Михаил Савеличев - Фирмамент

• Название: Фирмамент
• Автор: Михаил Савеличев
• Жанр: Научная Фантастика

Солнечная система и Человечество — единственная реальность в мироздании. За границей Плутона расположена сфера неподвижных звезд — Хрустальная сфера, Крышка, фирмамент. Человечество освоило Солнечную систему, но не может выйти за ее пределы. Допущение — если нет звезд, то нет и морали. Нечто в мироздании стремится изменить его. Проводниками изменений выступают трое главных героев — Кирилл, Одри и Фарелл. Каждый из них и мироздание через них, как медиаторов, проигрывает различные варианты бытия с тем, чтобы найти ту вероятностную линию, где нет Крышки, где существуют подлинные звезды, мораль, добро. Это Нечто (его символами выступают Лев, Орел и Вол) играет вероятностями — раз за разом создает все новые сценарии и новые миры. Миры рождаются и гибнут, сменяют друг друга, но не меняются сами люди и фирмамент остается непреодолимым.

---

Толпящиеся вокруг уроды заслоняли горизонт, но дело было не в них, а именно в горизонте — невероятно далеком и изгибающемся почему-то вверх, пытаясь закуклить безжизненную юдоль, словно бесплодная матка могла породить что-то еще, кроме снежной белизны и ветра. Борис отчаянно тыкал в безымянные фигуры, но они не понимали его, подхватывая под дергающиеся руки и стараясь усадить на коффин, но даже не это пугало, а насмешливая ирония мира, окатившая не банальным и привычным дежа вю, а полностью перекроившей окружающий пейзаж в угоду непроявленных сил, насмешливо оставивших ему память (память?) о рвущихся сквозь ледяную мантию костях здешней земли.

— Где горы? — вопрошал он отчаянно. — Где горы?

Сердце отказывалось втискиваться в новую реальность, оставшись жалким горячим комочком на испещренном кровавыми иероглифами леднике, но кровь еще бежала по инерции сквозь артерии и вены, постепенно замедляя ход и выталкивая Бориса в темноту коффина, где скалилось безглазое и безносое лицо недоделанной куклы, но тут сильный удар обрушился на грудь, тонкое жало вонзилось в пустоту, впрыскивая адреналин и ужасом загоняя дряблый мешок в тактовую жизнь…

Все-таки гор не было.

Колоссальный аммонит окаменел под ядовитым небом, покрылся трещинами и рассыпался в мельчайший песок, уносимый штормовым ветром плотными тучами жалящих ос. Лишь кое-где еще возвышались невысокие ребра-осколки исчезнувшей многокилометровой раковины, да спиральный отпечаток намекал на невозможное эволюционное чудо. Изгибаясь логарифмической кривой к чернеющему центру, поверхность была выщерблена крошечными вмятинами скомканной и разглаженной бумаги. Тонкие пластины вибрировали от резких ударов шквала и рассыпали по равнине заунывный вой древнего горлового пения — реликта замерзших цивилизаций, эфемерного создания, неподвластного времени, наводящего смертную тоску суеты сует. Атмосферные реки вгрызались в отполированный фирн, запускали щупальца в невидимые трещины, зачерпывали мелкую крошку разлагающегося льда, прорисовывая русла и притоки серебристыми и розовыми мазками смертельно раненого солнца. В полном соответствии с иллюзией все новые и новые вихри переваливали через чашу горизонта и обрушивались на звенящий колдовской бубен, вплетая в рев мелодий обертоны присутствия чужаков.

Одри поднялась с колен и повернулась к Фареллу.

— Физически с ним сейчас должно быть все нормально. Но психологически…

— О каких горах он толкует? — вмешался Кирилл.

— О тех, на которые мы упали, — сказал Мартин и, сделав паузу, добавил:

— По его версии вселенной.

— Что значит — "по его версии"? — спросил Фарелл. Команда никогда не отличалась особой нормальностью мышления, да и кто после приютской «корежки» мог считать себя нормальным под Крышкой? Но такое, здесь и теперь…

— Он выпал из последовательности. Перекоммутировал. Дал сбой. Туннелировал из параллельной реальности, — предложил свои версии Мартин.

— А ты специалист по реальности? — съязвил Кирилл.

Мартин невозмутимо щелкнул пальцами.

— Его стоит сейчас о чем-то расспрашивать? — поинтересовался Фарелл.

— Лучше сделать вид, что ничего не произошло, — ответила Одри.

— Вот поэтому я лучше знаю реальность, — заметил Мартин. — Я не умею делать вид.

Голоса прорывались сквозь плотную завесу мира обрывочными, противными звуками, окрашенными неуверенностью, злостью и раздражением. Они вспыхивали в голове ослепляющим смыслом, высвечивая его собственную звенящую пустоту наверное так чувствовал себя сперматозоид после оплодотворения яйцеклетки потеря всякого смысла существования, причем не кажущегося, не воображаемого, а — фундаментально биологического. Но впрыснутый в сердце страх шаг за шагом вырывал из промежутка небытия, вытаскивая в соседнюю реальность сквозь пока еще редкие трещины Ойкумены.

Миг синхронизации был неуловим — ляпуновские такты биологических и физических механизмов совпали, сцепились, принялись в крепкие объятия и потащили на гребне гипостазированной алогической становящейся вечности прочь от пробоины, дефекта мира в бесконечную мерзлоту антарктического дня. Борис вздохнул рафинированный кислород и встал с коффина. Бессмысленные маски пялились на него выпученными моноглазами, и лишь по размерам и меткам можно было выявить в этом остаточном сне разума невысокую Одри, квадратного Фарелла, тощего Кирилла и шкафообразного Мартина, словно карикатурист подбирал столь визуально разношерстную и эксцентричную труппу.

— Борис, дружище, как ты? — Фарелл.

— Не скажу, что это уж совсем неприятное занятие — протыкать тебя иглой, — Одри.

— С возвращением, — Кирилл.

— Идти нужно, — Мартин.

Фонемные тени внешних данных и внутреннего содержания. Пора вливаться в бытие.

— Привет, — помахал Борис рукой. — Я снова с вами.

— Посовещаемся, — предложил Фарелл. — Окружающая местность пока не дает нам шансов отсюда улететь. Или дает?

— Не дает, — сказал Кирилл. — Я осматривал шасси — мы здорово приложились при посадке, и второго такого испытания на взлете шлюпка не выдержит.

— Постойте, подождите, — Борис еще с трудом осваивался в неприятно чуждой реальности. — А вертикальный взлет? И почему на корабле ВС — челнок с крыльями? Они где на нем летать собирались?

— О, — воскликнула Одри, — вопрос вопросов!

— Хотите обсудить тактику десантно-штурмовых отрядов? — хмуро осадил Фарелл. — Не стоит терять время. Примите как данность — в нашем распоряжении только самолет и самолету нужна взлетная полоса высокого качества.

— Это было нашей единственной проблемой, коммандер? — задумчиво спросил разглядывающий горизонт Мартин.

— Да.

— Теперь у нас появилась более неотложная задача, — показал Мартин. "Мамонт".

Связь бесцельного — свет. Взгляд, радар, импульс, цвет — самые быстрые узелки судьбы, скользящие по складкам мироздания, чтобы в безумстве танца Шивы успеть воссоединить старое в вечно новое, уложиться в отведенный квант и сдвинуть вселенную из прошлого в настоящее. Редкой упаковки световых волн достаточно для изменения судьбы, и чудо в том, что виртуальное море потенций имеет лишь случайные общности с движениями шарообразной души мира, бросающей редкие зайчики в непроницаемую мглу артикулированного хаоса человеческих мыслей. Фантомы бороздят отягощенный культурными артефактами рифов космос желаний, страстей, высекающих в меональном становлении единого нужные искры подлинных изменений. Мир может подойти к своему концу банальной фразой или мыслью, в нем нет места героическим свершениям и мифологической циркуляции кармических сюжетов, мир — лишь взгляд, человек волен бросать его в небо, или вообще закрывать глаза на распад и тлен.

Связанные воедино уже предуготовленной судьбой, в бесконечный раз желающей сразиться сама с собой с предвечно известным результатом, находились на одном конце протянутой стрелы времени, уравновешивая шагающее чудовище со стальными синтетическими мышцами, допотопной яростью и изощренным военным интеллектом. Зажатые между ледяным щитом и синим небом люди спокойно ожидали приближения машины. Абсолютная вина ничего не добавляла в предстоящее избиение, не будила особых эмоций, кроме страха, как обратной стороны не трусости, а гормонального всплеска, разжигающего в слабой механике костей и мышц смертельные костры напряжения и отчаянной ярости по отношению к судьбе.

— Вид? — спросил Фарелл.

— "Мамонт", триста тонн брутто, компенсирующий антиграв, ядерный движок, ракетное оснащение. Неповоротлив в маневренном бою, но незаменим в осадных операциях, — ответил Борис.

— И кого он здесь будет осаждать? — поинтересовалась Одри.

— Надо полагать — нас, — сказал Кирилл.

— Какой он огромный, — пробормотала девушка. — Может быть, мы мирно пройдем мимо? Может, он по своим мамонтиным делам решил прогуляться?

— Слишком уж уверенно на нас прет, — отметил Фарелл. — Шансы?

— Незначительные, — сказал Мартин, — Я знаю повадки этих хоботных. Он не будет тратить на нас ракеты. Он растопчет нас по одному. Устроит самую увлекательную из охот — охоту на человека.

— А здесь больше и не на кого охотиться, — подтвердил Кирилл.

"Мамонт" не особенно торопился. Бежать им было некуда, поэтому можно в полной мере насладиться приближающимся моментам сладостного ощущения, когда под широкими ступнями будут лопаться теплые шарики человеческой плоти. Людишки оцепенели в обессиливающем страхе, в призрачной надежде разглядывая надвигающуюся гору смерти, излечивающую от жизни ухмылку мудрого Ганеши, весомо и основательно вбивающего каждый шаг в податливое тело антарктического моллюска, взметая фонтаны снега, яростно поддевая бивнями миллионолетний лед и хоботом забрасывая на лохматую разгоряченную спину подручный охлаждающий материал.