Михаил Савеличев - Иероглиф

• Название: Иероглиф
• Автор: Михаил Савеличев
• Издательство: Северо-Запад Пресс
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2002
• ISBN: 5-93699-001-X

Здесь нет солнца и звезд. Здесь каждый воюет против всех. Здесь вампиры уживаются с сиренами, а сверхцивилизация — со всадниками Апокалипсиса. И действует странное Общество бумажных человечков, чьи представители вершат свое правосудие вне морали и закона. Они существуют между жизнью и смертью, в своем персональном аду, и не осознают, что их главная цель — умереть.

---

В голове у меня звенела целая звонница колоколов, вместо сердца чихал пламенный мотор, который забыли заправить топливом, а в глазах расцветали радуги. Эта ночь меня все-таки доконает, подумалось с тоской, и точно — Ольга обняла меня за шею и стала покрывать лицо страстными поцелуями. Только теперь я понял, что спала она без ночнушки. Гибель богов.

Когда Оля заснула, я выбрался из-под одеяла, собрал разбросанную одежду и кое-как оделся трясущимися руками в библиотеке, смахнув по пути запакованные в пыльный целлофан две коробки с пластинками, на которых рукой Георгия Константиновича было начертано: «Внимание! Не использовать в работе. Идет эксперимент!» Во время объединения Германии прошли слухи среди астрономов, что фабрику фотоматериалов в Восточной зоне, выпускающей единственно доступные для наших астрономов фотопластинки, будут перепрофилировать на производство фотообоев, и Георгий Константинович решил поставить эксперимент на выживаемость эмульсии в безвоздушном пространстве, и в случае успеха, скупить все неликвиды. Слухи, однако, не подтвердились, и он потерял к пластинкам всякий интерес. Я последние два года все собирался их опробовать ради научного интереса, но от этого интереса теперь остались одни осколки.

Ночь все никак не могла разрешиться от бремени солнцем, и я решил позвонить на БТА, чтобы узнать их мнение о сегодняшних небесных происшествиях. Трубку взяли не сразу, а когда взяли, я сообразил, что им, наверное, совсем не до меня. Но мне повезло — ответил Айдар Бикчентаев, намного раньше меня окончивший нашу кафедру и занимавшийся коричневыми карликами, и корпоративный дух не дал ему послать меня куда подальше. Впрочем, слушать меня он тоже не стал.

— Какой туман, какие перья! У нас тут такая информация пошла закачаешься. Это похлеще, чем SS433! Вся космология к чертям собачьим летит. Приходи к нам, нужны светлые головы!

Я еле отбился от его восторженного напора и, бросив трубку, глубоко задумался. Что за астрономы сейчaс пошли. Работают на ПЗС-матрицах и спекл-интер-ферометрах, гидируют компьютер, а сами сидят в курилках, да режутся в «Цивилизацию» на «писишках». Такие динозавры, как я, уходят в прошлое. Кстати, о динозаврах, лениво подумалось мне, я, во-первых, не закрыл купол, а, во-вторых, не разрядил кассету. Сил идти не было, но придется, решил я и затушил сигарету.

Пока я закрывал купол, задвигал заглушку на астрографе и отключал его от сети, дверь распахнулась, впуская свет долгожданного утра, и в помещение ввалился возбужденный Альфир, размахивая измятым листом бумаги и крича «Эврика!» Я обречено нащупал табуретку и задымил очередную сигарету, ощущая во рту вкус Авгиевых конюшен.

Альфир меня обнял, троекратно расцеловал, снова усадил на табурет и сунул мне в руку свой листок. На нем была мною собственноручно написанная заявка на имя Лаврова, которую я искал уже три дня, на получение очередного пищевого довольствия в количестве трех килограммов масла, ящика тушенки, десяти банок сгущенного молока и пяти килограммов сахара. Прочитав внимательно свою челобитную и даже не удивившись восторгу Альфира моими эпистолярными способностями, я перевернул бумажку и обнаружил на оборотной стороне, по соседству с чернильный ми каракулями, оставшимися после расписывания засохшей пасты, написанную (точнее даже набросанную) корявым альфировым почерком систему из четырех тензорных уравнений. Я уже хотел со вздохом вернуть ему его математические фантазии, понятные лишь двум-трем научным светилам, включая его и Господа Бога, но тут я прозрел.

Сидя в холодном и голодном Петрограде, Фридман несколькими простенькими уравнениями перевернул наши представления о Вселенной. Сингулярность, Большой Взрыв, пульсирующая Вселенная, инфляционное расширение — все это и многое-многое другое, а самое главное — картина мира, вплавленная, вбитая в наши мозги, пошли оттуда, из тех годов.

Теперь Альфир своими закорючками на обороте моей писульки эту парадигму разрушал и создавал новую. Наконец и я попаду в историю. Следствий из уравнений вытекало множество, и каждое тянуло на нобелевку.

— Ты туман видел ночью? — поинтересовался я, протягивая ему листок.

— Какой туман! — воскликнул Альфир, повторяя слово в слово реплику Айдара, словно они репетировали одну и ту же пьесу. — В четыре часа меня осенило, и я потом часа два носился по вагончику за своими мыслями, как птичница за разбежавшимися фазанами. Поймал их еле-еле за хвост вот только полчаса назад и принес тебе еще тепленьких. И знаешь, что самое интересное?

Я пожал плечами.

— Из той ерунды, которую я писал раньше, вот это, — он потряс парадигмой, — никоим образом не вытекает. Представляешь? Совсем.

Станция дрыхла после бурной ночи. Ольга заперла дверь в зал, Альфира я кое-как уговорил пойти поспать, пригрозив отнять у него на неделю очки, а сам засел в библиотеке, пытаясь проверить на своих наблюдательных данных абсолютно безумную гипотезу, зародившуюся у меня после приключений этого утра. Oднако, как долго я ни сидел над длинными рядами заеров блеска, как ни курил одну за другой папиросы, вторые кто-то заныкал за стопками «Сайентифик ерикан», как ни поглощал пол-литровыми банками крспчайший кофе, но гениальные научные открытия не посещали, а кривая блеска V633 не поддавалась никаким геометрическим интерпретациям. Мои мучения прервал телефонный звонок. Звонил Костя, спавший в обнимку со спектрографом.

— Туман видел? — зловеще прохрипел он в трубку невыспавшимся голосом.

Не зная, плакать мне или смеяться, я заорал в телефон, почему-то с грузинским акцентом:

— Вах, какой-такой туман, генацвале. Весь ночь на звезды глядэл, нэкакой туман нэ видел!

Спорить он со мной не стал, только сказал по-верещагински: «Заходи» и повесил трубку. Так, так, так.

Становилось все страннее и страннее.

Солнце поднялось уже высоко, на синем-синем небе не было ни облачка, а в воздухе ощущался холод приближающихся морозов. Я поежился и быстро зашагал по бетонке, по которой прогуливались меланхоличные коровы и минировали трассу дымящимся навозом. Пройдя мимо пустой гостиницы, я стал подниматься по асфальту к куполам БТА и Цейсса.

У парадного подъезда БТА толпился народ, что-то жарко обсуждая, размахивая руками и чертя мелом и… стеклографами на подручных средствах формулы и чертежи. Такой научный энтузиазм свидетельствовал либо о получении многомиллионного валютного гранта, либо о действительно великом открытии, так как времена научного альтруизма, когда только любимая работа и наука дарили ни с чем не сравнимое удовольствие, а понедельник начинался в субботу, давно канули в лету.

Грантовые альтруисты, увидев меня, замахали рyками, крича в том смысле, что давай к нам, Руслан, и объясняя несведущим всю пользу приложения моей светлой, незамутненной теоретической астрофизикой головы к темной проблеме инверсии красногo смещения у сверхдальних квазаров, но я нетерпеливо отмахнулся и прибавил шагу.

Костя сидел в своей ярко освещенной лаборатории перед компьютером и наблюдал запись давешнего феномена. Я подхватил стул и сел рядом с ним, вглядываясь в терминал, по которому ползла идеально правильная фрактальная структура.

— Что ты думаешь по этому поводу? — ткнул в экран немытый палец Костя-отшельник.

Дискуссия наша длилась долго, и как это бывает в случаях, когда ни один из собеседников ни черта не понимает в предмете спора, мы вскоре скатились на личности.

— А знаешь, — вклинился я, когда ответный поток обвинений в профессиональной некомпетентности, недостатке воображения, политической недальновидности и отсутствии партийной чуткости затих, — Альфир нашел новое решение фридмановских уравнений. И на БТА все бурлит — у них голубое смещение обнаружили.

— А у меня резонансы пошли, — грустно признался Костя.

Мы посмотрели друг другу в глаза.

— Совпадение, — успокоил я его. — Моя V633, например, так и не раскололась. — Про то, кто и как раскололся этой ночью, я, естественно, умолчал. Он поскреб свою щетину и хитро прищурился. — Все равно, интересно. Еще меня интересует протяженность вот этого — как ты его назвал? — да, фрактала. Попробую дозвониться на материк.

На том и порешили. А когда я подходил к станции, тo увидел, как из нашего экспедиционного газика выгрyжается Таня с рюкзаками и коробками. Мы восторжeнно обнялись и расцеловались.

— Танечка, — весело дурачился я, — наконец-то я по утрам начну бриться, а то борода, знаешь, как надоела.

А Татьяна, дергая меня за оную, так же весело приговаривала:

— Да вы тут без меня совсем одичали, хлопцы! Не смотрит Ольга за вами, ох, не смотрит.

Глава 6. День ареста

На Максима кто-то донес, потому что, ничего не сделав, он попал под арест.

Он сидел в утреннем кафе, чисто инстинктивно разместившись в самом темном и дальнем углу этого и так скверно освещаемого скудным солнечными лучами, еле-еле пробивающимися через залепленные грязным, черным снегом узкие полуподвальные стекла-бойницы, забранные к тому же толстенными решетками, маленького помещеньица с тремя-четырьмя столами, расставленными на ковре, раскисшем от натасканных сапогами, ботинками, лаптями посетителей уличной грязи и обильно сдобренного солью снега, кои и превратили теоретически нетленную, разрисованную абстрактными узорами и сложными переплетениями синтетику в какие-то непотребные ошметки, напоминающие одновременно залитое мазутом болото и половую тряпку, которой лет десять ежевечерне протирали сортиры в дизентерийных бараках.