Андрей Горохов - Музпросвет

• Название: Музпросвет
• Автор: Андрей Горохов
• Издательство: Ad Marginem
• Жанр: Искусство и Дизайн
• Год: 2003
• ISBN: 5-93321-059-5

Первая краткая история современной музыки после рок-н-ролла, написанная по-русски. Семидесятые, восьмидесятые, девяностые и нулевые. Базовые стили от регги до easy listening, от техно до транса, от индастриала до пост-рока с остановками в фанке, диско, трип-хопе, драм-н-бейсе, хаусе и др. Ключевые термины новой музыкальной реальности, история «новой волны», рождение электроники и диджейства, портреты музыкантов, совершивших революцию в звуке и способах его записи, фрагменты интервью с Ли «Скретч» Перри и участниками группы Kraftwerk. Все это в авторской книге кельнского музыкального критика, ведущего передачи на «Немецкой волне», Андрея Горохова.

---

Фанатики гоа-транса — ненормально радостные, оптимистичные и позитивно мыслящие люди. По своему мировосприятию они очень похожи на членов какой-нибудь неопасной секты с восточным уклоном. Многие из них — бывшие металлисты и поклонники жесткого техно, если верить трогательным автобиографиям, которые они публикуют в Интернете. Все они уверены, что при помощи гоа-транса на них сошло просветление, гоа-трансом, как нектаром, они питают свой ум.

Многие из них полагают, что гоа-транс сам по себе настолько силен, что не нуждается ни в каком наркотическом подкреплении, то есть музыка действует лучше любого наркотика. Часто приходится сталкиваться с утверждением, что, танцуя, они буквально видят музыку — и это без наркотиков. Кое-кто, однако, не скрывает, что экстази и ЛСД усиливают радужное впечатление.

Nu-trance

Каждое лето британские клубные журналы — такие как Muzik, Mixmag или DJ — начинают уверять, что возвращается транс и мода танцевать на лоне природы — на траве и на песке; похоже, что иначе пролетарская молодежь поедет на Ибицу безо всякого удовольствия. И каждой осенью — огромных размеров отчеты о проделанной работе: транс не вернулся, но было все равно здорово. Если ты там был, можешь вспомнить и порадоваться, глядя на пестрые фотографии курортного разгула, если тебя там не было, — имеешь шанс порадоваться еще больше.

Весной 2000 года опять пошли косяком сообщения о том, что пси-транс возвращается. Откуда? Оказывается, он переселился в Пуэрто-Рико, Бразилию, Колумбию, Боливию, Польшу, Венгрию, Македонию, Хорватию, Австралию, Португалию, Грецию, Израиль, Россию. Похоже, что в ближайшем будущем на каждом уважающем себя международном курорте будут проводиться пляжные транс-парти в порядке, так сказать, глобализации Ибицы.

12. Обволакивание

Разговоры об «обволакивающей» музыке, о музыке, «наполняющей» и даже «строящей» пространство, в применении к техно-эмбиенту просто неадекватны.

Ambient

Эмбиент во многих отношениях подобен трансу.

Это неагрессивная техноидная музыка, как и транс, явившаяся реакцией на безумный хардкор. Для потребителей и транса, и эмбиента была характерна ментальность неохиппи.

Правда, транс — это танцевальная музыка, а эмбиент уже, пожалуй, нет. Эмбиент заводили в чилл-аут-зонах (chill-out zone) — специальных помещениях, где рэйверы приходили в себя после многочасовых танцев и курили траву под негромкий монотонный перестук.

И, как и слово «транс», слово «эмбиент» на самом-то деле имеет совсем другой смысл. Вообще говоря, эмбиент — это довольно любопытная идея расфокусированной и петляющей на одном месте музыки, музыки, в которой ничего не происходит, но эта идея подверглась в 90-х такой девальвации, что, употребив слово «эмбиент», хочется вымыть рот с мылом. Одна надежда на то, что скоро все забудут, что оно когда-то на самом деле значило.

The Orb

В рамках клубной культуры об эмбиенте заговорили в 1989 году с появлением проекта The Orb. Его лидер Алекс Паттерсон был знаком с идеями Брайена Ино, но главным источником своего вдохновения называл космически-экспериментальный хиппи-рок таких групп, как Soft Machine, Gong и Pink Floyd.

Первый долгоиграющий альбом The Orb носил роскошное психоделическое название «A Huge Ever Growing Pulsating Brain That Rules from the Centre of the Ultraworld» («Громадный постоянно растущий пульсирующий мозг, который правит из центра сверхъестественного мира», 1989).

Он был встречен на ура, критики поняли, что The Orb — это Pink Floyd сегодня, а эмбиент выполняет функцию регги десятилетней давности. Как известно, в конце 70-х измученные амфетамином панки переводили дух под регги, через десять лет поколение рэйверов, измученное наркотиком экстази, переводило дух под эмбиент. Алекс Паттерсон был вполне в курсе своего значения для мировой культуры и скромно уверял, что делает танцевальную музыку для тех, кто не в силах оторвать задницу от стула.

The Orb 90-х — это неагрессивный и вполне танцевальный брейкбит. Слухи о его ненормальности сильно преувеличены. В 92-м на сцене появились Aphex Twin и Future Sound Of London (FSOL).

С ликвидацией транс-моды обессмыслилось и слово «эмбиент» в качестве названия стиля, заторможенный брейкбит в середине 90-х начали называть словом downtempo.

Арhex Twin

Ричард Ди Джеймс — пожалуй, самый знаменитый эксцентрик и самодур новой электронной поп-музыки.

В 92-м, когда Ричарду исполнилось двадцать два года, он под именем Aphex Twin выпустил техно-номер, изготовленный из семплированного звука ди-джериду — духового инструмента австралийских аборигенов. Посыпались предложения выступать и выпускать новые пластинки. Но внезапно обнаружилось несколько довольно странных вещей: во-первых, у молодого человека очень много записанной музыки. «Очень много» означало десятки часов. Во-вторых, молодой человек не хочет эти сокровища делать достоянием широкой общественности. А в-третьих, он свою музыку не столько записывает, сколько паяет. Юношу разочаровали возможности обычных синтезаторов и ритм-машин: «Синтезаторы изготавливаются для массового потребления, они могут только варьировать хорошо известные звуки и быстро надоедают. Однако их электроника способна на большее. Но для этого нужно разобрать ее на составные части, чтобы иметь возможность настраивать каждый из блоков в отдельности».

Ричард конструировал уйму шизофренических электронных монстров, комбинируя фрагменты электронных схем радиоприемников, телевизоров, телефонов, холодильников и фенов. Блоки усиления и обработки электрических сигналов соединялись вместе и встраивались внутрь японских синтезаторов, которые, сами себе удивляясь, начинали гудеть, звенеть, скрипеть и попискивать довольно непривычным образом. Но Кулибин техно пошел еще дальше: он вносил изменения в электронную схему уже довольно сильно изуродованного синтезатора непосредственно в процессе звукоизвлечения. При помощи дополнительных проводов он под напряжением замыкал различные контакты электросхемы, причем занимался этим не только в домашней студии, но и во время концертов перед тысячами танцующих рэйверов. Его деятельность была, естественно, далеко не безопасна: короткое замыкание или удар током — обычное дело. Один раз после особенно сильного удара он был отправлен в больницу.

Aphex Twin, мягко говоря, эксцентричен. Однажды он выступал в Московском клубе офицеров в мрачном и сыром подвале. После концерта его, как обычно, отвезли в больницу. Выйдя из нее, Aphex Twin решил прикинуться шизофреником и во время танцулек в Лондоне мрачным голосом заявил со сцены: «Мы все летели в самолете, но упали и разбились. Вы все подохли, один я выжил и теперь вас съем». Композитора чуть было опять не госпитализировали.

Немного разбогатев, Aphex Twin купил себе подержанный танк. Танк стрелять не мог, зато ездил — ого-го-го! Aphex Twin разъезжал на нем по окрестностям своего дачного поселка в графстве Корнуолл, пугая овец и фермеров. Правда, иногда мотор танка глох прямо посреди проселочной дороги, поэтому телеги с сеном попадали в неведомую в этих краях пробку. Крестьяне кляли Гудериана техно на чем свет стоит, а он шел пешком по полям искать буксир.

Future sound of London

«Моя цель — делать музыку, страдающую половым бессилием», — гордо заявлял Гэри Кобейн (половина дуэта FSOL). При этом сам он половым бессилием, разумеется, не страдал, а вел довольно динамичный образ жизни.

Гэри Кобейн: «Моя жизненная философия такова: каждый человек получает колоду карт. Вот ты родился, у тебя в руках свежая колода карт, и тебе, скажем, нравится Дэвид Боуи. Естественно, каждый подросток стремится подражать своему кумиру и полагает, что при удачном стечении обстоятельств он мог бы стать вторым Дэвидом Боуи. Тысячи людей мучаются от своей неспособности стать Дэвидом Боуи, а ведь это чистое безумие. Сильный человек должен сформировать себя, не опираясь на общеизвестный образец. Это очень сложное дело, и успех не гарантирован. Если ты всерьез пытаешься стать ни на кого не похожим, то можешь свихнуться еще быстрее, чем те, кто простодушно подражают Дэвиду Боуи…» — задумчиво цедит Гэри Кобейн.

Но тут его мысль делает неожиданный прыжок: «Стать вторым Дэвидом Боуи — романтическим героем — невозможно, потому что эпоха романтизма, то есть толстых романов, в которых любили, страдали и гибли эти самые романтические герои, прошла. По телевизору идет несколько десятков программ одновременно, и никто не в состоянии досмотреть хотя бы одну из них до середины. Современный человек запирается в своей квартире и ничего не желает знать о том, что творится на улице… а там, кстати, действительно, ничего не происходит. Человек хватается за пульт дистанционного управления и случайным образом переключает телевизор с программы на программу. Что при этом происходит? Телезритель попросту семплирует, то есть вырывает из контекста и запоминает, бессвязные обрывки, фрагменты, реплики и стоп-кадры. Поэтому он и не может стать похожим на целостного и целеустремленного романтического героя прошедших эпох, который соответствовал одной от начала до конца просмотренной передаче. Человек с пультом дистанционного управления в руках создает свою собственную, хотя и несколько шизофреническую, телепрограмму, а заодно — и свой внутренний мир. Мы, разумеется, тоже этим занимаемся. Мы не принимаем за чистую монету ту дрянь, которая на нас прет, и уж, конечно, не хаваем ее от начала до конца. Если, скажем, я поверил рекламе и купил компакт-диск за пятнадцать фунтов стерлингов, а дома обнаружил, что его невозможно слушать, то я не буду убиваться, а вырежу из него какой-нибудь кусок музыки. Фирма грамзаписи украла у меня пятнадцать фунтов, а я украду у нее несколько секунд звука, причем не в качестве романтической мести, а просто потому, что настали новые времена.