Михаил Савеличев - Самурай

• Название: Самурай
• Автор: Михаил Савеличев
• Жанр: Научная Фантастика

Заключительная часть романа «Иероглиф». Странствия неприкаянной души завершаются… Сетевая публикация.

---

— Друзья, — сказал я почтительно замолчавшим гостям, прекратившим разговоры, ковыряние еды и стук посуды, что столь раздражает говорящего речь или произносящего тост, справедливо видящего в не стихающем шуме неуважение и невнимание, — друзья, вот мы и добрались до туда, откуда есть только один путь — наверх, — но, поймав недоуменные взгляды сидящих напротив дам, поднявших бровки над глупыми глазами, я спохватился, еще раз внимательно огляделся, легко и непринужденно выдерживая паузу и впитывая окружающую меня зелень, столы, надушенных гостей и белоснежные салфетки, — хотя кто-то, а может быть и все, могут вполне резонно заметить — о чем это он? куда — наверх? зачем? есть ли этот верх, эта высшая цель? Я не говорю о тленных ценностях, они ничего не стоят, хотя, конечно, они вполне могут согреть наши души, а точнее — души тех, кто рядом с нами, — одобрительно шевеление среди мужчин придало мне сил, — я говорю о том, что может быть и эфемерно, и неощутимо, но по сравнению с чем золото обращается в ненужный кусок металла, покрывающийся ржавчиной. Я говорю о ВОЗДАЯНИИ. Подождите, я поясню свой тезис. Давайте оглядимся внимательно, посмотрим друг на друга непредубежденно и спросим самих себя — чего нам не хватает в этом мире? Денег? Чепуха, нет ничего бесполезнее денег, их нельзя есть, ими не укроешься в холодную ночь, это все равно что безногому тужить об отсутствии теплой обуви. Да и в этом случае их у нас чересчур много. Еды? Мадам, посмотрите на столы перед вами, а ведь они — крохотная толика того, что мы вообще можем иметь, но это и десять раз постольку, сколько мы в состоянии съесть в жизни, даже если плюнем на здоровье и диеты. Еда хороша тогда, когда ты голоден, но в таком случае не очень важно — что ты ешь, когда же ты сыт, то пища только боль и тяжесть в желудке, лишние килограммы и больное сердце. Развлечения? Нет, они сродни деньгам — позволяют убить время, забыть о собственном всемогуществе, о своей силе, стать на равных со случаем и попытаться обыграть его. Но какой прок от постоянного выигрыша?! Вы играете в карты? А вот вы в рулетку не пробовали? Полностью с вами согласен — нет скучнее игр, в которых всегда выигрываешь, а наша с вами участь — всегда выигрывать. Мы лишены азарта, нам непонятен проигрыш, мы твердой рукой делаем неизменно правильную ставку. Ну? Что еще, господа? Любовь? О, как вы романтичны! Нет, я далек от мысли, что мы можем покорить любую женщину или любого мужчину, но я так же далек от мысли, что мы от этого страдаем. Можно купить, загибайте пальчик, обмануть, еще пальчик, очаровать, подружиться, помогать, привязать, пожалеть, и еще миллион и одно слово в качестве более или менее полноценных заменителей любви. А можно ничего не делать, молча страдая, наслаждаясь доселе неизведанным чувством, когда нечто долго не дается в руки, но уверяю вас — это слишком скучно, страдание быстро утекает сквозь пальцы вместе с любовью. Но вот что-то новенькое в нашем лексиконе — наслаждение бытием. Поздравляю вас, я внутренне приготовился к чему-то более скучному — к власти, например, или свободе. Но при здравом размышлении и ознакомлении с соответствующими авторитетными трудами вы, наверное, не станете возражать, что такого рода наслаждение есть ни что иное, как все то, что мы сейчас называли и назовем в дальнейшем — и еда, и любовь, и игра. Наверное, Бог очень скучал, раз сотворил бытие, но еще быстрее оно ему наскучило, раз мы живем в безбожном мире. Скучно, господа, скучно иметь все и всех, желать желаемое и любить любимое. Поневоле возникает мысль, что тобой управляет нечто, позволяющее делать только то, что ты делаешь, словно свободный человек, вкушать только то, что тебе сейчас принесут, ставить только на ту карту, которая сейчас выиграет. Вы заметили, что нас с каждым разом становится все меньше и меньше? Не секрет, что мы начинаем искать смысл жизни даже не в друг друге, а в смерти друг друга, разжигая глупые и скучные междусобные войны, изобретенные задолго до нас и не претерпевшие ни в тактике, ни в стратегии никаких особенных изменений. Господа и дамы, вынужден с горечью констатировать — мы в тупике! Нам даже в смерти везет, так как в другой, пусть и более жуткой жизни, так же властвует наш старый добрый дружок. К чему я все это говорю? Сейчас поясню. Я долго размышлял над тем, как дальше быть. Пытался придумать и то, и это, возможно кто-то из вас и вспомнит некоторые незамысловатые шутки, учиненные мной над сообществом, но поверьте, в них скрывалось лишь немного перчика, который, как показал опыт, не в состоянии придать пресному блюду жизни божественный аромат. И вот тогда я подумал о СМЕРТИ. Да, я помню, что не слишком высоко оценил ее, но я оценивал ее как свершившийся и необратимый акт, когда невозможно выбраться из могилы и пойти пить пиво. Но внезапно я подумал о том, что зачастую ей приписывают то, чего у нее и нет. Я подумал о ВОЗДАЯНИИ! Я подумал о том, о чем мечтает самый распоследний нищий и самый авторитетный политик. Воздастся вам по заслугам вашим! Почему бы и нет? Почему бы нам не подумать сообща о том, что наши объединенные возможности могут послужить для того, чтобы…, нет, ну что вы, конечно я не о том говорю, не о том, чтобы озолотить нищих и разоблачить лжецов, я говорю лишь о том, что мы должны чувствовать у себя на затылке близкое дыхание воздаяния, видеть рядом с собственной тенью тень справедливости, от которой не скрыться ни в смерть, ни в ад, ни в жизнь, не откупиться и не пригрозить. Мы должны покрываться мурашками страха и стараться быстрее и полнее прожечь и прожить жизнь, у которой в таком случае появится славный вкус близкого отмщения, точнее — расплаты, откупиться от которой не хватит всех наших материальных и духовных возможностей. Миру жирных крыс нужен вечно голодный кот! Вот о чем я толкую. Если вы согласны со мной, то я могу вынести на ваш суд несколько подходящих кандидатур, которые несомненно вам понравятся. Что? Мадам, конечно же, мы не забудем ни о мужчинах, ни о женщинах, мы будем только помнить о специях, к которым у нас, наконец, прорежется вкус, притупившийся за века и тысячелетия скуки. Не окажутся ли оно хитрее и неуязвимее? Возможно, сэр, возможно, зачем нам поддавки, но зато подумайте о том, что вы приобретете! Жизнь наполнится всеми красками смысла! Каждое утро вы будете чувствовать такой заряд бодрости, какого не испытывали от самых ужасных наркотиков! Откуда я это знаю? Не мои ли это голословные измышления? Что ж, придется открыть вам всем небольшой секрет. Так вот, об отсутствующих…

Глава четырнадцатая. Мир номер ноль

Они сидели на большой мусорной куче, покрытой сверху относительно сухой и чистой бумагой, непонятно кем и для чего так расточительно выброшенной, и представлявшей когда-то при жизни громадный рулон, какие обычно использовали для распечаток на старых больших транзисторных машинах, который этот странный кто-то не поленился размотать с картонного цилиндра, валявшегося тут же неподалеку, и уложить бумагу в несколько слоев, тщательно застелив внушительный навал прочего электронного мусора, как то — обломков принтеров, измятых полотнищ жидкокристаллических экранов, клавиатур с выбитыми зубами-клавишами, мотки удивительно красивых даже в столь унылом и безысходном антураже волоконнооптических проводов, покрытых тончайшей пылью наноматриц, соседствующей с похожими на разросшихся жуков-мутантов кубиками процессоров и продолговатыми трупиками выпотрошенных мышей, и все это где-то в самой глубине горело или тлело, отчего куча курилась, как небольшой вулкан, воняла резиной и пластмассой и была такой теплой, что слезать с нее и идти в ночь и холод никому не хотелось.

Максим и Вика давно уже оперлись на спины друг друга, что позволяло лучше улавливать поднимающееся тепло, концентрировать его в районе поясниц, в результате по телам расползалась невероятная нега, словно они проводили время не на старой заброшенной помойке, а в уютной супружеской постели, прижимаясь задами и прикрывшись пуховым одеялом после нескольких часов безумной любви, причем этот приступ гедонизма вытеснил из голов все мысли, относящиеся к делу и к делу не относящиеся, превратил промерзшие некогда мозги в горячую, ничего не соображающую рисовую кашу, а закипевшая воля постепенно испарялась, поднимаясь вместе с дымом в черное небо.

Если бы Максим не был настолько тяжел, а Вика настолько хрупка, то он давно бы погрузился в очередной сон, который наверняка должен представлять абсолютную черноту, наполненную покоем, или, по крайней мере, он мог бы увидеть как они с Викой вот так сидят на теплой мусорной куче, он чувствует сонливость и засыпает, и ему опять снится куча, и так до бесконечности, но в любом случае ему пришлось бы опереться всей массой на хрупкую Викину спину, не защищенную даже бронежилетом, отчего та наверняка переломилась бы тростинкой или сложилась пополам, как циркуль, поэтому ему приходилось с несвойственной ему тщательностью себя контролировать, отбиваясь от накатывающих все чаще и чаще прозрачных теней сновидений, а вдобавок подтянуть к груди ноги, насколько позволяли бронежилет и арсенал, и периодически пытаться положить на сложенные на коленях ладони еще и собственный подбородок, но это не очень получалось, словно в спине со скрипом растягивалась тугая пружина а потом так же со скрипом сжималась, приводя его обратно в вертикальное положение.