Алексей Шмаков - Свобода и евреи

• Название: Свобода и евреи
• Автор: Алексей Шмаков
• Жанр: Религиоведение

Книга представляет собой сборник рассуждений и выводов, сделанных автором по ходу изучения так называемого еврейского вопроса. От древней религии иудеев и до их участия в современной политической и экономической жизни России A.C. Шмаков дает всестороннюю оценку этой нации. Резкость и исключительную критичность повествования не следует воспринимать как проявление крайнего национализма. Автор в силу своей адвокатской деятельности вынужден был прибегнуть к изучению еврейской истории и еврейства вообще, т. к. неоднократно выступал защитником русских граждан на многочисленных судебных процессах, спровоцированных «обиженными» евреями, и это явилось основанием для подобного изложения материала.

Особое внимание в книге уделяется участию евреев в революционном движении в России. Справедливость оценки этой и других сторон жизни иудеев читатель легко проверит, сравнив мнение автора с реальными событиями в истории нашей страны.

---

Алексей Семенович Шмаков СВОБОДА И ЕВРЕИ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Японская война и еврейство. Джон Буль, янки и Агасфер. Общие условия еврейского вопроса. Взгляд на положение евреев в России. Совет Адольфа Кремье о захвате прессы. Некоторые замечания о талмуде в связи с законодательством Моисея и книгой Исайи. Вениамин д’Израэли и политика Великобритании. Вечный Жид и три по разновидности: еврей биржевой, еврей газетный и еврей политический.

Сионизм, каббала, франкмасонство и социал-демократия. Общие замечания. Иудаизация спутников кагала. Талмуд и каббала. Сионизм, как движение «освободительное». Вероломство и неуловимость кагального бунта. Очерк борьбы арийцев с семитами. Всемирный союз масонов. Масонство вне христианских стран. Сокровенные обстоятельства русско-японской войны. Сатанизм и мартинизм. Происхождение масонства. Дело Дрейфуса как затея возлюбивших кагал масонов. Социал-демократия как еврейско-масонский террор. Сионизм как доказательство иудейского вероломства. Некоторые выводы.

А. Японская война и еврейство. Джон Буль, Янки и Агасфер

I. Даже накануне первой атаки Порт-Артура если кто-нибудь сказал, что три лучшие из наших броненосцев станут унылыми жертвами японцев; что не взирая и на такой урок, среди того же рейда снова от мины, но уже среди бела дня исчезнет в полторы минуты «Петропавловск» с Макаровым и Верещагиным; что затем в первом же морском бою наши военные корабли разбегутся от эскадры Того, как цыплята от ястреба; что ещё далее, на сухом пути, потерпев от тех же японцев жестокие поражения в битвах при Ялу, под Кинчжоу и Вафангоу, наши войска едва спасутся от плена в Ляояне для того, чтобы, не видав ни одного светлого часа, вновь испытать беспримерные унижения под Мукденом, а бездействовавший в порт-артурской западне флот своей бесславной гибелью создаст адмиралу Того среди ужасов Цусимы невиданный доселе триумф, нас же зальёт позором и слезами, каждый из русских людей с негодованием и презрением заставил бы умолкнуть зловещего прорицателя.

Истина вправе быть невероятной. Sunt lacrymae rerunis entem mortalia tangunt…

И что поразительнее всего — Япония знала, заранее знала, куда приведёт нас судьба и даже не скрывала этого. Правда, всего что произошло и сами японцы, разумеется, не ожидали, как не могли, конечно, рассчитывать на достижение столь роковых для нас результатов точно по мановению волшебного жезла.

Правда, из-за каких-то сахарных премий мы сумели окончательно расстроить свою, ещё недавнюю дружбу с Америкой, сыграв, таким образом, на руку Джорджу Кеннану (см. его разошедшуюся на многих языках книгу «Сибирь») и бесчестной прессе, науськивавшей на нас общественное мнение по заказу биржевых дельцов, которые жаждали нашей крови, чтобы из её потоков черпать золото… «Четыре враждебные газеты опаснее 100.000 человек неприятельской армии в открытом поле», — говорил ещё Наполеон. А разве нам враждебны только четыре газеты в Америке?.. Да и может ли идти в какое-либо сравнение ничтожество тогдашней прессы с её нынешней тиранией?..

Правда, мы ухитрились далее, во время бурской войны, прозевать единственный в своём роде момент, когда двинув армию в Индостан, мы не только отбили бы у Англии охоту издеваться над нами, как это, например, бывало в крымскую войну или на берлинском конгрессе, но и встретили бы благословение целого мира, очарованного благородством южно-африканских спартанцев в их героической борьбе за родину против нового Ксеркса, пятнающего морские волны как пират.

Правда и в том, что мы позабавились над самими же собою, отталкивая протянутую через Ито и Ямагато руку дружбы и этим, так сказать, принуждая Англию к немедленному заключению договора с Японией, который нашего естественного неизменного союзника против той же Англии превратил в надменного, коварного и свирепого врага России.

Правда, следовательно, что по собственной вине за 10.000 вёрст от всех наших средств, на чужой и враждебной земле мы попали в войну уже не с одной Японией, а в сущности — с Великобританией и Америкой, без помощи которых новоявленные «англичане Востока» не осмелились бы, очевидно, бросить столь дерзкий и для нас столь унизительный вызов.

Правда, наконец, что к посрамлению нашего изменнического либерализма, у японцев любовь к отечеству воистину трогательна, а исполнение долга беззаветно; что в грозное противоречие со всем происходившим у нас, их дипломаты, воины и моряки не уступали друг другу в доблести и что с точностью разведать изумительные наши порядки, кроме торговых сношений и совместного похода в Китай, стране восходящего солнца», без сомнения, помогали и американские друзья России…

Тем не менее, всего изложенного было бы недостаточно, чтобы привести нас в Портсмут.

Образ действия японцев с первых же дней войны, равно как их презрение к правилам чести и ко всяким требованиям международного права, начиная с злодеяний у Чемульпо наглядно свидетельствуют о сознательной уверенности наших врагов в своей безнаказанности, иначе говоря — в неизбежности нашего поражения.

Так было в самом начале войны. А её критический момент, когда мы с трепетом и мольбой вглядывались в необъятные пространства океанов, каждый шаг эскадры Рождественского, начиная с добрых услуг, оказанных Японии Англией в Ла-Манше, был отравлен прессой обоих полушарий, и, наоборот, ни одного известия о японском флоте не появилось. Как чудовищный дракон, он подстерегал нас около своей основной базы, — у Сасебо, куда Джон Буль, янки и Агасфер доставляли ему каждый всё необходимое по своей специальности, без сомнения, на позор и себе же самим.

Как для того, чтобы основательно разграбить частный дом, необходимо подыскать соучастника в ком-нибудь из его обитателей, так и для той степени разложения, куда маньчжурскими событиями низведена Россия, нужен был испытанный соглядатай, сводящий личные счёты с нами. Всякий, кто вдумается в наше беспросветное горе и спокойно его оценит, обязан признать, что с одними внутренними невзгодами нашего многострадального отечества без злостного о них доноса врагу, мы всё ещё не испытали бы того отчаяния, каким одарили нас японцы.

II. Здесь действовала иная, столь же исключительная, глубоко разъедающая наш государственный организм и к его гибели направленная болезнь.

Только при таком диагнозе возможно уразуметь весь трагизм событий.

Где же и в чём эта болезнь?

На собственной нашей земле — в еврействе.

У японцев нет или почти нет евреев, у нас же их, по крайней мере, восемь миллионов, т. е. больше, чем на всём остальном пространстве обоих полушарий. Представляя собой главные силы избранного народа, но действуя за одно с его сынами, рассеянными повсюду, еврейство ненавидит Россию, как непокорную ему державу, хотя под покровом её размножается и богатеет чрезмерно, уходить же отнюдь не желает, а потому стремится обратить её в новый Ханаан.

Смешно и преступно было бы отрицать это или, питая злорадство Израиля, даже перед такой опасностью закрывать глаза.

III. К своей цели евреи подвигаются обдуманно и неуклонно. Сам план кампании разработан получше японского.

А. Они завладели уже в России: её государственным и частным кредитом (большинство коммерческих кредитных учреждений, равно как почти все земельные, оперирующие, как известно, и в городах банки находятся в еврейских руках); многими железными дорогами, хлебной торговлей почти всецело, а мануфактурой, сахарной, чайной, лесной и некоторыми другими видами торговли и промыслов — в весьма значительной степени. В черте же своей оседлости они успели захватить всю вообще торговлю и промышленность. Они являются главными поставщиками на винную монополию, в Морском Министерстве и в Министерстве Путей Сообщения, а подряды по Министерству Военному едва ли не целиком монополизировали в свою пользу. Имея связи во всех остальных ведомствах и управлениях, а затем эксплуатируя эти источники по правилам талмуда, евреи проникают на высшие государственные должности, особенно по Министерству Финансов, Иностранных Дел и Юстиции, для чего до последнего времени по мере надобности крестились, теперь — возвращаются в иудейство, сперва понемногу, разумеется, в ближайшем же будущем перестанут стеснятся. Не даром в печати ещё на днях был отмечен проект устранения христианского богословия из курса высших учебных заведений и замены его «историей религий» с разрешением преподавания лицам обоего пола. Таким образом, если, например, ректором Петербургского университета уже оказался еврей (вероятно, крещёный), то с провозглашением еврейского равноправия Государственной Думой, в чем трудно сомневаться, новую кафедру для чтения лекций студентам займёт, пожалуй, Рухля Вексельфрессер или Малка Хаппергелд. Наше музыкальное образование давно ожидовлено, в главном же зале консерватории в Москве портрет Глинки помещён на втором плане лишь как декорация горельефа Николая Рубинштейна. Оперная и опереточная, а за ними и драматическая сцены переполнены сынами Иуды, нередко «помогающими своему счастью» ростовщичеством. Адвокатура не только в черте оседлости, а в Москве и, как следовало ожидать, в Петербурге скоро станет почти сплошь еврейской. В частности, самозваный «всероссийский союз адвокатов» недавно под председательством еврея Винавера, собиравшийся в Москве, но из посещения совета присяжных поверенных удалённый полицией, состоял из 13 христиан и 32 евреев. Наконец, за немногими разве исключениями, сполна ожидовленная у нас как, впрочем, и повсюду, периодическая печать — эта крайне опасная сила и ничем незаменимое средство подтасовки «общественного мнения», т. е. власти.