Глеб Кузовкин - Безопасность Родины храня

• Название: Безопасность Родины храня
• Автор: Глеб Кузовкин
• Издательство: Каменяр
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1988
• ISBN: 5-7745-0089-6

В художественно-документальных очерках писатели и журналисты рассказывают об отваге, мужестве, профессиональном мастерстве львовских чекистов в борьбе с врагами нашей страны.

---

На паровозоремонтном заводе работалось ему хорошо, можно сказать, в охотку. Даже когда приходилось по две смены подряд вкалывать (нередко случалось и такое, ведь время-то тревожное было, предгрозовое), не хныкал, а скорее наоборот, даже какое-то удовольствие получал от того, что может испытать себя на прочность…

Подъем кончился. Вытащив телегу на гору, лошадка таки изрядно притомилась и теперь плелась так медленно, что Петр даже обогнал ее.

— Садись, чего там, все равно быстрее не будет, — окликнул лейтенанта дед, нарушив наконец затянувшееся молчание, и, пододвинувшись, освободил ему место рядом с собой. — Ее, холеру, — кивнул он на лошадь, — хоть батогом, хоть каленым железом, все равно не подгонишь. Зато дома будет как по расписанию, куда там поезду, точь-в-точь к обеду. Мабуть, эту привычку у немцев переняла, когда бричку с каким-то ихним шуцман-начальником тягала.

— А что, фрицы тут у вас сильно свирепствовали? — поддержал разговор Петр, усаживаясь рядом с возницей.

— А как же… Да и не только они, — дед оглянулся, словно ожидая увидеть кого-то за своей спиной, и щелкнул кнутом. — Вьйо! Щоб тебя…

И снова воцарилось молчание. Возница, наверное, обратился мысленно к не столь уже и далекому прошлому, а Петр вернулся в предвоенные годы. Опять представилась ему вся семья. Только вот разговоры посдержанней, да и лица у всех построже. Провожают Петра в армию. Отец подошел — обнял. Мать слезу уронила. Сестра поцеловала… Короче говоря, как в песне поется: «Были сборы недолги…». Вышел он из дому, оглянулся раз, потом еще, помахал всем рукой на прощание (они так у порога стоять и остались — провожать не разрешил) и зашагал на сборный пункт.

Эшелон с призывниками уходил ночью. Ребята устраивались поудобнее, тут же знакомились, готовились к дальней дороге. У кого-то оказалась гармонь. Зазвучали песни.

Время в пути летело быстро. В разговоры все чаще врывалось слово «Москва». Всех волновало одно: успеют ли они хоть одним глазом взглянуть на нее. И вот столичный Киевский вокзал. Звучит команда выйти из вагонов, построиться. Приземистый, плотно сбитый и на удивление подвижный майор называет фамилии — среди них Петр слышит и свою.

— Выйти из строя! — басит майор. — Остальным: по вагонам!

На перроне остались стоять около сотни человек. Не успели они взглядом проводить уходящий эшелон, как подъехали крытые брезентом грузовики.

— По машинам!

Петр уселся у заднего борта. Грузовики тронулись. И тут же из глубины машины послышалось:

— Ребята, куда едем? Вам там видно…

А что он мог ответить? Ведь видел Москву впервые. Вот высотный дом, набережная, какая-то площадь, проспект, снова набережная… Не может быть! Петр не верил своим глазам: машины въезжали на Красную площадь. Да, да… Именно такой запомнилась она ему с открыток и журнальных иллюстраций. Вот Спасские ворота…

— Где мы?.. — Все еще не унимались ребята, сидящие за его спиной. Ответить им Петр так и не смог. Дыхание перехватило, сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди. Да и не сон ли все это?

Тем временем грузовики, миновав медленно открывшиеся ворота, выехали на Кремлевскую площадь и остановились.

Петр услышал голос майора, который, выйдя из кабины, чеканя каждое слово, раздельно произнес:

— Товарищи, поздравляю вас! Вы прибыли на место прохождения своей службы…

Подводу основательно тряхнуло, и Петр едва удержался на своем месте.

— А, черт, покалечили дорогу, — выругался возница и, обратившись к лейтенанту неожиданно заискивающим тоном, предложил: — Может, сзади на сено уляжетесь. Оно так и удобнее, и безопаснее будет.

Петр удивленно взглянул на деда.

— С чего бы это я стал вдруг разлеживаться?.. А насчет дороги не беспокойтесь: и не такими колесить приходилось.

— Да так-то оно так, но впереди лесок видите?

— Вижу. Ну и что?

— Нам бы его минуть благополучно, и, считай, уже дома.

— Так минайте… — в тоне Петра сквозило неприкрытое раздражение.

— Эх, молодо-зелено, — сплюнул возница и, словно его зазнобило, поднял ворот неизвестно какого (то ли польского, то ли еще австрийского) образца латаной-перелатаной шинели.

Петр, будто невзначай коснувшись кобуры, снова соскочил с телеги и зашагал рядом. Время уже, наверное, близилось к обеду, так как лошадка побежала резвей.

…Да, Петру Дубровскому выпало служить в Управлении коменданта Московского Кремля. Тогда, в сентябре 1938 года, он впервые услышал бой курантов на Спасской башне. Не знал парень, что придется ему жить по этим главным часам страны целых шесть лет. И каких лет!

Он стал участником первого довоенного парада на Красной площади. Представляете, как готовились Петр и его сослуживцы к этому смотру? А через год он нес службу на посту номер один — у Мавзолея Владимира Ильича Ленина.

Ему довелось стоять в почетном карауле всего в нескольких шагах от самого дорогого, навечно оставшегося жить в сердцах миллионов человека. Мимо него в торжественном молчании проплывал многолюдный поток, тысячи, десятки тысяч лиц, всматриваясь в которые, Петр научился читать не только летопись, не только настоящее, но и грядущее своей Родины. И когда в июньское утро сорок первого в его сознании взорвалось это жуткое и оглушительное, словно вой падающей бомбы, слово «во-о-ойна», он уже знал: враг будет разбит. Ибо победить тех людей, которые проходили мимо него, направляясь к Ленину, невозможно. Просто НЕМЫСЛИМО!

А потом мимо Петра проплыл еще один людской поток. Только не тихий и скорбный, а грозный и решительный в своей неукротимой жажде разбить и уничтожить врага. Через заснеженную Красную площадь (ровно пятьсот подобных удару набата шагов), мимо Мавзолея, прошли в ноябре сорок первого защитники Москвы. Отсюда — прямо в окопы, на передовую!

В тот же день Петр подал рапорт с просьбой отправить его на фронт. Так же поступили и его товарищи. А вечером к ним в подразделение пришел начальник политотдела. Он постоял несколько минут, ожидая, пока его окружат плотным кольцом бойцы, и сказал:

— Мы понимаем ваше желание быть на передовой, но сейчас вы нужны здесь…

Вот и все. Эти слова они восприняли как приказ. Да они и были приказом — оставаться на посту номер один у сердца Отчизны.

Суровой, неприступной и в то же время родной, близкой — именно такой запомнилась Петру военная Москва. В августе сорок третьего его приняли в партию, а через несколько месяцев он снова обратился к командованию с просьбой направить его на фронт. Дни, недели, пока решался этот вопрос, тянулись для Петра невыносимо медленно. И вот наконец получен ответ: его просьба удовлетворена. Правда, сначала необходимо было пройти подготовку в школе НКГБ СССР.

Окончить ее он не успел. Началось большое наступление на Украине, и Дубровский вместе с большей частью курсантов был откомандирован в Киев, в распоряжение НКГБ УССР. С этого дня их боевой путь был неразрывно связан с продвижением передовых частей.

— …Ну вот, кажись, и проскочили, — прерывая воспоминания своего попутчика, облегченно вздохнул возница и, остановив лошадку, кряхтя, слез с телеги. — Теперь и пройтись можно, а то засиделся, как квочка на насесте. — И, не выпуская из рук вожжи, дед засеменил рядом с Петром.

Дорога тем временем повернула круто вправо, взобралась на пригорок, с которого Петр и увидел городок.

— Можно сказать, прибыли, — снова отозвался дед. — Вот оно, наше Комарно, щоб его комары съели…

Колеса подводы застучали по брусчатке, которой была вымощена центральная улица городка. Лошадка протащилась еще несколько сот метров и замерла у кирпичного здания провинциальной архитектуры, которое, судя по всему, было вокзалом.

Петр подошел к телеге, нашарил под сеном вещмешок, развязал его. Дед, как бы невзначай заглянув через плечо лейтенанта, небрежно бросил:

— Что ж, спасибо за компанию…

— И вам спасибо, — в тон ему ответил Петр и положил на то место, где всю дорогу восседал возница, завернутый в газету кусок мыла.

Старик, сощурив глаза, глянул на гостинец и расплылся в довольной улыбке. Он хотел еще что-то сказать своему попутчику, но тот поспешил прочь…

Городок показался Петру каким-то неприветливым. Возможно, причиной тому был недавно прошедший дождь, грязь и серое, словно налитое свинцом, небо?.. Нет, не только это. Вот идет навстречу девушка. Движения неуверенные, скованные. Взглянула на Петра и, будто чего-то испугавшись, отвела глаза. А женщина постарше, шедшая за ней, увидев лейтенанта, перешла на другую сторону улицы.

В Дрогобыче товарищи сориентировали Петра, как разыскать райотдел НКГБ, который находился в Комарно неподалеку от центра. Выйдя к реке, он сразу увидел его двухэтажное деревянное здание. Вывеска у двери гласила: «Комарновский райотдел Управления НКГБ». Дежурного у входа не было. Петр толкнул массивную дверь, которая неожиданно легко поддалась его руке, и вошел в управление. Миновав безлюдный коридор, он стал подниматься на второй этаж. Вдруг послышались шаги, и Петр, подняв голову, увидел на верхних ступеньках старшего лейтенанта. Подождав, пока Дубровский поравняется с ним, тот спросил: