Явдат Ильясов - Заклинатель змей

• Название: Заклинатель змей
• Автор: Явдат Ильясов
• Жанр: Историческая проза

Повесть о трудной судьбе, удачах и неудачах беспутного шейха, поэта, ученого, несравненного Абуль-Фатха Омара Хайяма Нишапурского, жил такой когда-то на земле…

Стихи Омара Хайяма даны в переводах О. Румера и И. Тхоржевского

---

Что городит главный звездочет? Васити попробовал робко возразить:

— При чем тут Козерог и Водолей? Ведь речь идет о Стрельце…

— Да, да, о Стрельце! — поддакнул ему султан, который все-таки помнил, что рожден под этим знаком. Омар — снисходительно:

— О повелитель! Извольте взглянуть. — Он ткнул астролябией в звездную таблицу. — В Стрельце — дом воителя Мирриха.[11] И тут еще — Счастье счастий. Все сходится наилучшим образом! — Он полистал толстое астрологическое сочинение. — Поход будет удачен. Не забудьте одно — взять хорошее войско и надеть на средний палец правой руки кольцо с топазом.

— Топаз — мой любимый камень! — воскликнул царь.

— А-а, — начал было Исфазари, но Омар резко его оборвал:

— А Исфазари еще молод! — И бросил на помощников такой взгляд исподлобья, что им показалось: глаза у него превратились в холодные жеято-зеленые топазы.

И, не решившись ему перечить, они, хоть и видели, что их наставник несет околесицу, сочли за лучшее промолчать и исчезнуть.

Султан — восторженно:

— Если ты прав и поход будет удачен, я награжу тебя как пять царей!

— И я — как пять визирей, — отер лоб визирь побелевшей рукой.

***

Итак, султан Меликшах, надев на средний палец правой руки кольцо с топазом и прихватив к тому же огромное войско, переправился через Джейхун.

В звездах он, конечно, не разбирался, но зато был человеком храбрым, в пух и прах расколотил караханидов, захватил Бухару, затем Самарканд, последний — после долгой осады. Хан Ахмед был взят в плен. Но, поскольку он родич Туркан-Хатун, любимой жены Меликшаха, султан подарил ему жизнь, вернул престол и с великой славой и добычей, нагнав страху на всех в Заречье, отбыл домой, в Исфахан.

Узнав об этом, Музафар Исфари, осунувшийся от бессонных ночей, явился к Омару, потрясенный, и рухнул перед ним на колени.

— Учитель! — воскликнул он со слезами. — Разреши мое недоумение. Иначе я заболею. Ведь по звездам не было «выхода», они указывали "возвращение".

— Разве султан не вышел — и не вернулся в блеске славы? — сказал Омар невозмутимо.

— Да, но как ты сумел это предсказать? Я сколько ночей не спал, заново высчитал градусы и минуты Стрельца, ничего не упустил, проверил все звездные таблицы и астрологические сочинения. Расположение звезд до сих пор отрицательно! Может быть, я чего-то не знаю? Объясни, ради аллаха, как ты рассчитал "выход"?

— Никак, — зевнул Омар. Он тоже плохо спал в эту ночь, был у Экдес. — Я ничего не рассчитывал, сказал, что в голову взбрело. Звездам, друг мой, нет дела до нашей земной суеты. Солнце всходит не оттого, что кричит петух. Нужно султану побить хакана — пусть идет и бьет. Чего выжидать? Я знал, будет одно из двух — либо это войско победит, а то будет разбито либо это будет разбито, а то победит. Будет разбито то войско — ну, и слава богу, это — с меня некому будет спросить.

У Музафара — ум за разум: все его астрологические представления вмиг улетучились из головы.

Кто-то подслушал их разговор, — скорее всего Газали, — и донес о нем султану. "Вот как он играет судьбою царей!" — возмутился Меликшах. И Омар не получил обещанной награды. Султан перестал его замечать. И заодно — выплачивать жалование. Но у Омара оставались деньги с прошлых лет, да и визирь, довольный исходом дела, выдал ему из своей казны десять тысяч динаров.

Так что работы в Звездном храме продолжались.

***

Умерла мать.

Мир ее праху! Отбушевала. Отмаялась. Он всю жизнь не ладил с нею. Никак и ничем не мог он ей угодить.

И только теперь до него дошло, что он, сам не ахти какой мягкий, одаренностью своей обязан ей — никому другому, а именно ей, ее бурному нраву. У женщин смирных, тупо-спокойных не бывает способных детей.

Спасибо, мать.

***

Туркан-Хатун до того огорчилась из-за неудачи брата, хакана Ахмеда, что несколько дней, вернее — ночей, не подпускала султана к себе. Собственно, Туркан-Хатун — это скорее титул, "мать-царица тюрков", зовут-то ее — Зохре.

— Или ты хотела, чтобы твой родич побил меня? — рассердился Меликшах.

— Нет.

Лоб упрямо опущен, озирается из-под него, как волчица. Волчица и есть. Степная. Пригожая, молодая, с красивой родинкой на лбу, — поймал он однажды такую на охоте. Так ему приглянулась, что он, глупый, вздумал погладить ее — и отскочил с окровавленной ладонью.

Ту он убил. А эту? Ничем, ни злом, ни добром не проймешь, когда стих на нее найдет. А находит он часто. Но — хороша, чертовка!

К буйной алтайской крови Зохре примешалась коварно-покорная бухарская кровь, и удачная эта примесь сгладила ей скулы, выпрямила нос, смягчила жесткий разрез яростночерных глаз, выбелила кожу. Только губы резко очерчены, чуть оттопырены, всегда полураскрыты, как у многих тюрчанок. Все же, оставаясь тюрчанкой, она по облику уже не та, какой была, скажем, ее бабка. Сопоставь ее с хозяйкой юрты откуда-нибудь с верховьев Улуг-Хема, сразу увидишь разницу. И в язык уроженки Мавераннахра примешалось столько таджикских и арабских слов, что та с трудом поняла бы эту.

— Я хочу, чтобы ты не трогал его!

— Пусть не бунтует…

Ну, после обычных в таких случаях жалостных слез, охов и всхлипываний состоялось примирение. Оно было столь горячим, что царица сразу же затяжелела. И сказала она, когда об этом узнала, великому султану Меликшаху:

— Рожу тебе сына — сделаешь его своим наследником? И, в положенный срок, родила она ему сына. И дали ему имя Мухмуд.

И султан Меликшах хотел объявить его наследником своей царской власти.

Но тут взбунтовался визирь:

— Никогда!

Хватит с нас этих ягма, карлуков, чигилей. И без того от них проходу нет во дворце. Сядет на престол нашей державы чужак — она уплывет из наших рук. Заречные тюрки народ неуемный и наглый, не успеешь мигнуть, как залезут на шею. Наследником должен быть Баркъярук, чистокровный сельджук…

Не знал Низам, что этими словами вынес себе смертный приговор.

Не знал он и того, что между Ираном и Заречьем в ночной темноте замелькали туда и сюда тайные гонцы. И того, что иные из них, добравшись до Рея, сворачивали под Казвин, к Орлиному гнезду.

А мог бы узнать. Если б так же прилежно, как прежде, выслушивал своих осведомителей. Но он перестал их слушать. Ибо султан охладел к великому визирю.

Омару Хайяму, положим, все равно, замечает его султан, не замечает. Бог с ним, с царем и его поистине царским непостоянством. У Омара — звезды. А для Низама аль-Мулька немилость владыки горе. Придворный! У него надломилось что-то внутри. Руки упали. Он сразу и заметно постарел, ослаб, утратил обычную зоркость.

— Султан-то наш… недалек, — сказал он Омару невесело. — Подвергает опале человека, который один из всех по-настоящему верен ему. И не видит, бедный, что рубит сук, на коем сидит. Мне его жаль. Похоже, намерен сослать меня в Тус. Пусть! Хоть отдохну на старости лет.

Но в Тус ему не хотелось. Старый визирь боялся за судьбу государства. Оно погибнет без него!

***

Однако и в царском дворце торчать у всех на виду ему опротивело. И у себя во дворце не сиделось. Говорят, опешившая утка начинает нырять не головой, а задом. Визирь приютился в Звездном храме. Здесь часами вдвоем с Омаром они охотились за звездами.

— Я жизнь испортил себе, увлекшись государственными делами! Из меня получился бы неплохой ученый, а?

— Тогда б ты и вовсе погубил свою драгоценную жизнь.

Газали им уже не мешал, визирь отправил его в Багдад, в медресе "Низамие".

"…Из Малого пса. Та, что на шее, то есть Привязь. Знак Зодиака — третий. 9 градусов 26 минут долготы, 14 градусов 00 минут широты. Величина — четвертая. Действие — благоприятное.

Из Корабля Арго. Последняя из двух на заднем весле, то есть Сухейль…"

Иногда, когда им надоедало высчитывать градусы и минуты, они укрывались в доме Хушанга, выпивали по чаше-другой вина, играли в шахматы, вели спокойную беседу об атомах, звездах, о древних греках.

Низам — высокомерно:

— О древних судить не могу. Но те, что живут сейчас, по-моему, самый бестолковый народ на земле.

— Ну! Народ не может быть бестолковым. Сбитым с толку — пожалуй. Христианство сбило их с толку. Как и нас — чужое вероучение.

Визирь — с неизжитой за века — древней арийской спесью:

— Греки, евреи, армяне, цыгане и еще всякие там апказы-капказы — все они для меня на одно лицо. Я их не различаю.

Омар стиснул зубы. Вот уж такие речи ему не по нутру. Ибо в сердце его навсегда оставили след и цыганка Голе-Мохтар, и еврей Давид, сын Мизрохов, и тюрк Абу-Тахир Алак, и таджик Али Джафар, и рус Светозар — и оно осталось открытым для всех.

Конечно, персы — великий народ, кто спорит? Древний народ, одаренный и мудрый. Несмотря на все страшные испытания, сохранились сами, сохранили родную землю и родной язык, один из прекраснейших на свете. Но ведь это можно сказать почти о любом другом народе!