Юрий Перов - Прекрасная толстушка. Книга 1

• Название: Прекрасная толстушка. Книга 1
• Автор: Юрий Перов
• Издательство: Столица-Принт
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2003
• ISBN: 5-98132-001-X, 5-98132-002-8

Героиня нового романа известного писателя и киносценариста Юрия Перова и впрямь красавица с пышными формами, пользующаяся необыкновенным успехом у мужчин. Среди ее поклонников зловещий Берия и вор "в законе", знаменитый футболист и великий тенор, космонавт и скульптор с мировым именем… По сути дела любовная эпопея Марии — это история нашей страны 50-х — 80-х годов.

---

Выяснять, не он ли прислал этот букет и кольцо, я в Одессу не поехала. Да и в каком гнездышке он мог меня там поджидать? Ведь не «у скалистых же берегов», в самом деле…

ШЕСТОЙ (1953 г.)

1

Знакомо ли вам чувство острого одиночества, которое однажды поселяется в вас и незримо точит душу, повергая временами в смертельное уныние, как скрытая болезнь?

Оно может кольнуть вас в сердце совершенно неожиданно в самый неподходящий момент, например во время веселой вечеринки в кругу близких друзей. Казалось бы, что еще тебе нужно? Веселись, танцуй, наслаждайся жизнью, — но нет, стоит кому-то из друзей только для того, чтобы повеселить компанию, рассказать о своем забавном любовном приключении или заторопиться на свидание, как зеленая тоска, словно клещами, сдавливает твою грудь, и становится нечем дышать, и твоя собственная жизнь кажется тебе беспросветно тусклой и унылой.

Ты вдруг забываешь, что лишь вчера еле выползла из-под обломков бурного, практически рокового романа, и до сих пор еще толком не зализала сердечные раны; что еще вчера клялась самой себе, что больше ничего подобного в своей жизни не допустишь, что важнее всего покой и здоровье, — и вот вдруг задыхаешься от черной зависти к чужой любви, даже забавной, и ощущаешь свое одиночество как ржавую клетку, в которой ни сесть, ни лечь, ни выпрямиться во весь рост. Я читала, что существовал такой вид пыток во Франции во времена Людовика XI.

Теперь я знаю, что это чувство в той или иной мере свойственно всем рожденным под знаком Близнецов, но тогда мы гороскопов не читали, астрология считалась реакционной лженаукой и прислужницей империализма, как генетика, кибернетика или алхимия.

Свойственны эти чувства и другим людям.

Тогда я совершенно искренне была убеждена, что одинока в своем одиночестве. Какая самонадеянность!

Я вовсе не оправдываюсь. Я просто пытаюсь объяснить, в каком душевном состоянии я вернулась из Одессы.

Омар Хайям, которого в свое время открыл для меня Нарком, замечательно сказал:

Ты лучше голодай, чем что попало есть,
И лучше будь один, чем вместе с кем попало.

Под каждой буквой в первой строке я готова подписаться кровью, но вот со второй дело обстоит гораздо сложнее… Умом я понимаю, что в ней абсолютная истина, да и сердце согласно ей непреложно следовать, но в жизни все получается совершенно по-другому. То есть просто наоборот.

Оставшись одна, я начинаю метаться, как крыса в клетке, места себе не нахожу, постоянно смотрю в зеркало на свои толстые ноги, на непомерные груди, на талию, которая начинает заплывать…

А между прочим, талия — это единственная моя гордость, это, можно сказать, фундамент, на котором держится вся моя фигура. Не будь ее, я давно бы превратилась в толстое и длинное бревно.

Талия, конечно, не так, как прежде, держится у меня до сих пор, но в состоянии глухой тоски я всякий раз отчетливо вижу, как она заплывает.

Все, что я сказала выше, относится к обычному, самому заурядному одиночеству. А ведь, как ни крути, — из Одессы я вернулась брошенной…

Да, я сама гордо повернулась посередине улицы Пушкина, самой красивой улицы мира, и ушла не оглядываясь… Да, он бежал за мной, упрашивал вернуться, но ведь себя не обманешь, хоть иногда это и удается. Бросил меня он. Первый.

Задолго до нашей встречи. И я подозреваю, что не меня одну.

Бедная Бэла, думала я тогда с деланной иронией, наверное, нелегко быть средоточием такого упорного внимания, такой неистребимой, как тараканы, преданности. Нет, я сравнивала с клопами. Они тогда были подлинным бичом Москвы. Тараканы пришли позже…

В общем, зря я иронизировала… Чуть позже я убедилась, что и сама увязла в точно таком же… По самые уши.

Что говорить — обидел меня рыжий! Очень обидел. Просто ранил. Глубоко и больно. В момент удара боль была нестерпимая, но короткая. Теперь же душа саднила глухо и без передышки.

В таком-то состоянии я и встретила нашего француза Дмитрия Владимировича Мерджанова. Я его сперва не узнала. Сперва я на него рассердилась…

2

Незадолго до Нового года я шла домой с Пушкинской площади и вдруг заметила, что за мной увязался какой- то черный и бровастый. На длинном, крючковатом и явно грузинском носу его сидели очки в толстой модной оправе.

Что же это такое, возмущенно подумала я, совсем нет прохода от этих грузин. А в том, что он именно привязался ко мне, а не просто так идет по своим делам, не было никакого сомнения.

Вы же сами, девочки, знаете, как это сразу чувствуешь. Идешь по улице, и все вроде прохожие как прохожие, спешат по своим делам, и вдруг замечаешь, что между тобой и каким-нибудь типом словно протягивается некая незримая нить…

Нет, это не совсем точно. Даже не нитка, а какой-то жесткий металлический стержень, потому что если ты от возмущения ускоряешь шаг, то и он его ускоряет, если ты замедляешь шаг, то замедляет и он, а стоит тебе остановиться, и он останавливается как вкопанный. Правда, при этом делает вид, что его что-то заинтересовало в витрине или на афише. В общем — «Сети шпионажа», трофейное кино.

В таких случаях я любила выбрать местечко понеуютнее, где нет ни витрин, ни афиш, ни досок «Мосгорсправки», где нет ничего, кроме бегущей толпы, и с самым дурацким видом вдруг замереть прямо посреди человеческого потока, повернуться к нему лицом и стоять так минуту, две, пять, наблюдая, как этот несчастный топчется на тротуаре и изображает, что у него шнурок развязался или что-то срочно нужно найти в карманах, или останавливая прохожих за рукав и спрашивая какую-нибудь чепуху. И не спускать с него глаз, пока у бедолаги нервы не выдержат и он либо, развернувшись, потрусит в противоположную сторону, либо, пряча глаза и отворачиваясь, прошмыгнет мимо. И тогда можно будет спокойно идти дальше.

Подходили они с предложением редко, за всю мою жизнь раза два-три, не больше. Однажды, много лет спустя, я у одного из этих смельчаков, когда мы с ним познакомились поближе, спросила, чего же он так долго выжидал? Он помялся, помялся и признался, что очень страшно было. И не просто боязнь отказа ему мешала, а что-то большое…

— Что-то необъяснимое, — смущенно пробормотал он.

— Наверное, это из-за моего роста и комплекции? — предположила я.

— Не только из-за этого… — ответил он.

— А из-за чего же?

— Не знаю, как сказать… Наверное, из-за того, что у вас внутри…

— Да? — сказала я и вспомнила слова скульптора, который с пьяной категоричностью отрубил Илье: «Она больше женщина, чем ты мужчина».

Наверное, и этот храбрец имел в виду что-то похожее…

3

Человек же, которого я не узнала, и не думал прошмыгивать мимо или смущаться. Он прямиком направился ко мне и сказал:

— Здравствуй, Маша! Ты меня не узнаешь?

И только тогда я его наконец узнала. Это был мой школьный учитель французского языка. Мы с девчонками, разумеется, звали его просто Французом. На самом же деле он был аджарцем и родился в селе под Батуми.

— Здравствуйте, Дмитрий Владимирович, — сказала я.

В жизни не встречала человека, который мог так измениться всего за каких-то полгода… Правда, я и сама за эти полгода очень сильно изменилась, но не настолько же! И только спустя минут десять я догадалась, что он сбрил свои роскошные сталинские усы.

Зачем же он столько времени шел за мной и не признавался? — удивилась я. Меня-то он наверняка сразу узнал. Я же усов не сбривала. Значит, просто хотел подольше полюбоваться, как я при ходьбе задницей кручу…

И он сразу стал мне совершенно понятен. Это позже, в годах, мы начинаем ценить любое внимание, но тогда мне это было крайне неприятно. Тогда я, дурочка, еще была уверена, что мое внутреннее содержание гораздо ценнее того, что у меня снаружи. И притом имела в виду совсем не то, что скульптор, — не сексуальность, а свою неповторимую душу и недюжинный интеллект.

— Как ты живешь? — спросил он, строго заглядывая мне в глаза. — Поступила в институт? Ты, кажется, хотела в медицинский?

Он никак не мог найти со мной правильного тона и злился из-за этого. Ведь с какой бы целью он ни увязался за мной, еще полгода назад я была его ученицей, и освободиться от этого ему было нелегко. К тому же он, наверное, чувствовал себя рядом со мной чуть ли не дедушкой. Знал бы он о Наркоме… Между прочим, тот тоже был грузин.

— Это мама хотела, — по-взрослому, как равная, усмехнулась я. — А мне больше нравился библиотечный…

— И что же? — все еще учительским тоном спросил он, но, спохватившись, по-свойски улыбнулся, подмигнул и добавил игривым тоном: — Поступила в библиотечный или не сдала иностранный?

Это была тонкая шутка, так как французский я знала лучше всех в классе и иногда, когда он заболевал, даже вела вместо него уроки.