину. Слева от него на перилах сидел кот. Прямо перед ним уходила вдаль светлая и лучезарная пустыня одиночества".

Вот такой предложен автором актуальный набор для выбора дальнейшего исторического пути. Опять же — каждому свое...

ОГОНЬ

Сергей АЛЕКСЕЕВ. Скорбящая вдова (Молился Богу сатана).— М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2004, 314 с.

Серия — "Русская остросюжетная проза". Среди персонажей — царь Алексей Михайлович Романов (Тишайший), протопоп Аввакум, боярыня Морозова, Князь Тьмы, бояре, крестьяне, духи умерших, бесы и прочие действующие, а равно бездействующие лица, физиономии, а также откровенные хари. Сюжет — умыкание из-под царевой власти Наследства царевны Софьи Палеолог, "сорока возов" с мудростью мира, включая оригинал Евангелия от Матфея. Исторический триллер по канве XVII века Сергеем Алексеевым замешан на славу — так и просится на экран. Только вот полустихотворная стилизованная под старину речь романа вряд ли зазвучит там. За 12 лет сценарий для Мосфильма и даже для Голливуда не пишут.

Призыв сожигаемой боярыни Морозовой: "Не балуйте царя!" — звучит, надо признать, сверхактуально посегодня. Впрочем, как и рассуждения Тишайшего, обращенные к Аввакуму: "Как я замыслил, так и стало. Не Никона — другого б посадил. И всякий сотворил бы то, что сотворилось. Не лепо нарушать устройство и резать по живому, бросать на землю и попирать ногами славу дедов, худо раскол чинить и сотрясать устои, и возмущать толпу… Все скверно, но надобно — нужда… Зачем? Чтоб утвердиться на престоле. Ты сведомый в делах духовных, но помыслы царей и царств совсем иные. Род царственный сменить — се не кафтан переодеть. Бориска Годунов зело хотел, царевича убил, освободился от Царьграда и тайно мыслил совокупиться с униатством, всем иноземцам зад лизал. Иванову главу поднял на пять сажен, чтоб утвердиться, а пушку лить велел, что не стреляет… Подняться мыслил, встать на ноги, да не посмел разрушить прежний строй, уменья не достало, воли. Приданое в руках держал и ведал его силу! Но не решился воздеть над головой и крикнуть: Святая Русь — суть Третий Рим!.. А еже бы решился — престолом бы и ныне владели Годуновы. Так-то, распоп… не усидеть тому, кто старым жиром кормится, кто подданных своих травой питает. Увы, Петров сын, Аввакум, младому зверю и должно есть сырое мясо, с кровью… Святой Владимир Перуна отринул, попрал тысячелетний ряд (с тысячелетним, конечно, и поспорить можно, но не суть.— В.В.) и свой срядил. Огнем крестил, мечем, и посему пять сотен лет владел престолом род его. Вот и помысли, Аввакум: не учини раскол, не дай вкусить огня — удержатся ли на престоле мои потомки?"

Короче, "молился Богу сатана и вымолил Россию для мучений!"

МЕСЯЦ АМИКОШОН

Андрей ТУРГЕНЕВ. Месяц Аркашон.— СПб.: Амфора, серия "Новая волна", 2004, 302 с., 3000 экз.

В 1990 году на конференции "Постмодернизм и мы", проведенной Литературным институтом, мало кому еще ведомый уральский самородок Вячеслав Курицын, слегка стесняясь первого выхода "в большой свет", сделал яркий и сразу запомнившийся доклад о родстве современного постмодерна с первобытным искусством. Как нередко случается в подобных ситуациях, самородок сразу оказался в опытных руках ювелиров... Где-то подрезали, где-то, наоборот, прирастили — огранили, в общем, до полной неузнаваемости.

В 2002 году, 12 лет спустя, его появление на публичном обсуждении романа Александра Проханова "Господин Гексоген" вызывало уже следующие комментарии: "Курицын пришел, а он просто так никуда не ходит". То есть репутация уже установилась, и жизнь — удалась.

Однако, судя по всему, существует не только "память металла", но и "память кристалла". Уже авторитетный критик "новой русской литературы" решил на время сам "стать водой" и написал свой "Месяц в деревне" (отсюда, видимо, и псевдоним). Деревню для этого отыскал, понятно, в "Европке" (говоря словами одного из персонажей "Аркашона") и задумал, в качестве бриллианта чистой воды, произвести гамбургский расчет со всеми ювелирами мира, вместе взятыми.

Для чего с разными вкусными частностями (например: туристы и устрицы — близкие по смыслу слова) описал полный трах-тарарах в рамках шенгенской богемы, сексуально сливающейся с элитой. И в меру понимания оной богемы, разумеется. Под этот разнообразный трах-тарарах вскользь высказано несколько важных для автора и, видимо, выстраданных им самим мыслей: вроде того, что мировая элита едина, однако находится на пороге больших перемен, когда "мембрионы" (тоже вкусный транслингвистический синтез слов member в смысле "член общества" и "эмбрион) "золотого миллиарда" будут безжалостно выкинуты этой самой элитой на сквозняки мира, несмотря на то, что они "свои" и вот уже сотни лет жили рядом в "нижнем городе". Поэтому в преддверии подобных больших перемен, в этот случающийся раз в столетие месяц амикошон, шанс выбраться "наверх" получают разные особо одаренные особи из нижнего мира с безотказным членом и прочими нужными талантами. Как это, собственно, и происходит с главным героем [романа] (так, в скобках квадратных, обозначена жанровая принадлежность издательством "Амфора"): жиголо и танцором.

"Всех делов,— повторяет Алька,— не замыкаться. Не бояться выйти за пределы. Вот так". Финальная мудрость из сферы занимательной геометрии. Хэппи энд. 10 баллов в шорт-лист. Оно и ясно: критик критику — как ворон ворону, а не как человек человеку...

Но что касается пародийной сцены кульминации-развязки в пещере со стрельбой, рвотой и прочими профессиональными фокусами; что касается следующих суперэлитных сентенций: "А ты забудь... о человеке. Недолго ему осталось, человеку. Пора репетировать исчезновение. Создавать общие семьи с животными, прививать себе гены растений, вводить в кровь порошок минералов",— это, всё, конечно, от страха быть собой, от невозможности исполнения заветного желания: восстановиться в своем прежнем, самородном, богоподобном состоянии. И ни месяц, ни год, ни сто лет амикошонства с "мировой элитой" (которая, заметим, по природе своей вовсе не элита, а всплывшая наверх и застывшая буржуазия) здесь не помогут.

Минералы, говоришь...

НА СВОЕЙ ЗЕМЛЕ

Александр ТРАПЕЗНИКОВ. Царские врата.— М.: Андреевский флаг, серия "Русская современная проза", 2003, 336 с., 10000 экз.

Ни роман Александра Трапезникова "Царские врата", ни повесть "И дам ему звезду утреннюю", в отличие от всех других книг нынешнего обзора, в списки "Национального бестселлера" 2004 года не входили. Это ни хорошо, ни плохо — просто такова реальность нынешнего литературного процесса: далеко не всё, достойное внимания, замечается.

"Хитрость строит, и у нее успех, всё ей удается, но вдруг бывает что-то незначительное — и всё построенное ею здание разлетается. Правда всегда испытывает затруднения, строить ей очень трудно, но когда окончится строительство, все вдруг увидят, как это прочно. В этом мире много правд и много неправд. Но все правды и все неправды этого мира — полуправда и полуложь, и они не отражают сущности. Есть одна правда — правда Божия, и она единственно спасительная".

Проза Александра Трапезникова тоже строится трудно, но стремления к правде Божией у нее не отнимешь. И если в малых формах — рассказа, например,— писателю, складывается такое впечатление, порой тесновато, то на пространстве повести или романа он чувствует себя почти как рыба в воде. Хватает и кислорода для дыхания, и самого дыхания, и сил для игры даже...

Трапезников — русский писатель. Не по крови только и не потому, что клянется в любви к России или пишет на русском языке. Есть в нем спокойная такая основательность отношения к себе и к другим. Раньше ее, наверное, не было: иначе как объяснить, что его герои — совсем юные по возрасту? Если бы юность умела...

В прозе Трапезникова — умеет. Прежде всего — трезво оценивать даже тех, кто сегодня выступает как враг. "Вы тоже подлые. И трусливые. Все попрятались, когда Союз рушился. А был и моей родиной. Жили бы вместе, не ссорились. Мы маленький народ, но теперь вы воюете с нами десять лет, и всё равно никогда не победите. Корень ваш вырван... Исчезнете вы все скоро",— говорит Коле Нефедову ("Царские врата") хозяин рынка Рамзан, который в эпилоге уедет в Чечню — главой районной администрации. Или Аслан, "царь Останкино" из повести "И дам ему звезду утреннюю": "Жутко крутой и жестокий, но чем-то притягивает к себе... Может быть, смелостью?.. Он всегда спокоен. Даже если над головой из пулемета стрелять". Но юные герои Трапезникова идут до конца: "Мне ли кого-то бояться на своей земле? И я пошел им навстречу".