Юрий Перов - Прекрасная толстушка. Книга 1

• Название: Прекрасная толстушка. Книга 1
• Автор: Юрий Перов
• Издательство: Столица-Принт
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2003
• ISBN: 5-98132-001-X, 5-98132-002-8

Героиня нового романа известного писателя и киносценариста Юрия Перова и впрямь красавица с пышными формами, пользующаяся необыкновенным успехом у мужчин. Среди ее поклонников зловещий Берия и вор "в законе", знаменитый футболист и великий тенор, космонавт и скульптор с мировым именем… По сути дела любовная эпопея Марии — это история нашей страны 50-х — 80-х годов.

---

Мамину подругу звали Ольга Николаевна. Она была заведующая отделением. Я постеснялась к ней обращаться, и это было самой страшной моей ошибкой… Ведь можно было сказать ей, что я замужем, тем более что штампа о разводе я в паспорт, к счастью, еще не поставила. Как знала. А то бы мне еще не того пришлось хлебнуть в консультации, где к будущим матерям-одиночкам, вопреки всем постановлениям правительства, и тогда и сейчас относятся как к врагам народа.

Аборт мне делал дежурный хирург. Как это происходило, я не стану здесь описывать. Скажу только одно: как в каменном веке, когда не было еще ни веселящего газа, ни внутривенного укола, ни вакуумной установки… Короче говоря, скоблили меня практически по живому…

Дежурный хирург был усталый, злой и безжалостный. Ассистировал ему какой-то коренастый малый с колючими глазами и широкими ладонями лопатой. Я еще успела подумать, что с такими руками надо на лесоповал, а не в женскую хирургию, и опять ошиблась. Уж лучше бы операцию делал он. Эти руки оказались золотыми. Но кто мог знать?

После аборта меня поместили в палату, где кроме меня лежали еще пять человек. Хорошо, что моя кровать была около окна и я могла, отвернувшись, смотреть на начинающую желтеть листву и отдаваться своим мыслям, в которых со сладострастным наслаждением предавала всех своих мужчин таким страшным смертям, по сравнению с которыми гибель рыжего капитана в зубах касатки не страшнее детской прививки против ветрянки.

Не столько было больно, сколько обидно, что природа так несправедливо поступила, распределив на нашу долю все страхи, страдания и мучения, а на долю этих паразитов — одни удовольствия.

Ведь подумать страшно, что бедным женщинам приходится терпеть на этом свете! Сперва боязнь зря потерять невинность, потом во время самой потери боль, потом бесконечный страх забеременеть, потом тайные опасения, что он окажется подлецом и не женится, как обещал, когда соблазнял…

Правда, лично у меня было все по-другому, но тут, под горячую руку, я крушила мужиков, не разбирая лиц и жизненных обстоятельств. Потом, когда они наконец соизволят жениться, боишься, как бы не ушел к другой. Если он никому не нужен, боишься, как бы не запил. Когда и с этим все в порядке, вдруг оказывается, что он игрок, и все равно твоя жизнь летит ко всем чертям. Потом ты не вовремя беременеешь и тебя кромсают ножами по живому, а эти сволочи пьют свое шампанское и в ус не дуют…

Исключительно шампанское пил Певец, но он в этой ситуации был вообще ни при чем. Он не очень-то и настаивал на нашей близости, и я не очень-то и хотела. Просто после концерта ему не с кем было пойти в ресторан, потом не с кем было вернуться домой, потом не от кого было услышать, что он гений, что он лучший из лучших, потом было что-то недоделанное, неопределенное в моем положении, потом в ресторане на меня «положил глаз» известный музыкальный критик, который незадолго до этого написал хвалебную рецензию о вечном сопернике Певца, потом просто погода была такая, и Певец отвел меня к себе наверх, где у него был кабинет и спальня и висели гимнастические кольца, на которых он с легкостью, несмотря на свой возраст, честно отработанный концерт, выпитое шампанское, плотный ужин и позднее время, продемонстрировал несколько гимнастических упражнений, чем и вызвал мое искреннее изумление и восторженный блеск в глазах, который, очевидно, принял за привычный «сырный» восторг… Одним словом, он тут был совершенно ни при чем, хоть старался и совсем не ударил в грязь лицом…

А если б я оставила ребенка, исступленно думала я, то мне пришлось бы корчиться в страшных муках, рожая его, потом кормить, после чего мои прекрасные груди повисли бы в районе пупка как спущенные воздушные шарики и никому уже больше не были бы нужны…

— Потом нужно растить одной этого ребенка, а им что? Их дело не рожать, сунул, вынул и бежать. Да чтобы я хоть одному кобелю теперь дала, да никогда на свете! Да пусть у них теперь мудя от хоча отвалятся — на километр не подпущу…

Я не заметила, как мои собственные мысли плавно перетекли в хриплый голос Тамарки-штукатурщицы. Это была скандальная баба лет тридцати, худющая, с торчащими из-под обязательной косынки иссиня-черными, как крыло ворона, волосами. Она делала уже пятый аборт, три из которых были подпольные, четвертый по липовому предписанию врача, из которого следовало, что рожать ей нельзя ни в коем случае, и только последний законный, но самый, по ее словам, болючий.

Под ее хриплые проклятья я заснула. Мне снились сперва голые мужики с торчащими пылающими членами, которые тянулись ко мне и шевелились, как змеи, покачивая смертоносными головами… Я, тоже совершенно голая, пыталась укрыться от них в какой-то пещере и отмахивалась руками, шлепая их по гладким горячим головкам, которые, несмотря на мои отчаянные усилия, обвивали меня кольцами, вкрадчиво скользили по мне, направляясь в самые укромные местечки, и наконец проникали всюду, доставляя нестерпимое наслаждение, по силе равное или превышающее ту боль, которую я совсем недавно испытывала. И я сама извивалась, и сжимала их изо всех сил руками, и рычала, и выла от страсти, и умоляла их сильнее, еще сильнее, еще сильнее сжимать меня сладостными кольцами, еще глубже, еще, еще, еще глубже проникать в меня…

Очнулась я оттого, что кто-то осторожно тронул меня за плечо. Я открыла глаза. Рядом с кроватью, склонившись ко мне, стоял медбрат, который ассистировал при операции, и внимательно всматривался в мое лицо.

— Что с вами? Вам плохо? — шепотом спросил он.

— А? Что? — спросила я, еще не совсем проснувшись и ощущая его горячую руку на своем плече как часть моего кошмарного сна.

— Вы так громко стонали во сне… — сказал медбрат и шевельнул рукой, собираясь ее убрать, но я молниеносным движением перехватила ее и крепко сжала, как сжимала моих ночных пришельцев из сновидения.

— Нет, нет, — пробормотала я, — только не уходите… Посидите со мной… Мне так страшно, так плохо…

— Ну хорошо… — сказал он, осторожно присаживаясь на край кровати. Да так, что я — о Господи! — почувствовала его всем бедром. — Только скажите, что с вами? Может, нужна помощь?…

— Да, да, нужна, — стуча зубами от внезапного озноба, прокатившегося волной по телу, но не выпуская его тяжелой руки, прошептала я и обвела палату шальным преступным взглядом, лихорадочно соображая, что же делать…

В палате было темно. Над дверью горела синяя лампочка дежурного освещения. Заливисто по-мужицки храпела Тамарка, ей тихо подхрапывали и подсапывали остальные подружки по несчастью.

— Да у вас, кажется, температура… — озабоченно сдвинул брови медбрат.

— Да, да, температура и сердце… Вот, посмотрите, послушайте…

С этими словами я отвернула одеяло и одним движением свободной левой руки содрала с плеча свою тоненькую ночную рубашку, обнажив при этом полностью левую грудь с уже торчащим и, кажется, даже дрожащим от возбуждения соском, а правой рукой я положила на нее его послушную от изумления ладонь. От этого прикосновения меня точно пронзило током от груди до пятки, бедра мои непроизвольно напряглись, и я почувствовала, что еще одно совсем крошечное усилие и… Я слегка расслабила бедра в надежде, что произойдет еще хоть что-то, хоть одно движение, от которого по всему телу как по бикфордову шнуру пробежит стремительный огонь и взорвет последним наслаждением уже готовую, пульсирующую, начиненную болью и желанием бомбу. И он сделал это движение. Прокашляв внезапно застрявший в горле комок, он сказал:

— Да… Возможно, и сердце… — И робко, как бы в подтверждение этих слов, сдавил грудь своей огромной раскалившейся лапищей.

Я снова сжала и снова отпустила бедра, не пуская побежавший огонь совсем туда, вниз, к бомбе. Я, наглая, надеялась, что будет еще что-то, что будет продолжение.

— Да, доктор, сердце… Очень… Послушайте… — бессвязно пролепетала я и, схватив его свободной левой рукой за лацканы халата, потянула его голову к груди.

Он послушно склонился. И как только его невидимая в синих сумерках щетина царапнула мой напрягшийся сосок, не искра, а ничем не сдерживаемая лавина огня прокатилась по моему телу и уже я вся взорвалась, вылетев, исчезнув на неопределенное время из этой жизни.

Когда я открыла глаза, он, воровато оглядываясь на спящую палату, укрывал меня одеялом и бормотал:

— Ничего, ничего, это сердце, это бывает, я сейчас принесу вам лекарство…

Он выбежал из палаты.

Я огляделась. В палате стояла настороженная тишина. Тамарка не храпела. Никто ей не подсапывал. Когда торопливые шаги медбрата смолкли в коридоре, прозвучал еще более хриплый, чем обычно, Тамаркин голос:

— Ну ты, Маня, даешь! Все отделение разбудила.

Я молчала, не зная, что ей ответить, не зная, догадалась она или нет.

— Приснилось что или куда стрельнуло? — спросила Тамарка.